Женский портрет — страница 72 из 124

Мгновение она размышляла над услышанным.

– Никто не удивлен моим решением больше меня самой.

– Вы говорили, что ежели до меня дойдет слух о вашей помолвке, то мне не стоит ему верить, – продолжал Каспар. – Двадцать дней назад я узнал о помолвке от вас самой и вспомнил о предупреждении. Решил, что тут какая-то ошибка. Отчасти потому и приехал.

– Хотите, я сама повторю известие, мне нетрудно. Нет никакой ошибки.

– Я понял это, едва лишь вошел в комнату.

– Вам-то какой прок в том, чтобы мне не выходить замуж? – чуть не вспыхнув, спросила Изабелла.

– Так мне нравилось бы больше.

– Вы и верно большой эгоист.

– Знаю. Мой эгоизм крепче стали.

– Сталь тоже плавится! Проявите благоразумие, и мы еще увидимся.

– Сейчас я, по-вашему, не благоразумен?

– Не знаю, что и сказать, – неожиданно смиренно произнесла Изабелла.

– Я вас долго не побеспокою, – продолжил юноша. Шагнул было к двери и в последний миг остановился. – Еще одна причина, побудившая меня приехать, это желание услышать объяснение: что же заставило вас передумать?

Смирение покинуло ее столь же внезапно, как и настигло.

– Объяснение? По-вашему, я стану что-то объяснять?

Он, как обычно, долго и слепо смотрел на нее.

– Вы были так решительно настроены. Я вам поверил.

– Я и сама себе верила. Думаете, я бы при всем желании, будь у меня таковое, смогла бы что-то объяснить?

– Нет, вряд ли. Ну что ж, – прибавил Каспар, – я добился того, зачем приехал. Повидал вас.

– Малая же награда за вашу одиссею. – Собственный ответ показался Изабелле убогим.

– Ежели опасаетесь, что я изможден, хоть как-нибудь, хоть сколько-то, на сей счет можете быть покойны. – И он развернулся, не пожав ей руки, никак не попрощавшись.

У двери, взявшись за щеколду, Каспар остановился.

– Завтра я покидаю Флоренцию, – недрогнувшим голосом сообщил он.

– Восхитительная новость! – горячо воскликнула Изабелла, а пять минут спустя после его ухода разрыдалась.

Глава XXXIII

Впрочем, слезы ее высохли, она успокоилась, и уже нельзя было сказать, что она плакала, когда спустя час огорошила известьем о помолвке тетку. Я намеренно использую именно такой оборот, поскольку Изабелла была твердо уверена в том, что миссис Тушетт рада не будет. Она лишь тянула с этим до ухода мистера Гудвуда, убежденная: негоже оглашать подобную новость до тех пор, пока хотя бы не услышит мнения мистера Гудвуда. Правда, высказал он куда меньше, чем она ожидала, и теперь ее охватила небольшая злость за впустую потраченное время. Однако Изабелла взяла себя в руки; дождалась, пока миссис Тушетт войдет в гостиную ко времени второго завтрака, и начала:

– Тетушка Лидия, мне надо вам кое-что сообщить.

Миссис Тушетт слегка вздрогнула и обратила на нее чуть не свирепый взгляд.

– Не утруждайся. Я сама все знаю.

– Не пойму, откуда бы?..

– Оттуда же, откуда всегда знаю, что окно открыто. По сквозняку. Ты собралась выйти за того мужчину.

– За того – это за какого? – с большим достоинством поинтересовалась Изабелла.

– За приятеля мадам Мерль, мистера Осмонда.

– Не понимаю, отчего вы все называете его приятелем мадам Мерль? Будто бы это отличительная черта какая.

– Даже не будь он ей приятелем, то должен им быть, после того, что она для него сделала! – выкрикнула миссис Тушетт. – Вот уж не ждала от нее такого. Какое разочарование.

– Думаете, мадам Мерль как-то причастна к нашей помолвке? Вы глубоко заблуждаетесь, – пылко и в то же время холодно заявила Изабелла.

