– Вы говорили о положении женщины в этом городе, – подсказала мисс Стэкпол. – Пролили на него много света.
– Положение женщины очень незавидное. Вы это имеете в виду? Вы за мной записали, а после напечатали? – продолжала графиня. – Ах, позвольте же взглянуть!
– Я напишу в редакцию, чтобы вам выслали экземпляр, если желаете, – ответила Генриетта. – Вашего имени я упоминать не стала, указав автором просто леди высокого положения, и процитировала ваши взгляды.
Графиня оживилась, сцепляя руки.
– А знаете, мне очень жаль, что вы не указали имени. Мне бы очень хотелось видеть его в газете. Я уже забыла, что тогда думала, взглядов у меня много! Но я их не стыжусь. Я совсем не как мой братец… Полагаю, моего брата вы знаете? Он считает, что оказаться в газете значит, в некотором роде, оскандалиться. Вот ежели бы вы процитировали его, он бы нипочем не простил.
– Ему бояться нечего, я на него ни за что не сошлюсь, – вежливо и в то же время сухо сказала мисс Стэкпол. – Это еще одна причина, – прибавила она, – по которой я хотела вас видеть. Вы знаете, что мистер Осмонд женился на моей дражайшей подруге.
– Ах да, вы ведь приятельница Изабеллы. То-то думаю, откуда вас знаю!
– Я даже рада, что меня помнят в этом качестве, – заявила Генриетта. – Это лишь вашему брату не по душе. Он всячески пытался разорвать наши с Изабеллой связи.
– Не позволяйте ему этого, – наказала графиня.
– Вот о чем и хочу поговорить. Я собираюсь в Рим.
– И я! – воскликнула графиня. – Поедем вместе.
– С большим удовольствием. Когда буду писать о своем путешествии, обязательно упомяну вас в качестве компаньонки.
Графиня вскочила с кресла, подошла к дивану и присела рядом с гостьей.
– Ах, вы должны прислать мне номер! Моему мужу это не понравиться, но ему знать незачем. К тому же он не умеет читать.
Большие глаза Генриетты стали просто огромными.
– Не умеет читать?! Можно мне упомянуть это в письме?
– В письме?
– Для «Интервьюера». Это газета, для которой я пишу.
– О да, ежели хотите. И имя его втисните. Вы остановитесь у Изабеллы?
Генриетта подняла голову и недолго смотрела на хозяйку в молчании.
– Она меня не пригласила. Я написала ей, предупредив о своем приезде, и она ответила, что организует мне комнату в пансионе. Почему – не сказала.
Графиня посмотрела на нее с чрезвычайным интересом.
– Причина – Осмонд, – указала затем на очевидное.
– Изабелла не должна была уступать, – заметила мисс Стэкпол. – Боюсь, она сильно изменилась. А ведь я ее предупреждала!
– Прискорбно слышать, я надеялась, что она будет поступать по-своему. Отчего мой братец вас невзлюбил? – простодушно поинтересовалась графиня.
– Не знаю и знать не хочу. Не нравлюсь – так и на здоровье, у меня нет цели нравиться всем. Хороша бы я была! Если журналист рассчитывает делать свою работу хорошо, пусть будет готов разозлить прорву народу. Только так он и поймет, что работа спорится. Для леди в нашей профессии все то же самое. Хотя от Изабеллы я такого не ждала.
– Хотите сказать, она вас ненавидит? – спросила графиня.
– Не знаю, хочу проверить. Вот для чего я еду в Рим.
– Боже правый, какое утомительное занятие! – воскликнула графиня.
– Она пишет мне не так, как прежде, разницу легко заметить. Ежели вам что-то известно, – продолжала мисс Стэкпол, – мне бы хотелось услышать это заранее, дабы решить, какую линию поведения выбрать.
Графиня надула губы и томно пожала плечами.
– Мне мало что известно, от Осмонда вестей почти нет. Меня он любит не горячее, чем, похоже, вас.
– И все же вы не леди-корреспондент, – задумчиво проговорила Генриетта.
– О, у него полно других причин. Тем не менее меня пригласили, я буду жить у них! – И графиня улыбнулась мало не лучезарно, в своем восторге забыв ненадолго о разочаровании мисс Стэкпол.
Впрочем, леди-корреспондент восприняла все очень стойко.
– Даже если бы она меня пригласила, я бы не поехала к ней. То есть я так думаю и потому рада, что не пришлось решать. Выбор был бы очень трудный. Не хотелось бы отворачиваться от Изабеллы, но все же под ее кровом я не была бы счастлива. И в пансионе устроюсь. Однако это еще не все.
– В Риме сейчас особенно хорошо, – сказала графиня, – там собрались блестящие люди. Вы когда-нибудь слышали о лорде Уорбертоне?
– Слышала ли? Я очень хорошо его знаю. Вы считаете его блестящим? – спросила Генриетта.
– Я его не знаю, но слышала, что он чрезвычайно важная персона. Ухаживает за Изабеллой.
– Ухаживает за ней?
– Так говорят, подробностей не знаю, – небрежно ответила графиня. – Однако Изабелле ничего не грозит.
Генриетта неотрывно посмотрела на собеседницу; некоторое время она молчала.
– Когда вы отправляетесь в Рим? – неожиданно спросила она затем.
– Боюсь, не раньше, чем через неделю.
– Я выезжаю завтра, – сказала Генриетта. – Думаю, лучше мне не ждать.
