– Слышишь, дочь? Ты самой судьбой предназначена для светской жизни, – обратился к Пэнси отец.
– Разве не для вас, папенька? – задержала на нем девочка взгляд прозрачных честных глаз.
– Одно другому не мешает, – тихо усмехнулся Осмонд. – Ведь и я принадлежу миру, Пэнси.
– Итак, просим дозволения вас покинуть, – напомнила о себе сестра Катрин. – Как бы ни случилось, будь доброй, умненькой и счастливой, дочь моя.
– Мы еще увидимся – я непременно вернусь, – снова обняла монахинь Пэнси, однако мадам Мерль отвлекла ее внимание:
– Побудь со мной, милая девочка, пока папенька провожает сестер.
Пэнси бросила на нее разочарованный взгляд, однако протестовать не стала. Повиновение было в ней уже заложено прочно, и всякой высказанной повелительным тоном просьбе она непременно подчинялась; плыла по течению судьбы, не пытаясь свернуть.
– Нельзя ли мне проводить mamman Катрин до кареты? – все же не утерпев, робко спросила девочка.
– Я предложила бы тебе остаться здесь, – возразила мадам Мерль.
Сестры, снова низко поклонившись гостье, вышли из гостиной в сопровождении мистера Осмонда.
– О да, конечно, – пробормотала Пэнси, встав подле мадам Мерль, и сквозь слезы посмотрела в окно.
Та взяла ее за безвольную руку.
– Рада, что тебя научили послушанию. Именно это и требуется от девочек.
– Слушаться я умею превосходно, – воскликнула Пэнси едва ли не с гордостью, будто хвасталась умением играть на фортепьяно, и тут же тихо, едва слышно вздохнула.
Мадам Мерль, продолжая удерживать девочку за руку, перевернула ее тыльной стороной ладошки вверх и изучила придирчивым взором. Изъянов не обнаружилось: обычная детская ручка, хрупкая и белая.
– Полагаю, тебя заставляют надевать перчатки? Девочки обычно перчаток не любят.
– Раньше не любила, а теперь мне нравится их носить.
– Очень хорошо; я подарю тебе целый десяток.
– О, благодарю. Каких цветов, мадам Мерль? – заинтересовалась Пэнси.
– Самых практичных, – поразмыслив, ответила та.
– Вы ведь выберете красивые?
– Обожаешь красивые вещи?
– Ну, не то чтобы обожаю, а так… – с безразличием равнодушного к роскоши человека пожала плечами Пэнси.
– Тогда очень уж красивых обещать не стану, – засмеялась мадам Мерль.
Взяв девочку за другую руку, она притянула ее к себе, а затем заглянула в глаза:
– Будешь скучать по матушке Катрин?
– Когда стану о ней вспоминать – конечно.
– Коли так, постарайся не вспоминать вовсе. Возможно, когда-то у тебя появится другая матушка.
– Какая в том нужда? – с новым легким вздохом возразила Пэнси. – В обители их больше тридцати.
За порогом раздались шаги, и мадам Мерль, отпустив девочку, поднялась из кресла. Войдя в гостиную, мистер Осмонд прикрыл дверь. Не взглянув на гостью, он передвинул стулья на положенные им места. Гостья молча наблюдала, как хозяин дома ходит по комнате, затем заговорила:
– Надеялась все же, что вы приедете в Рим. Полагала, захотите забрать дочь сами.
– Вполне естественно с вашей стороны. Однако я не впервые обманываю ваши ожидания.
– Верно; своенравный вы человек!
Мистер Осмонд еще несколько времени бродил по просторной гостиной, будто непроизвольно искал повод оттянуть неприятное объяснение. Исчерпав все предлоги – оставалось разве только взяться за книгу – он остановился, заложив руки за спину, и посмотрел на дочь.
– Отчего ты не вышла попрощаться напоследок с матушкой Катрин? – резко осведомился он по-французски.
Пэнси заколебалась, поглядывая на мадам Мерль.
– Я попросила девочку остаться со мной, – ответила за нее та, снова усевшись.
– Хм, да, пожалуй, так было лучше, – сдался Осмонд и, опустившись в кресло, вперил взгляд в гостью.
Переменил позу, слегка наклонившись вперед, уперся локтями в края подлокотников и скрестил пальцы рук.
– Она обещала подарить мне перчатки, – подала голос Пэнси.
– Стоит ли об этом рассказывать на каждом углу, дорогая? – подняла брови мадам Мерль.
– Вы очень добры к моей дочери, – сказал Осмонд, – однако все, что требуется, у нее есть и без вас.
– Полагаю, монахинь с нее уже хватит.
– Ежели вы предполагаете перейти на подобную тему, Пэнси лучше нас оставить.
– Пусть посидит с нами, – покачала головой мадам Мерль. – Поговорим о чем-нибудь другом.
– Беседуйте, я не буду прислушиваться, – с честным, не вызывающим сомнения видом предложила Пэнси.
– Слушай сколько угодно, милое дитя. Все равно тебе не понять наших разговоров, – усмехнулся отец.
Девочка послушно уселась у открытой двери и устремила невинный задумчивый взор в цветущий сад, а мистер Осмонд продолжил, сменив тему:
– Вы сегодня особенно хорошо выглядите.
– По-моему, я всегда выгляжу одинаково, – пожала плечами мадам Мерль.
– И то верно; вы всегда одинаковы. Одинаково хороши. Вы – потрясающая женщина.
