и к другой трепетной малютке в Гарденкорте. Такое запросто могло растрогать девочку; Изабелла помнила, как сама была тронута, и сказала себе, что будь она так же проста, как и Пэнси, то впечатление оказалось бы еще глубже. Отвергнуть лорда Уорбертона было непросто; отказ дался так же сложно, как и позднее принятие Осмонда. Однако Пэнси, невзирая уже на СВОЮ простоту, на самом деле понимала лорда Уорбертона и была рада разговорам с ним – и не о ее партнерах и букетах, но об обстановке в Италии, условиях, в которых живут крестьяне, знаменитом зерновом налоге [55], пеллагре [56], его впечатлениях о римском обществе. Она поглядывала на соискателя, попутно вышивая гобелен, милыми покорными глазами, а опуская их, коротко да искоса присматриваясь к его рукам, ногам, одежде. Она его оценивала. Напоминала себе, что даже характером его светлость куда лучше мистера Розье. В такие моменты Изабелла ограничивала себя догадками о том, где этот джентльмен: он более не приходил в Палаццо Рокканера, – ибо, как я уже сказал, ее удивительным образом захватила мысль обрадовать супруга.
Удивляться стоило по разнообразным причинам, которых я сейчас и коснусь. В тот вечер, о котором пойдет рассказ, пока лорд Уорбертон сидел с Изабеллой в гостиной, она была уже готова сделать большой шаг, выйти, оставив компаньонов наедине. Большим я этот шаг называю потому, что именно в таком свете его увидел бы Гилберт Осмонд, а Изабелла старательно пыталась смотреть на вещи именно его глазами. До известной степени она преуспела, однако нужной, той, о которой я говорю, не достигла. Да и не могла, в конце концов; нечто сдерживало ее, делая это невозможным. Не то чтобы собственные действия казались ей низменными или коварными: женщины, как правило, практикуют подобные маневры с чистой совестью, а Изабелла инстинктивно поступала сообразно обычному гению своего пола. Мешало некое смутное сомнение, чувство неполной уверенности. Поэтому она осталась в гостиной, а лорд Уорбертон отправился потом на запланированный вечер, о котором обещал назавтра рассказать Пэнси в мельчайших подробностях.
После его ухода Изабелла задумалась, не предотвратила ли она нечто, что произошло бы, удались она из комнаты на четверть часа; после чего сказала себе – как всегда мысленно, – дескать, когда титулованный гость пожелает, чтобы она вышла, то запросто найдет способ о том ей сообщить. Пэнси же ничего о нем не говорила, и Изабелла дала себе зарок молчать до тех пор, пока лорд сам не заявит о своих намерениях. С этим он несколько запаздывал, если учесть, в каких красках сам же описывал свои чувства. Пэнси отправилась в постель, а Изабелла была вынуждена признать, что и представить не может, о чем ее падчерица думает. Обыкновенно прозрачная в помыслах, ее компаньонка казалась сейчас непроницаемой.
Изабелла сидела одна, глядя в огонь, до тех пор, пока, по прошествии получаса, не пришел ее муж. Он молча походил немного по гостиной, потом присел; как и она, он стал смотреть в огонь. Наконец она отвела взгляд от пляшущего в камине пламени и взглянула на Осмонда; смотрела некоторое время, пока тот хранил молчание. Подобное скрытное наблюдение вошло у нее в привычку, а привычным его сделал инстинкт, который без преувеличений можно было бы назвать союзником инстинкта самосохранения. Ей хотелось как можно полнее раскрыть для себя мысли Осмонда, заранее выведать, что он сказал бы, так чтобы держать наготове ответ. Изабелла никогда не славилась умением ответить с ходу, придумывая достойные реплики уже по истечении беседы. Зато она научилась осторожности, почерпнула сей навык, отчасти глядя на спокойное выражение Осмондова лица. В то же самое лицо она вглядывалась, возможно, такими же искренними, но не такими пронзительными глазами на террасе флорентийской виллы; разве что после свадьбы Осмонд сделался чуть грубоват, хотя он и сегодня мог показаться утонченным.
– Лорд Уорбертон был здесь? – спросил Осмонд.
– Да, задержался на полчаса.
– Он виделся с Пэнси?
– Да, они посидели на диване.
– Долго он с ней беседовал?
– Он говорил практически только с ней.
– Мне кажется, он проявляет внимание. Вы вроде бы так это называете?
– Я не называю это никак, – поправила Изабелла. – Ждала вас, дабы подобрать название сообща.
– Какая редкая предусмотрительность, – не сразу ответил Осмонд.
– На этот раз я решила попробовать и поступить, как вам угодно. Слишком часто действовала наоборот.
Осмонд медленно повернул к ней голову.
– Вы что, ищете ссоры?
– Нет, желаю примириться.
– Нет ничего проще. Вы ведь знаете, я сам ссоры не ищу.
– А когда пытаетесь меня разозлить, как вы это называете? – спросила Изабелла.
– Я не пытаюсь. Мне это удается естественно, как ничто иное в мире. Сейчас я тем паче не пытаюсь злить вас.
Изабелла улыбнулась.
– Неважно. Я решила для себя больше не злиться.
– Отличное решение. А то характер у вас не очень.
– Да, не очень. – Она отложила книгу, которую читала, и взяла в руки вышивку, оставленную Пэнси.
