Голословное утверждение моральной несостоятельности женщин отличало Прудона от других антифеминистов. В своих доказательствах он ссылался на сексуальную распущенность эмансипированных женщин времен Июльской монархии; на кокетство как на отвратительный, специфически женский порок; а также на проституцию как на институализированную демонстрацию испорченной женской природы. Все это, утверждал Прудон, вытекает из женского «вечного зуда» и атавистического стремления к рождению детей. Полемизируя с Прудоном, Михайлов подошел к этим обвинениям с иной стороны. Являлись ли герои любовных романов Поля де Кока и их реальные прототипы в нравственном отношении выше парижских кокоток? Изобретателем кокетства, заявил он, был мужчина, а не женщина. Чего еще можно ожидать от мужского мира, в котором женщина не имеет иной функции, кроме как загонять в ловушку мужа или любовника, и где мужское тщеславие стимулирует женские хитрости? А проституция? Ее богатая история доказывает лишь то, что мужчина всегда готов купить то, что ему могут продать немногие женщины. И именно мужчина тот, кому присущ «вечный зуд» и именно мужчина является тем, кто постоянно ищет удовлетворения своих развратных потребностей.
Михайлов рассматривал образование как основную проблему в России. Женские институты и пансионы, выпускницей одного из которых была его возлюбленная Л. Шелгунова, являлись питательной средой наивности и препятствием на пути развития общественного сознания и полового воспитания. Подобного рода образовательные учреждения также были ответственны за женскую «неполноценность». Все проблемы женщин, по мнению Михайлова, коренились в отсутствии реалистичного и здравого образования. Оторванное от жизни воспитание и образование девушек в душной, невыносимой обстановке школы и семьи побуждало их стремиться к свободе, что часто выражалось в замужестве с первым встречным, последующим за этим разочарованием и «бальзаковской семейной жизни». Необходимость в образовании равном мужскому на всех уровнях была очевидна Михайлову. Муж не мог дать своей жене образование, как утверждал Мишле, к тому времени, когда они уже создали семью, это было слишком поздно. Совместное образование девочек и мальчиков было необходимо для того, чтобы в раннем возрасте познакомить девочку с представителями противоположного пола и избавить ее от несостоятельных фантазий о любви. В конечном итоге, женское образование должно было быть широким и либеральным, а не узко нацеленным. По мнению Михайлова, готовить девочек к роли жены и матери абсурдно в такой же мере, в какой абсурден предварительный отбор врачей и инженеров из еще не родившихся детей.
Критика семьи также тесно связывалась Михайловым с проблемой образования. Именно недостаток образованности приводил к созданию двумя неподходящими друг другу людьми ненадежной семьи и воспитанию плохо образованных детей. На утверждение Прудона о том, что женщина не имеет никакой другой функции, кроме домашней, Михайлов отвечал, что из-за скудного образования женщина не способна даже к ведению хозяйства. Михайлов был поборником семьи, но лишь той, которая была основана на взаимном уважении и равенстве, а не на одной лишь сексуальной связи. Он выступал против не только тех союзов, в которых жена была вынуждена хитрить, но и против промискуитета, либертизма и разложения семьи. Михайлов рисовал в своем воображении браки и союзы (по соображениям цензуры, он мог употреблять только слово «брак»), состоящие из подходящих друг другу супругов, обладающих равным образованием и равным положением. Только они смогли бы объединить мужчин и женщин в их общих делах и интересах. Он считал, что развод будет редким явлением в браке, который будет представлять собой прекрасный образец для грядущих поколений.
В силу российских условий Михайлов не касался темы политических прав женщин. Избирательное право для обоих полов в России отсутствовало вплоть до 1864 г. на местном и до 1905 г. на национальном уровнях. Однако Михайлов все-таки осторожно поднял вопрос о женских политических правах, сделав перевод статьи Джона Стюарта Милля и Гарриет Тейлор — «Предоставление избирательных прав женщинам». За выполнение этого перевода Михайлов взялся в 1858 г., решив представить эту статью российской читающей публике как пример бесстрастного и логического подхода к проблеме. Гарриет Тейлор, на которой Милль впоследствии женился, была выдающейся женщиной, сыгравшей примерно такую же роль в привлечении внимания Милля к женскому вопросу, как и Людмила Шелгунова в случае с Михайловым. Статья Милля и Тейлор, основанная главным образом на ее идеях, но написанная Миллем, появилась в 1851 г. В ней содержался призыв предоставить женщинам право голоса на основе древнего английского закона, в соответствии с которым представительство в парламенте имеют лишь те, кто платит налоги. Статья не имела прямого отношения к российской действительности, за исключением того, что она лишь несколько преувеличила возможности женского движения и увязала проблему женской эмансипации с общим стремлением к расширению прав и с отменой старых привилегий монархии, аристократии и церкви[79].
