частного старичка немецкого автопрома, плюща его об бетонный куб, возле которого хозяин имел несчастье запарковать свое транспортное средство.
Сцена борьбы «Газели» с «мерседесом» и звуковое сопровождение победы над последним заставил зависнуть всех, кто был в тот момент в радиусе пятисот
метров. Людей, кошек, торговцев арбузами, голубей. Всех, включая сотрудников ДПС, покупавших пиво в ларьке у автобусной остановки. Это было настолько эпично, что бравые полицейские даже не предприняли попыток смотаться, как обычно делают, когда дорожное происшествие застает их врасплох в законный перерыв. От изумления сдвинув фуражки на затылок и быстро убрав полиэтиленовый пакет с бутылками в багажник белых «Жигулей» с полосой, мужики бросились к нам.
Я, оттолкнув замороженного шоком Вадима, дотянулась до ключа с брелоком и выдернула его из зажигания. «Газель» недовольно фыркнула и нависла над покореженной грудой металла. Сверху, через разбитое заднее стекло «мерседеса», просматривались стоящие на сиденье ящики с абрикосами, как снегом, засыпанные мелкой стеклянной крошкой. Вот именно сейчас, по законам жанра, должен был появиться хозяин металлической гармошки, которая, видимо, еще недавно была его гордостью. Учитывая непростой нрав обладателей армянских номеров и их любовь носить при себе оружие, нас ожидал полный полярный песец.
Что же случилось с Вадиком? Неужели все произошло лишь от того, что он увидел меня? Это как же надо было испугаться здоровому мужику, чтоб угробить два автомобиля? В чем дело-то?
Но на этот вопрос получить ответ было сложно, потому что Вадим, отмерев от потрясения, уже выпрыгивал из кабины навстречу припухшим полицейским. Ему заломили руку за спину и повели в патрульную машину. Тетеньки-пассажирки боком-боком, ругаясь, крестясь и кряхтя, выползали из заглохшей маршрутки.
Гадостное чувство, что виновница аварии – я, стало заполнять сознание. Трясущимися руками я залезла в сумку и достала пудреницу с зеркалом. Что в моем облике довело водителя до такого состояния? Ага, нос на месте. На лбу третий глаз не появился. И с остальными частями лица и тела вроде все в порядке. Мозг просто взрывался, я ничего не могла понять. Надо было бежать, но от страха отказали ноги.
Парализованно прилипнув к креслу, я напряженно вглядывалась в силуэты на заднем сиденье полицейских «Жигулей» и молилась, чтоб тело побыстрее отмерло и можно было дать деру подальше от надвигающихся разборок с разъяренным хозяином «мерседеса» и его друзьями.
Но тут двери патрульной машины открылись. Из ее недр выполз мой друг, следом – подозрительно довольные и оживленные полицейские. Обойдя вокруг «мерседеса», они несколько раз сфотографировали его, а потом сделали пару селфи на фоне руин. Поржали. Пожали Вадику руку и пошли к своим «жигулям». Вадим немного притормозил у разбитой машины, заглянул вовнутрь. Достал из своей барсетки какую-то карточку и запихнул бумажку под дворник.
– Дебил! Быстрее отсюда! Что вообще происходит? Что я тебе сделала? – Видимо, кричала я страшно, потому что друг детства сразу отмер, сморгнул, залез в кабину и быстро завел микроавтобус.
Дальше события развивались совсем в непонятном ключе: я, нацепив на лицо лучшую свою улыбку, которая предназначалась лишь пассажирам бизнес-класса на Нью-Йорк, закидывала Олиного брата вопросами, но он старательно рулил, демонстративно не смотрел в мою сторону и притворялся глухим.
Фантасмагорию дополнял мерзкий грохот оторванного переднего бампера, болтающегося на одном болте и выбивающего из асфальта искры. Через сто метров Вадик, не выдержав, вышел из машины, сбил несчастную пластмасску ногой и выкинул на обочину. Дальше мы ехали уже в тишине, но игра в глухонемого продолжилась, и это напрягало все сильнее и сильнее.
Тут до меня наконец дошло, что рядом сидит не старый друг, а самый настоящий псих, который может быть опасен. Видимо, математически одаренные мозги не вынесли тяжкого труда водителя маршрутки и слегка завихрились не в ту сторону. Надо бежать. На первом же светофоре выскакивать и удирать во дворы. Я решила заткнуться и выжидать удобный момент, но как назло, светофоры на нашем пути горели приветливым и противным зеленым светом. Тут не сбежишь. Вадим свернул с оживленной улицы, и «Газель» уже скакала по колдобинам каких-то подворотен, мимо разномастных гаражей-ракушек. Мы вырулили на зады небольшого рынка, на маленькую импровизированную парковку, заставленную разбитыми фургончиками. Я осмотрелась. Мамочки! Слева виднелись какие-то подсобки и служебный вход в торговые ряды. Справа – переполненные мусором контейнеры и горы наваленных деревянных ящиков. Ни души вокруг. Еще и по ветровому стеклу начали барабанить крупные капли дождя. Будут убивать – никто не услышит и не узнает. Вадик резко нажал на тормоз и повернулся ко мне. Расширенные зрачки не давали шансов на благополучный исход. Покрываясь холодным потом, я чувствовала себя мышью под взглядом удава. Псих наклонился. Аккуратно дотронулся до моей руки, до лица. Потом тряхнул головой и зажмурился.
