Труд не является обязательным для женщин в Советском Союзе. Трудовые договоры заключаются непосредственно на предприятиях и трудоустройство в соответствии с квалификацией гарантируется государством. Заработная плата и покупательная способность советских женщин несопоставимы с западными, но тем не менее она сопоставима с мужской. Законодательство и конституция провозглашают принцип «равной оплаты за равный труд», и этот принцип соблюдается[808]. Даже среди развитых стран этот принцип редко является преобладающим как de jure, так и de facto. Советские женщины пользуются некоторыми преимуществами по трудовому законодательству, наиболее важными из которых являются льготы матерям. Последняя версия коллонтаевского закона, принятая в августе 1973 г. гарантирует всем работающим женщинам оплачиваемый шестнадцатинедельный декретный отпуск, право на легкий труд по возвращении на работу, бесплатное медицинское обслуживание во время беременности и родов и либо бесплатные ясли, либо право оставаться с ребенком дома без заработной платы, но с сохранением рабочего места и должности. Незамужние, разведенные и вдовы обеспечиваются еще больше[809]. Эти меры дают советским матерям чувство определенной защищенности и самоуважения.
Равное образование для мужчин и женщин было ключевым моментом у теоретиков женского вопроса начиная с 60-х годов XIX в., и то, что советский режим сумел осуществить его в полной мере — достижение, которым он в полной мере может гордиться. Накануне революции в деревне были неграмотными 17 млн человек, из них — 14 млн женщин[810]. Неграмотность была в основном женской проблемой, и поэтому на ее решение именно женщины направили свои таланты и свою энергию. Закаленная революционерка Анна Курская руководила Всероссийской чрезвычайной комиссией по ликвидации безграмотности (Ликбезом)[811], созданной при Народном комиссариате просвещения в 1920 г. В 1923 г. для поддержки деятельности Ликбеза по всей стране стали возникать добровольные общества «Долой неграмотность», в которых также работали в основном женщины. Женотделы также направили часть своих сотрудниц на борьбу с неграмотностью. Эта кампания, самая значительная из всех государственных кампаний подобного рода, дала поразительные результаты: к 1926 г. читать и писать могло 42,7 % российских женщин, к 1939 г. их число увеличилось до 83,4 %. Таким образом, неграмотность была почти ликвидирована, а затем были претворены в жизнь все принципы светского образования, сформулированные еще в XIX в. Оно стало всеобщим, бесплатным, обязательным и совместным. Образовательная политика носила массовый характер, хотя и спустя пятьдесят лет половина женщин не имели семилетнего образования, и в некоторых районах восточных республик можно было встретить малограмотных или неграмотных женщин[812].
Первые декреты советской власти провозглашали совместное обучение в школах, равный доступ к образованию для обоих полов, запрет телесных наказаний, одинаковые учебные программы для мальчиков и девочек. Учеников теперь не разделяли по признаку пола на будущих домохозяек и будущих деятелей общественной сферы. Для всех были в одинаковой мере доступны все предметы, включая естественнонаучные и технические дисциплины. Девушек, чьи скрытые таланты в естественных и точных науках были разбужены таким подходом, убеждали, что для них, как и для юношей, карьера в этой области является приемлемой. Как отметила в 1921 г. Н. К. Крупская, равенство полов в жизни должно строиться уже в начальной школе и начинаться с равенства в образовании. Так вера в разнообразные способности женщин, долгое время вынашиваемая женщинами-интеллигентками XIX в., стала частью советской системы образования. Даже отмена Сталиным в 1943 г. совместного обучения, не смогла серьезно изменить принцип равенства в образовании: даже во время десятилетнего периода раздельного обучения программы для мальчиков и девочек по основным предметам оставались одинаковыми и с начальных классов девочки также обучались широкому кругу дисциплин[813].
Важным направлением в достижении равенства в образовании была попытка внедрения женщин в так называемые специализированные средние учебные заведения[814], бывшие промежуточными центрами подготовки ученых и инженеров. К 1927 г., во многом благодаря усилиям женотделов, женщины составляли 40 % учащихся этих школ. С началом индустриализации правительство провозгласило, что женщин должно быть не менее 30 % во всех школах подобного рода, а к началу Второй мировой войны их доля составляла половину учащихся. Квоты и поощрительные методы с такими же впечатляющими результатами использовались и для увеличения количества женщин в университетах и институтах. Данные середины 1960-х гг. показывают, что женщины составляли 53 % студентов-медиков, от 75 до 80 % биологов, 25 % — агрономов, около 2/3 студентов-химиков, почти половину всех обучающихся на математических факультетах и от 25 % до 40 % — на физических и геологических. Эти цифры особенно впечатляют при сравнении с аналогичными показателями в других странах. Результатом этого является необычайно большое число женщин-ученых и инженеров. Согласно данным Доджа, женщины составляли 63 % всех специалистов со средним специальным образованием, 92 % среднего медицинского персонала, 75 % плановиков, статистиков и бухгалтеров. Действительно более половины работников умственного труда в Советской России — женщины, и это в стране, где за два десятилетия до революции озадаченный крестьянин мог спросить женщину-аптекаршу: «А скажите, барышня, можно ли женским умом вникнуть в такие вопросы?»[815].