В России на работы Михайлова последовал немедленный отклик. Писарев искренне рекомендовал его статьи всем учителям и матерям: «С этими идеями должно вырасти молодое поколение». Педагог В. Стоюнин видел в идеях Пирогова, Михайлова и Милля начало новой эпохи равенства и свободного развития женщин. Столичные дамы искали портреты Михайлова. По воспоминаниям Шелгунова, его статьи «произвели землетрясение в российских умах». Однако среди радикалов основной причиной его славы и уважения было его революционное мученичество. Вместе с Шелгуновым и, возможно при некоторой помощи Шелгуновой, он сочинил антиправительственное обращение «К молодому поколению» и был арестован во время кампании по борьбе с «эрой прокламаций» в 1861–1862 гг. Взяв всю вину на себя, Михайлов, был осужден и отправлен в ссылку. Однако в Сибирь за ним последовала и его слава — по прибытию в Иркутск местный священник предупредил его, что Бог накажет его за желание «освободить женщин». Каторгу Михайлова скрашивала группа молодых женщин, которые, прочитав его статьи, навещали его и искали у него совета по романтическим, матримониальным и политическим вопросам. После нескольких лет болезни, Михайлов умер в 1865 г.[80]
Аргументы Михайлова были не только убедительными, но в основной своей массе и верными. Даже в свете знаний того времени, его утверждения о женских способностях были более логичными, нежели субъективные, сделанные a priory наблюдения Мишле и Прудона. Дальнейшее развитие женской эмансипации превратило его выводы в трюизмы, в особенности те, что касались способности женщин учиться и работать на ответственных должностях. После революции 1917 г. равное образование и равные экономические возможности для обоих полов стали государственной задачей. Михайлов в своих статьях в «Современнике» впервые подошел к проблеме с искренностью, тактом и логикой — отныне в них не было места для замалчивания и косвенных намеков. Ранние призывы к реформированию женского образования, еще неопределенная критика «семейного деспотизма», экономические доводы в пользу женской рабочей силы — все это было синтезировано Михайловым в одном вопросе: каково же значение женщины в семье и обществе? Подобная всеохватывающая формулировка вопроса была характерна для российской интеллигенции.
Заслуживают внимания взгляды Михайлова на любовь и брак. Его связь с женой своего друга и создание ситуации треугольника могут показаться противоречащими его уверенному отторжению идей Жорж Санд и так называемой свободной любви. Но Михайлов отвергал лишь прямолинейное, упрощенное решение жизненных проблем особенно женских. Простой ли это адюльтер или же «следование сердцу» — вот тот обычный выбор, в риторике которого принималось решение последователями Жорж Санд. Без сомнения Михайлов не испытывал никакого уважения к формальностям брака, священным или каким-либо другим, хотя на деле и на словах он продемонстрировал свою приверженность к единобрачию, предпочтя бесконечным битвам на сексуальном поле брани жизнь в телесном и духовном союзе с женщиной, которую он выбрал. Союз или, как он писал, брачный договор, должен быть равноправным и обеспечивающим взаимное уважение и товарищество на протяжении всей жизни, а также совместное решение жизненных задач. Этот взгляд содержал в себе зерно будущей идеи «революционной дружбы», возникшей в 1870-х гг., или «товарищеского брака», присущего ранней советской эпохе. Михайлов предполагал, что объединение гуманно настроенных мужчин и женщин обеспечит, а не разрушит, стабильность семьи. Таким образом, у Михайлова так же, как прежде и у Герцена, мы находим зачатки двух мнений относительно брака, которые впоследствии неизбежно столкнутся в душах русских людей в своем резком противоречии друг другу. Во-первых, это идея свободных брачных союзов между двумя товарищами, которые заключаются и расторгаются только лишь перед судом своей совести; во-вторых, это продолжительный союз равноправных партнеров, взявших на себя взаимные обязательства. И только после смены трех поколений противоречия между этими концепциями стали ярко выраженными и трагически очевидными.
Михайлов не стремился к тому, чтобы превратить женский вопрос в единственный «жгучий вопрос» русской интеллигенции. Писатели, принадлежавшие к радикальному лагерю, всегда рассматривали женский вопрос исключительно как часть более общей социальной проблемы. В те дни их первейшей заботой было грядущее освобождение крепостных крестьян. Хорошо известно замечание «Прочь от этих любовных вопросов!», принадлежавшее Н. Чернышевскому, который практически полностью игнорировал их, вплоть до своего ареста в 1863 г. Вклад Писарева и Добролюбова в данную проблему был незначительным и не был предметом их основных интересов. Подобное отношение к теме разделяли и Михайлов с Шелгуновым. Приоритеты Михайлова ясно видны в тексте прокламации «К молодому поколению», в котором женщины вообще не упоминаются, а основной акцент делается на политических и революционных задачах нового поколения