– Само собой, – ответил Ральф. – От вас я ожидал какого угодно брака, только не этого.
– Скажите на милость, какого же тогда?
– Что ж, так сразу и не отвечу. Однако ваш выбор точно не вижу в радужном свете. Не ждал, что вы решитесь… выбрать такого человека.
– И какой же человек мистер Осмонд, коли речь о нем? Он независим, индивидуален, – заявила девушка. – Что в нем дурного? Вы же едва его знаете.
– Да, – согласился Ральф. – Я очень плохо его знаю, и мне действительно нечем подкрепить обвинения в злодействе. И все же меня не отпускает страх, что вы ужасно рискуете.
– Брак – всегда ужасный риск. Мистер Осмонд рискует не менее ужасно.
– Так он сам все затеял! Ежели боится, пусть откажется. Молю Бога, чтобы он так и поступил.
Изабелла откинулась на спинку кресла, скрестила руки на груди и некоторое время смотрела на кузена.
– Что-то я вас не понимаю, – наконец холодно произнесла она. – О чем вы толкуете?
– Я ждал, что вы выйдете за более важного человека.
Я говорил, что голос Изабеллы звучал холодно, однако после этих слов ее щеки залил огненный румянец.
– Важного для кого? Как по мне, хватит и того, что муж важен для жены!
Ральф покраснел; он смутился собственной позы и попытался изменить ее: выпрямился и, подавшись вперед, положил руки на колени. Затем потупил взгляд с видом глубокой и почтительной серьезности.
– Сейчас я вам объясню. – Он сам начал эту дискуссию, и теперь его распирало от нетерпения, хотелось высказать все, что на уме, – оставаясь притом в наивысшей степени обходительным.
Изабелла немного подождала, а после продолжила очень веско:
– Во всем, что заставляет человека заботиться о людях, мистеру Осмонду нет равных. Может, и есть где-то более благородные натуры, но я не имела удовольствия встретить таковых. Мистер Осмонд лучший из всех, кого я знаю. Для меня он вполне хорош, интересен и умен. Меня гораздо сильнее поражает то, что у него есть и что он собой представляет, чем то, чего у него, возможно, не сыщется.
– Я представлял себе ваше чарующее будущее, – будто не слыша ее тираду, заметил Ральф. – Утешался тем, что в мыслях устраивал ваш славный путь. На нем вас не ждало ничего подобного. Вы не должны были пасть так запросто и скоро.
– Пасть, говорите?
– Так мне видится то, что вас постигло. Для меня вы прежде парили в высоком синем небе, на волнах сиятельного света, недосягаемая для мужчин. Но тут кто-то метнул вверх увядший розовый бутон, снаряд, что нипочем не должен был вас достать, и вот вы пикируете на землю. Мне больно, – дерзновенно сказал Ральф, – так больно, будто это я сам сверзился с небес!
Выражение мучительного непонимания и удивления на лице его собеседницы углубилось.
– Решительно не возьму в толк, – повторила она. – Говорите, что утешались, выстраивая мой путь по жизни… Этого мне не уразуметь. Смотрите, не увлекайтесь, не то решу, что вы ищете потехи за мой счет.
Ральф покачал головой.
– Я не боюсь того, что вы не верите в мои великие планы.
– Что вы имеете в виду, говоря, будто я парила в небе в волнах света? – продолжала допытываться Изабелла. – Я никогда не поднималась выше, чем я сейчас. Для девушки нет неба выше, чем выйти за… за любимого, – сказала бедняжка Изабелла, уносимая в дебри менторства.
– Так я критикую вашу любовь к тому, о ком речь, дорогая кузина. Стоило сказать, что подходящий для вас мужчина должен быть куда активнее, крупнее и свободней по натуре. – Ральф немного поколебался и прибавил: – Никак не отделаюсь от чувства, что Осмонд, говоря кратко, несколько… мелковат. – Эпитет он произнес без ударения; боялся, что Изабелла снова раскраснеется.