Перед выпускниками советских школ открывался широкий спектр профессий и занятий. Наиболее показательна разница в советском и западном подходе к использованию женских талантов в медицине и технике. Традиции женского движения XIX в. и массовые эпидемии, которые пережила Россия после революции, привели к активному привлечению женщин в медицинскую профессию. Уже в 1926 г. женщины составляли половину всех студентов-медиков, а к 1935 г. — половину всех врачей. Этот показатель с тех пор неуклонно повышался, и сейчас[816] медицина считается в основном женской профессией. Многие первые советские женщины-доктора были революционерками и ветеранками Гражданской войны, прошедшими через работу в подполье, санитарных поездах и в мирное время посвятившими себя медицинской профессии. Женщины-инженеры, техники и ученые встретили больше препятствий, чем женщины-медики, но враждебное отношение к ним, существовавшее вначале, не продлилось долго. Во время Гражданской войны они проектировали и строили мосты и железные дороги, в 1920-е годы они участвовали в электрификации Ферганской долины в Туркестане, а в 1930-е годы стали обычным явлением в экономической жизни страны[817]. Однако последние исследования показывают, что безоблачные картины полного равенства в праве на труд и образование, представляемые официальной советской идеологией, не соответствуют действительности. «Двойной подход» и «политика пола» продолжают создавать препятствия тем женщинам, которые стремятся добиться большего и сделать карьеру в избранной профессии. Существуют даже официальные, хотя и не предающиеся огласке, директивы, нарушающие принятую доктрину равенства, как например существующая сознательная практика предпочтения мужчин в некоторых высших учебных заведениях, опирающаяся, как считает один исследователь, на убеждение, что женщины после завершения образования менее перспективны, чем мужчины. Как бы ни мотивировалась эта позиция, по сути она является отходом от эгалитарной концепции женского образования, вынашиваемой русской интеллигенцией с 60-х годов XIX в. Это является свидетельством существования, хотя и в меньшей степени, чем на Западе, системы профессиональной сегрегации женщин, вследствие которой женщины направляются в основном в относительно низкооплачиваемые и низкостатусные виды деятельности, некоторые из которых (торговля, медицина, преподавание) оказались успешно «феминизированными». Это одна из причин, почему вопреки законодательно установленному принципу равной оплаты за равный труд, в Советском Союзе до сих пор сохраняется заметный разрыв в доходах мужчин и женщин[818].
Советская модель решения женского вопроса выглядит еще более впечатляющей в сравнении с другими странами и другими эпохами[819]. Несмотря на успехи русских феминисток, количество женщин, допущенных к получению высшего или специального образования до 1917 г. оставалось незначительным. В настоящее время во всех развитых демократиях Запада (после столетия борьбы феминисток за права женщин) сохраняются огромное неравенство и мужская монополия в тех сферах человеческой деятельности, которые в Советском Союзе открыты для женщин, и вследствие этого происходят непростительные потери таланта, энергии и образования. Некоторые могут возразить, что американские и европейские женщины удовлетворены своим высоким жизненным уровнем и совсем не стремятся оказаться в положении советских женщин, которые обязаны работать. Это могло быть справедливым несколько лет назад, но это уже совсем не так для все возрастающего количества женщин на Западе. Эта проблема слишком хорошо известна в Соединенных Штатах для того, чтобы останавливаться на ней здесь подробно. По данным исследования Европейского экономического сообщества, три четверти женщин вообще не заняты, хотя многие из них бесплатно работают на ферме или в другом семейном бизнесе. Для оплачиваемых работниц положение 119 статьи Римского договора о равной плате за равный труд остается пустым звуком. Эвелин Суллеро, автор отчета, убеждена, что многие европейские женщины желают «избавиться от скуки домашнего очага и достигнуть благодаря работе относительной экономической и психологической независимости»