– Боже правый, вот ведь жалость. Мне пока шьют платья. Говорят, у Изабеллы от гостей отбоя нет. Однако мы с вами увидимся, навещу вас в пансионе. – Генриетта сидела неподвижно, потерявшись в мыслях, а потом графиня вдруг как вскрикнет: – Ах, но если вы едете без меня, то не опишете нашей поездки!
Мисс Стэкпол этот вывод как будто не тронул; она думала о чем-то другом, и вот наконец высказала соображения:
– Похоже, я не поняла вас касательно лорда Уорбертона.
– Не поняли? Я лишь имела в виду, что он очень мил.
– По-вашему, мило увиваться за замужней женщиной? – ядовито отчеканила Генриетта.
Графиня уставилась на нее, а потом с бесстыдным смехом прибавила:
– Определенно, этим заняты все милые мужчины. Вот выйдете замуж, и увидите!
– Одна эта мысль остановит меня, – сказала мисс Стэкпол. – Мне хватало бы своего мужа, чужого не нужно. Думаете, Изабелла повинна… повинна в… – Она помолчала, подбирая нужные слова.
– Во грехе? О боже мой, нет, пока нет, надеюсь. Я лишь имею в виду, что Осмонд очень скучный, а лорд Уорбертон, судя по слухам, часто бывает у них в доме. Боюсь, вы возмущены.
– Нет, лишь встревожена, – сказала Генриетта.
– Ах, вы не очень-то благосклонны к Изабелле! Больше уверенности. Говорю вам, – быстро прибавила графиня, – ежели вам так будет удобнее, то я берусь увести лорда Уорбертона.
В ответ мисс Стэкпол взглянула на хозяйку еще мрачнее.
– Вы не поняли, – сказала она потом. – У меня на уме не то, что вы предполагаете. Я боюсь за Изабеллу не в том смысле. Я лишь опасаюсь, что она несчастна, вот и все. Мне нужно это выяснить.
Графиня долго качала головой; вид у нее был раздраженный и ехидный.
– Все очень может быть именно так. Я бы на вашем месте хотела знать то же, но про Осмонда. – Мисс Стэкпол начинала ей слегка докучать.
– Ежели она правда стала другой, то это все и предрешило, – продолжала Генриетта.
– Сами увидите, она вам расскажет, – пообещала графиня.
– Ах, может и НЕ рассказать, вот чего я боюсь!
– Что ж, ежели Осмонд, по старой доброй привычке, не радуется жизни, я льщу себя мыслью выяснить это, – ответила графиня.
– Это мне неинтересно, – отрезала Генриетта.
– А мне – безмерно! Ежели Изабелла несчастна, то мне ее очень жаль, но тут я не помощница. Я бы могла сказать нечто, что сделало бы ей только хуже, однако слов утешенья не найдется. Ради чего она выскочила за Осмонда? Послушай она меня – избавилась бы от него. Я ее прощу, ежели выяснится, что она обскакала моего братца! Но ежели позволила ему вытереть о себя ноги, то не знаю, найдется ли во мне хотя бы жалость. Навряд ли, конечно, дело обстоит так. Рассчитываю, что ежели Изабелла несчастна сама, то и ОН с ней тоже.
Генриетта встала. Ее, само собой, подобные ожидания приводили в ужас. Она бы не решилась желать мистеру Осмонду горя, даже в мечтах, и искренне надеялась, что у него все хорошо. В графине же она разочаровалась: ее кругозор оказался у́же, чем Генриетта представляла себе, но даже в столь стесненных пределах сыскалось место неотесанности.
– Было бы лучше, когда бы они любили друг друга, – назидательно сказала Генриетта.
– Им это не по силам. Осмонд не может любить никого.
– Подобное я предполагала. Но это лишь усиливает мой страх за Изабеллу. Я и верно отправлюсь в дорогу завтра.
– У Изабеллы, определенно, есть поклонники, – очень живо улыбаясь, сказала графиня. – Признаю, что мне ее не жаль.
– Может статься, что мне ей не помочь, – продолжала мисс Стэкпол, словно избавляясь от иллюзий.
– Хотеть-то никто не воспрещает, и это уже кое-что. Думаю, ради этого вы и приехали из Америки, – внезапно прибавила графиня.
– Да, я хотела присмотреть за ней, – спокойно признала Генриетта.
Хозяйка поднялась, с улыбкой глядя на нее сверху вниз блестящими глазками-бусинами. На ее щеках выступил румянец нетерпения: ей так и хотелось влезть в это дело.
– Ах, c’est bien gentil![58] Это ли не дружба!
– Не знаю, что это. Я просто думала, что стоит приехать.
– Она очень счастлива, ей повезло, – продолжила графиня. – К тому же у нее есть другие. – А потом она страстно выпалила: – Ей повезло куда больше моего! Я так же несчастна, как и она, у меня очень дурной муж, он много хуже Осмонда. И у меня нет друзей. Думала, что есть, но их не стало. Никто, ни мужчина, ни женщина не сделал бы ради меня того, что сделали для Изабеллы вы.
Генриетта была тронута: в горестном словоизвержении слышалась искренность. Она некоторое время смотрела на собеседницу, а потом:
– Слушайте, графиня, я сделаю для вас все, чего бы вы хотели. Дождусь и поеду вместе с вами.
– Не стоит, – быстро сменив тон, ответила графиня, – просто опишите меня в газете!
Однако перед уходом пришлось Генриетте предупредить графиню, что рассказ о поездке в Рим она составит достоверный. В работе она строго придерживалась истины. Покинув же графиню, Генриетта направилась к Лунгарно