Как ни странно, она хранила задумчивое молчание.
– Мелковат? – переспросила она потом с большим чувством.
– По-моему, его взгляды узки, эгоистичны. Он воспринимает себя слишком серьезно!
– Он очень себя уважает, и я его за это не виню, – сказала Изабелла. – Уважаешь себя – куда вернее будешь уважать окружающих.
На мгновение Ральф позволил себе обмануться ее рассудительным тоном.
– Да, но все относительно. Надо же понимать свое место среди людей, в событиях. Вряд ли мистеру Осмонду это под силу.
– Главное, меня устраивает его место рядом со мной. Он ему соответствует.
– Признаю, он воплощенье вкуса, – продолжал Ральф, усердно пытаясь придумать, как бы так описать низменные наклонности Гилберта Осмонда и не быть понятым превратно. Поэтому обрисовал характер жениха отстраненно, сухо: – Он судит и оценивает, одобряет и осуждает, и все – руководствуясь собственным вкусом.
– Большое счастье, что вкус у него отменный.
– Вкус у него и впрямь отменный, раз в невесты он выбрал вас. Однако вы видели когда-нибудь, чтобы такой поистине отменный вкус расстраивался?
– Надеюсь, меня минует участь не угодить вкусу мужа.
Услышав это, Ральф испытал неожиданный прилив вдохновения и страсти.
– Ах, как своенравно, как недостойно вас! Вы не созданы для подобной мерки, вы созданы для чего-то большего, нежели стоять на страже чувств убогого дилетанта!
Изабелла взвилась, встав, и Ральф поднялся следом. Некоторое время они глядели друг на друга так, будто Ральф бросил в адрес кузины вызов или оскорбление.
– Вот вы и перешли границу, – тихо произнесла Изабелла.
– Я высказал, что было на уме, и все из любви к вам!
Изабелла побледнела. Неужто и кузен решил затесаться в список докучающих ей мужчин? Немедленно захотелось вычеркнуть его.
– Ах, так значит, вы не беспристрастны!
– Я вас люблю, но люблю безнадежно, – поспешил сказать Ральф, выдавив улыбку и чувствуя, что этим своим последним заявлением высказал куда больше, чем намеревался.
Изабелла отошла и оглядела залитый солнцем замерший сад. Через непродолжительное время она снова обернулась к Ральфу.
– Боюсь, в вас говорит дикое отчаяние! Я этого не понимаю, но и не надо. Я спорю с вами, хотя как так вышло – не пойму. Я же просто хотела вас выслушать, и я вам премного обязана за все попытки объясниться. – Гнев, заставивший ее вскочить, бесследно рассеялся. – Вы очень любезны, раз предостерегаете меня, выражая искреннюю озабоченность. Однако я не обещаю, что ваши слова возымеют действие; я постараюсь забыть их как можно скорее. Вот и вы постарайтесь выкинуть из головы все, что наговорили. Свой долг вы исполнили, никто из мужчин не сделал бы больше. Я не в силах объяснить, что чувствую и во что верю, даже и когда бы могла, не взялась бы. – Она немного помолчала, а после продолжила невпопад, что не укрылось и от Ральфа, который отчаянно пытался высмотреть хоть какие-то признаки уступки с ее стороны: – Мне не проникнуться вашими представлениями о мистере Осмонде, не оценить их по достоинству, ведь я вижу его совершенно в ином свете. Он человек не важный, да, он никому не важен. Важность для него в высшей степени неважна. И если, называя его мелким, вы имеете в виду это, то пусть он будет мелким. Для меня это большое дело, большего я и не знаю. Не стану и начинать споров о мужчине, за которого иду замуж, – повторила Изабелла. – Не собираюсь оправдывать мистера Осмонда. Не так уж он и слаб, в моей защите не нуждается. Вам, наверное, должно показаться странным, что бесстрастно и холодно я говорю о нем, словно бы о случайном человеке. Так я ни с кем, кроме вас, не стала бы говорить о нем вовсе, да и вам, после всего, что вы наплели, отвечаю первый и последний раз. Прошу, скажите, вы