– Полагаешь, все дело в твоем очаровании? И этого джентльмена не пришлось гнать под венец? Верно, ты очень привлекательна, но ежели бы мадам Мерль не направляла мысли Осмонда, он бы и шагу не сделал – слишком горд и суеты не любит. За него подсуетилась мадам Мерль.

– Он еще как суетился! – воскликнула Изабелла и рассмеялась.

Миссис Тушетт язвительно кивнула.

– Смотрю, он таки влюбил тебя в себя.

– Так он ведь вам нравился!

– Когда-то – да, потому я и зла на него.

– Злитесь на меня, не на него, – сказала девушка.

– Как великодушно! Однако я всегда зла на тебя. Выходит, ты ради Осмонда отвергла лорда Уорбертона?

– Прошу, не надо снова. Мистер Осмонд всем нравился, так чем я хуже?

– Эти «все» даже в минуты отчаянной слабости не желали выйти за него. Он ничто, – подчеркнула миссис Тушетт.

– Значит, не причинит мне зла, – сделала вывод Изабелла.

– Думаешь, тебя ждет счастье? Ну так знай, подобные фокусы никому счастья не приносят.

– Значит, стану первопроходцем. Зачем еще жениться?

– Одному Богу известно, ради чего ты выходишь замуж, но люди сочетаются браком по расчету, дабы основать род. Тебе в браке рассчитывать придется только на себя.

– Вы намекаете на то, что мистер Осмонд не богат? Вы это имеете в виду? – уточнила Изабелла.

– У него ни денег, ни имени, ни связей. Ценю подобные вещи и смею заявлять: они очень дороги. Так многие считают и каждым своим действием это показывают.

Изабелла немного помедлила в нерешительности.

– Я ценю все, что считаю ценным. Мне дороги деньги, и потому жаль, что у мистера Осмонда их нет совсем.

– Ну так дай их ему, а замуж иди за кого иного.

– Его имени мне хватит, – продолжала девушка. – Оно красивое. Разве мое столь же прекрасно?

– Вот тебе еще повод взять другое. В Америке хороших имен наберется с десяток. Ты что же, выходишь за Осмонда из милосердия?

– Я должна была все вам рассказать, тетушка Лидия, но вот уж объяснять ничего не обязана. Да и не сумела бы объяснить. Прошу, не надо увещеваний, мне неприятно их слышать.

– Никто тебя не увещевает, лишь дают совет. Должна же я как-то проявить ум. А то видела, к чему все идет, но не сказала ничего. Не вмешалась.

– Да, ни во что, и я за это глубоко признательна. Вы очень учтивы.

– Дело не в учтивости, просто так меньше хлопот, – поправила миссис Тушетт. – Зато с мадам Мерль у нас будет разговор.

– Все не возьму в толк, зачем во всем винить ее? Она была мне доброй приятельницей.

– Может, и так, зато мне оказала медвежью услугу.

– Чем же? Что она такого сделала?

– Предала. Хотя обещала ни много ни мало помешать твоей помолвке.

– У нее ничего бы не вышло.

– Ей что угодно удается, за это она мне всегда и нравилась. Любую роль сыграет!.. Но кто сыграет зараз все партии? Вот уж не ждала, что она исполнит одновременно две.

– Не знаю, кем она там ради вас прикидывалась, – сказала Изабелла, – это уже между вами. Мне она была честным, добрым и преданным другом.

– Преданным, ну разумеется. Свела тебя со своим человечком. Она мне признавалась, что присматривается к тебе с намерением поучаствовать.

– Она сказала так, только чтобы вам угодить, – ответила девушка, однако нелепость объяснения показалась подозрительной даже ей самой.

– Угодить путем обмана? Она меня знает. Как по-твоему, я сейчас довольна?

– Вы вечно чем-то недовольны, – не смогла не заметить Изабелла. – Знай мадам Мерль, что вы выведаете правду, что бы она тогда выгадала?