– Отчасти именно поэтому я и не обсуждал с вами ситуацию с дочерью, – сказал Осмонд, употребив по отношению к Пэнси термин, которым чаще всего пользовался. – Боялся встретить сопротивление, а то вдруг и у вас виды на эту тему. Мальчишке Розье я дал от ворот поворот.
– Вы боялись, что я стану просить за мистера Розье? Разве не заметили, что я с вами ни разу о нем не говорила?
– А я вам и шанса не давал. В последнее время мы с ним почти не общались. Я знаю, он ваш старинный друг.
– Да, он мой старинный друг. – Судьба Розье волновала Изабеллу чуть больше, чем вышивка, которую она рассматривала. Он и впрямь был ей старинным другом, да и ради мужа она не испытывала желания умалять подобных уз. Осмонд так умел выразить свое презрение к ним, что лишний раз укреплял ее верность старым связям, даже тогда, когда – как в этот самый раз, – они сами по себе были неважны. Порой Изабелла испытывала некую пылкую нежность по отношению к воспоминаниям, не имевшим иной ценности, кроме принадлежности к незамужнему периоду ее жизни. – Но что касается Пэнси, – прибавила она немного погодя, – я его никак не поощряла.
– И к счастью, – заметил Осмонд.
– Для меня, вы хотели сказать? Ему от этого мало радости.
– Нет смысла говорить о нем, – отрезал Осмонд. – Напомню, я дал ему от ворот поворот.
– Да, но влюбленный и за забором остается влюбленным. В разлуке чувства порой только крепнут. Мистер Розье все еще питает надежды.
– Пусть тешится ими на здоровье! А моей дочери достаточно сидеть и помалкивать, чтобы стать леди Уорбертон.
– Вы бы этого хотели? – с непринужденной простотой поинтересовалась Изабелла. Она решила для себя ничего не предполагать заранее, ибо Осмонд умел оборачивать ее собственные ожидания против нее самой. Она, конечно, положила в основу недавних размышлений то рвение, с которым он бы хотел видеть дочь в статусе леди Уорбертон, однако, пока Осмонд сам все не выразил словами, ничего не могла знать наверняка. Изабелла не спешила принимать как данное, будто бы лорд Уорбертон – приз, достойный усилий, которых Осмонд якобы не прилагает. Гилберт всем давал понять, что для него ничто в жизни не является призом, и даже с самыми сановитыми персонами держался как равный им, и дочери его как будто было достаточно оглядеться – и принц для нее нашелся бы сам. В итоге же он вступил бы с собой в противоречие, сказавши откровенно, как отчаянно желает породниться с лордом Уорбертоном, и ежели при том упомянутый аристократ ускользнет, то замены ему не сыщется. Молчанием же Осмонд лишний раз, по собственному обыкновению, намекал на то, что никогда не бывает непоследовательным. Он бы наверняка хотел, чтобы жена сей момент затрагивать не стала, но сейчас, когда они остались наедине, – и пусть еще час назад она почти довела до ума схему, как ублажить супруга, – Изабелла, как ни странно, не пошла навстречу. Тем не менее она точно знала, как прозвучавший только что вопрос подействует: Осмонд почтет его за оскорбление. И ладно, он сам умел чрезвычайно ловко унизить Изабеллу, располагая терпением и дожидаясь именно большой возможности, тогда как малые с пренебрежением пропускал мимо. Изабелла, в свою очередь, поспешила ухватиться за малую, потому как ждать крупной позволить себе не могла.
Осмонд выкрутился – и с честью.
– Хотел бы, неимоверно. Брак вышел бы великолепный. И потом, у нас есть еще одно преимущество: лорд Уорбертон ваш старый приятель. Ему было бы приятно породниться с нами. Как-то странно получается, что у Пэнси поклонники – сплошь ваши старые друзья.
– По-моему все объяснимо. Они приходят навестить меня и видят Пэнси. А увидев ее, не могут не влюбиться.
– Так думаю я, но не вы.
– Ежели Пэнси выйдет за лорда Уорбертона, я буду только рада, – открыто заявила Изабелла. – Он прекрасный человек. Однако вы говорите, что ей надо просто сидеть да помалкивать. Возможно, совсем смирно сидеть у нее не выйдет. Лишившись мистера Розье, она может взбрыкнуть!
Осмонд словно бы ее не слышал; он сидел, глядя в огонь.
– Пэнси мечтает стать превосходной леди, – заметил он через какое-то время с некоторой теплотой в голосе. – Больше всего ей нравится угождать, – добавил он.
– Угождать мистеру Розье, возможно.
– Нет, угождать мне.
– И мне немного, думаю я, – вставила Изабелла.
– Да, о вас она высокого мнения, но поступать станет так, как скажу я.
– Очень хорошо, коли вы уверены в этом.
– Тем временем, – продолжил Осмонд, – хотелось бы выслушать нашего дорогого гостя.
– Он и говорил – со мной. Сказал, что с большой радостью поверил бы, что он небезразличен Пэнси.
Осмонд быстро обернулся, но заговорил не сразу.
– Почему вы мне не сказали? – резко спросил он.
– Возможности не представилось. Вы ведь знаете, как мы живем. Я воспользовалась первой же оказией, которая представилась.