бы желали мне брака, что называется, по расчету? У меня один расчет – быть вольной следовать за добрым чувством. Вы сетуете на мистера Осмонда из-за его бедности? За это он мне и нравится. К счастью, у меня самой денег в достатке, я никогда еще не была так благодарна за состояние, как сегодня. Бывали моменты, мне хотелось преклонить колени у могилы вашего папеньки: возможно, он и сам не ведал, какое благое дело совершает, отдав мне право выйти замуж за бедняка, за того, кто свою бедность воспринимает с огромным достоинством и безразличием. Мистер Осмонд не боролся, не лез наверх, не искал мирских наград. Если, по-вашему, это узколобо и эгоистично, то быть по сему. Меня подобными речами не спугнуть и не смутить; мне жаль лишь, что вы совершаете ошибку. От других я иного не ждала, но в вас разочарована. Вы ведь джентльмена распознаете с первого взгляда и блестящий ум тоже. Мистер Осмонд не ошибается! Он знает все, все понимает, и сердце у него добрейшее, его дух самый кроткий и возвышенный. Вы вбили себе в голову неверные идеи. Увы, я ничего поделать не могу. Страдайте сами, без меня.
Изабелла взяла короткую передышку, а в ее взоре, который она обратила на кузена, горел огонь такого чувства, что никак не вязалось с ее осторожным и спокойным поведением, чувства, смешавшего в себе злость на его речи и уязвленную гордость от того, что пришлось оправдывать собственный выбор, каковой она почитала в равной степени искренним и благородным. Однако Ральф этой паузой не воспользовался. Молчал, видя, что Изабелла еще не договорила. Она олицетворяла собой величие и вместе с тем заботливость, безразличие и вместе с тем страсть.
– За кого мне, по-вашему, следовало выйти? – внезапно задала она вопрос. – Вот вы рассуждали о полетах в небе и на волнах света, но ежели вступаешь в брак, то волей-неволей приземляешься. У нас есть чувства и потребности, в груди у нас трепещет горячее сердце, и брак мы заключаем с живым человеком. Ваша маменька так и не простила мне того, что я отвергла лорда Уорбертона; теперь она в ужасе от того, что я удовлетворилась кем-то, кто обделен его огромными добродетелями: ни собственности, ни титула, ни регалий, ни домов, ни земель, ни положения, ни репутации, ни значимых приобретений. Мне нравится их полное отсутствие. Мистер Осмонд просто очень одинокий, очень воспитанный и честный мужчина, не собственник несусветного размаха.
Ральф выслушал кузину с превеликим вниманием, так, словно все ее слова заслуживали глубокого осмысления; однако же, по правде, он обдумывал их лишь вполовину силы, вторую же пустил на то, чтобы приспособиться к бремени того впечатления, которое они на него произвели – впечатления пылкой преданности и веры. Ошибаясь, Изабелла верила и в заблуждении своем, как ни прискорбно, была последовательна. Водилась за кузиной такая вот чудесная привычка, и сейчас она придумала красивую сказку о Гилберте Осмонде, полюбила его не за то, чем он обладал, а за его бедность и ущербность, облеченные достоинством. Ральф помнил, как говорил папеньке, мол, желает дать ей возможность полностью исполнить мечту. Так он и поступил, а девушка вошла во вкус и воспользовалась подаренною роскошью. Теперь бедняга Ральф не знал, куда деваться со стыда, ему было дурно. Последние слова Изабелла произносила глухо, тяжелым и убежденным тоном, чем практически оборвала беседу, подведя под ней черту, когда развернулась и направилась к дому. Ральф шел подле нее; вместе они пересекли двор, и он остановился у крыльца. Изабелла обратила на кузена ликующий взгляд, в котором больно было видеть чистейшую благодарность. Собственным противостоянием он лишь помог ей утвердиться в своей линии.