– Сама видишь: время. Пока я ждала ее вмешательства, ты уже шагала прочь, под бой ее барабана, кстати.

– Хорошо, допустим. Однако, по вашему же собственному признанию, вы видели, как я ухожу. Подай она сигнал тревоги, вы все равно не попытались бы меня остановить.

– Да, но попытался бы кто-то иной.

– О ком вы? – спросила Изабелла, очень пристально посмотрев на тетку.

Миссис Тушетт не спрятала ясных и живых глаз, пусть и не ответила тем же пристальным взглядом.

– Ты бы стала слушать Ральфа?

– Нет, когда бы он оскорбил мистера Осмонда.

– Ральф никого не оскорбляет, ты прекрасно знаешь. Он очень о тебе печется.

– Факт, – согласилась Изабелла, – и я это ценю.

– Он не верил, что ты на такое пойдешь. Я его предупреждала, мол, с тебя станется, а он все нет да нет.

– Ему лишь бы с вами поспорить, – улыбнулась девушка. – Его-то вы не вините в предательстве, так с чего винить мадам Мерль?

– Он не прикидывался, будто воспрепятствует тебе.

– И я этому рада! – весело воскликнула Изабелла. – Пожалуйста, – тут же прибавила она, – первым делом, как он придет, сообщите ему о помолвке.

– Уж я сообщу, – пригрозила миссис Тушетт. – Больше я с тобой по этому поводу говорить не стану, однако знай: поговорю с другими.

– На ваше усмотрение. Я лишь хотела сказать, что лучше будет, ежели новость Ральфу сообщите вы, не я.

– Тут я с тобой согласна, так намного правильней!

После тетка с племянницей отправились завтракать, и за едой миссис Тушетт, верная своему слову, больше не заговаривала о Гилберте Осмонде. Впрочем, она прервала молчание вопросом о том, кто же это навещал ее компаньонку час назад.

– Старый друг, джентльмен из Америки, – слегка покраснев, ответила Изабелла.

– Ну разумеется, джентльмен из Америки. В десять утра только американцы в гости и хаживают.

– Вообще-то на часах была половина одиннадцатого, и он сильно торопился. Вечером уезжает.

– Вчера он наведаться не мог? В обычное время.

– Он прибыл этой ночью.

– И провел во Флоренции всего лишь сутки? – возмутилась миссис Тушетт. – Вот уж воистину американец!

– От и до, – подтвердила Изабелла, с болезненным восхищением вспоминая, на что ради нее пошел Каспар Гудвуд.

Ральф приехал через два дня. Изабелла была уверена, что миссис Тушетт не стала терять времени и сообщила ему «радостную» новость, однако поначалу он ничем не выдавал своей осведомленности. Хотя Изабелле хотелось подробней расспросить кузена о Керкире, сперва она вынуждена была поинтересоваться его здоровьем. Когда он вошел в комнату, она поразилась его виду, – успела забыть, как болезненно выглядит родич. Даже зимовка на греческом острове не пошла ему на пользу, и Изабелла гадала: то ли ему стало хуже, то ли она просто отвыкла видеть немощного кузена. С возрастом он так и не приблизился к общепринятым канонам красоты, а теперь, совсем лишившись здравия, тем паче отдалился от них. Болезненное и изможденное, но по-прежнему приветливое и ироничное, его лицо напоминало зажженный фонарь, плафон которого кое-как держится за счет пергаментных заплат: бакенбарды на впалых щеках обвисли; горбинка носа, и без того выдающаяся, стала выделяться еще заметнее. Долговязый и нескладный, будто составленный в случайном порядке из плохо подогнанных углов, он носил, не снимая, все тот же сюртук коричневого бархата, в карманы которого почти все время прятал руки; еле ходил, спотыкаясь и шаркая, и его походка выдавала глубокую физическую немощь. Возможно, именно эта причудливая неуклюжесть помогала поддерживать образ комичного инвалида – т