– Я знал, что ты придешь сегодня. Сегодня годовщина. Я помню. Как раз собирался к тебе, но видишь, не получилось с утра. Ты за мной пришла? Ты во сне обещала меня забрать с собой.
Конечно же, все слышали, что с сумасшедшими лучше не спорить. Поэтому закивала головой и даже не стала убирать его руку со своего лица.
– Да, Вадик! Я пришла. За тобой. Только объясни, какая годовщина?
Вадим снова вздрогнул и помолчал.
– Годовщина твоей смерти. Тебя же не стало двенадцатого июля. От передоза. Не помнишь? Хотя да… Какие даты у наркоманов? Ты, наверное, к концу уже и не помнила, какой месяц на дворе, и как ты оказалась в Чебоксарах.
– Чего? Какие на хрен Чебоксары? Кто умер? Вадик! Щас тебя самого закопаю, если не объяснишь! Какой передоз? Я работаю бортпроводником в крупной авиакомпании. Какие наркотики? Нас медики каждые полгода проверяют. Ты чего несешь? – взвилась я над креслом, но вовремя взяла себя в руки, решив не провоцировать душевнобольного.
Но было поздно. Адская боль пронзила голову – это Вадик своими стальными пальцами резко ущипнул меня за щеку. От неожиданности у меня проснулись инстинкты выживания и прошел паралич. Я заорала и со всей дури врезала в ответ ему в лицо. Что-то хлюпнуло под рукой. Теперь уже заорал Вадим и схватился за нос. Сквозь пальцы сочилась кровь.
– Дура! Ты чего? Ты мне нос сломала!
Но через минуту его глаза приняли более осмысленное выражение. Брат Оли еще раз взглянул на меня, на синяк, расползающийся по щеке, на свою окровавленную руку, и детское счастье начало медленно расползаться по его физиономии.
– Ленка! Леночка! Ты – правда ты? Ты правда живая? Блин, точно живая! Покойница бы так не врезала! Леночка! Я ж похоронил тебя! – Теперь уже Вадик истерически смеялся, пытаясь обнять окровавленными лапищами. Я кое-как вырывалась, в глубине души еще надеясь уберечь новый голубой пиджачок, удачно купленный на распродаже в Милане. Но не успела. Бывший друг моментально измазал его так, что не возьмет ни одна химчистка. Да ладно, бог с этим пиджаком. Что такое семьдесят евро, когда ты только что избежала страшной смерти от рук сумасшедшего?
Наконец Вадик вспомнил про свой нос. Засуетился, достал из бардачка пачку салфеток, опять посмотрел на меня счастливыми глазами и начал приводить себя в порядок. Но получалось плохо. И только я открыла рот, чтоб еще раз спросить: «Какого хрена вообще происходит?!», как Олин брат опять подхватил свою барсетку, выскочил из кабины и пулей умчался в сторону рынка. Видимо, искать воду.
Вопрос повис в воздухе, а не получив ответа, уйти было нереально. Любопытство бы меня сожрало. Пришлось сидеть и ждать развязки.
Вадим вернулся быстро. Вернее, сначала я увидела огромный шагающий букет белых роз, за которым прятался мой сияющий друг. Цветы уместились на пассажирском сиденье сзади. Судя по всему, букет предназначался мне, но вручать пока было рано. Вадим начал с маленького свертка в полиэтиленовом пакете.
– Держи! Это тебе!
Я развернула. И, наверное, уже в сотый раз за этот день припухла.
Мне на колени вывалился платок «а-ля Шанель» из дешевого ацетата. Аляповатый и электризующийся, из тех, что по сто рублей продают в любом подземном переходе. Зашибись подарочек! С учетом того, что каждая роза в букете-венике стоит раза в два дороже, чем эта тряпочка, умственное здоровье Вадима опять оказалось под большим сомнением.
– Хороший такой платочек! Спасибо за подарок, Вадик!
– Да нет, подожди. Это глаза завязать. Леночка, у меня для тебя есть настоящий подарок! Такой, что увидишь – упадешь! Но сюрприз! Нужна повязка, чтоб ты ничего не видела, для этого и купил платок. Потерпи еще немного, доедем, и все расскажу и покажу.
Я выдохнула. Слава богу. Надеюсь, там будет что-то соответствующее розам на десять тысяч рублей. Вообще, конечно же, подарки я люблю. И сюрпризы. Так – открываешь глаза, а там машина, повязанная бантиком. Или коробочка с кольцом. Или вилла в лесу. Приятно же, да?
Поэтому я безропотно дала завязать себе глаза, и с предвкушением удовольствия мы тронулись в путь. Ехали не слишком долго, может, минут десять – пятнадцать. Вадик на вопросы не отвечал, просил потерпеть. Когда машина остановилась, аккуратно помог выйти, судя по звукам, подхватил с заднего сиденья букет и взял меня за руку, как поводырь. Под душным платком было действительно ничего не видно, и я лишь пыталась догадаться, где мы. Явно не в каком-то торговом центре и не во дворе жилого дома. Было достаточно тихо, гудки машин и шум дороги остались позади. Под порывами теплого ветра шелестели деревья. Щебетали птицы. Неужели я угадала, ткнув пальцем в небо, и это вилла в лесу? Боже, неужели так бывает? И тут Вадик остановился.
– Милая Леночка! Только потеряв тебя, я понял, как же мне тебя не хватает. Как люблю тебя и буду любить всю жизнь! Готовься к сюрпризу! Сейчас сниму тебе повязку!
Надоевшая синтетическая дрянь с искрением слезла с раздраженной кожи.