– Пожалуй, соглашусь.
– Однако лишь снаружи. В душе вы человек непостоянный. По возвращении из Англии ведь заявили, что теперь нескоро уедете из Рима.
– Польщена, что вы запомнили мои слова. Именно такие намерения у меня и были, а затем пришлось выехать во Флоренцию – встретиться с недавно прибывшими друзьями. При встрече с вами я еще не подозревала об их планах.
– Что ж, вполне типическая для вас причина. Для друзей вы готовы на все.
Мадам Мерль одарила хозяина дома открытой улыбкой:
– Не более типическая, чем ваша ремарка – совершенно, кстати, неискренняя. Впрочем, не стану вас винить: ежели не верите в то, что говорите, – это ваше личное дело. Я никогда не жертвую собой ради друзей, более всего забочусь о себе, а потому подобной похвалы не заслуживаю.
– И это верно; однако в вас уживается столько разных ипостасей… Еще не видывал человека, жизнь которого оказывала бы так много влияния на других.
– Что вы подразумеваете под «жизнью»? Внешность, поступки, занятия, общество, в котором я вращаюсь?
– Ваша жизнь суть честолюбивые помыслы.
Мадам Мерль задержала взгляд на Пэнси.
– Способна ли ваша дочь понять, о чем мы говорим? – пробормотала она.
– Вот видите, ей и впрямь следовало удалиться, – вздохнул мистер Осмонд. – Поди в сад, mignonne [19], нарви цветов для мадам Мерль, – вновь перешел он на французский.
– Как раз хотела попросить дозволения! – радостно воскликнула Пэнси, быстро вскочила со стула и бесшумно исчезла.
Отец подошел к дверям, постоял, наблюдая за дочерью, и вернулся к мадам Мерль. Садиться не стал – вновь зашагал по гостиной, будто утверждаясь в ощущении свободы, которого, видимо, не испытывал сидя.
– Мое честолюбие по большей части имеет отношение к вам, – твердо взглянула на него мадам Мерль.
– Вот что я и пытался объяснить: я – часть вашей жизни, не говоря о тысяче других людей. Вы эгоистичны? Никак не могу согласиться. Ежели вы эгоистичны, что тогда сказать обо мне? Ну, подберите же для меня подходящий эпитет.
– Вы ленивы. Стремление к праздности – худшее ваше качество.
– А на мой взгляд – лучшее.
– Вас это нисколько не волнует, – мрачно отметила мадам Мерль.
– Нет, не слишком. Тоже порок? Да, я не поехал в Рим, и тому причиной лень. Но не только…
– Не поехали – и ладно. Для меня это неважно, хотя я была бы не против вас повидать. Однако хорошо, что теперь вы не в Риме – ведь подавшись в столицу, могли бы задержаться там и на месяц. Мне кое-что от вас надобно именно здесь, во Флоренции.
– Не забывайте о моей лени, – напомнил Осмонд.
– Я-то помню, а вот вас умоляю о ней на время забыть. Проявите достоинство – и получите награду. Дело несложное, однако может оказаться весьма интересным. Когда вы последний раз завязывали новые знакомства?
– Пожалуй, еще до того, как впервые встретил вас.
– Тогда сейчас самое время. Хочу представить вас одной подруге.
Мистер Осмонд вновь приблизился к двери в сад и остановился, посматривая на дочь, бродящую под яркими солнечными лучами.
– Какая мне с того польза? – грубовато, но добродушно осведомился он.
– Вы неплохо развлечетесь, – обдумав ответ, после долгой паузы произнесла мадам Мерль.
– Что ж, придется поверить на слово, – хмыкнул Осмонд, встав напротив нее. – Кое в чем я вам доверяю целиком и полностью. К примеру, убежден, что вы всегда отличите достойное общество от неподходящего.
– Достойного общества не существует.
– Ах, пардон! Знания, которыми вы, на мой взгляд, обладаете, – вовсе не расхожие клише. Вы получили их так, как и должно, – методом проб и ошибок, сравнив между собою невероятное количество в разной мере невыносимых людей.
– Что ж, предлагаю вам извлечь для себя пользу из этого знания.
– Пользу? Полагаете, я смогу?
– Во всяком случае – надеюсь. Однако все зависит от вашего желания. Боюсь, не в моей власти заставить вас совершить усилие…
– Все ждал, когда последует нечто утомительное, и вот вам пожалуйста… Господи, что в этом мире вообще стоит усилий?
Мадам Мерль вспыхнула, словно ей нанесли обиду.
– Не будьте глупцом, Осмонд. Ежели вы не знаете, что стоит усилий, кто тогда знает? Помню, каким вы были в прежние времена…
– Признаю, порой в нашей убогой жизни случается всякое – хоть и крайне редко.
– Стоит лишь постараться – и все случится, – возразила мадам Мерль.
– Хм. Пожалуй, вы в чем-то правы. Кто же ваша подруга?
– Помните миссис Тушетт? Так это ее племянница – я нарочно приехала во Флоренцию, чтобы с ней повидаться.
– Племянница? Как слышу это слово, сразу представляю совсем юную, ни в чем толком не сведущую девушку.
– Она и вправду молоденькая – всего двадцать три, и все же мы с ней большие подруги. Я с ней познакомилась несколько месяцев назад в Англии, и мы сразу сошлись накоротке. Изабелла мне очень по душе, более того – я ею восхищаюсь, а со мной это случается далеко не каждый день. Вы тоже будете в восторге.