Такая широкая программа была негативно воспринята некоторыми «чистыми» феминистками, чья точка зрения еще раньше была выражена Прасковьей Ариан в «Женском вестнике»: «Многими считаются женские интересы слишком узкими, — писала она, — и они желали бы видеть женщин в рядах отстаивающих интересы общечеловеческие, но ими совершенно упускается из виду, что частной борьбой мелких групп за свои потребности, страдания и идеалы общество и человечество приходят к осуществлению общих идеалов». Однако возобладала все же точка зрения Покровской, и Женская прогрессивная партия, как и Союз равноправия, присоединилась, по крайней мере теоретически, к «освободительному» движению. Между тем в отличие от Союза равноправия, который сотрудничал с мужчинами, партия Покровской не допускала их к своей деятельности. «Защитницы единения с мужчинами в борьбе за женские права упускают из виду ту потребность, что во многих резолюциях и проектах будущего переустройства государственной жизни совершенно забыты права женщин», — писала одна из сторонниц Покровской. Сама же Покровская предупреждала членов своей партии, что сотрудничество с мужчинами выгодно только мужчинам. Таким образом, вопрос о совместных действиях обоих полов стал одной из основных проблем русского феминизма[425].
В политическом отношении Женская прогрессивная партия стояла между воинственным Союзом равноправия женщин и консервативным Взаимноблаготворительным обществом. Всегда законопослушная партия отказалась от революции и насилия, избрав тактику быстрого, но мирного улучшения положения женщин законными способами. Кроме того, члены партии гордились широкой постановкой проблем и задач. Сама Покровская исповедовала некую разновидность социализма, представлявшую смесь европейских принципов 1789 г. и русской традиции 1860-х гг., хотя и обращалась с этим «социализмом» так же вольно, как западные феминистки с христианством, и на деле выступала против забастовок. С другой стороны, партия отличалась от своих «буржуазных» сестер на Западе тем, что уделяла пристальное внимание работницам, выступая не только за общую фабричную реформу, но в частности за назначение женщин на должности фабричных инспекторов, десятимесячный оплачиваемый отпуск по беременности, за создание на фабриках возможностей для матерей ухаживать за детьми, а также за равную оплату за равный труд. Женская прогрессивная партия являлась одной из тех российских либеральных групп, чья программа была гораздо более социалистической, нежели у их европейских коллег[426].
В Манифесте от 17 октября царь пообещал наделить правом голоса всех граждан России, и у множества женщин появилась надежда, что они окажутся в их числе. Глубокое разочарование наступило 11 декабря 1905 г., когда правительство объявило, что в выборах в новую Думу не будут принимать участие «лица женского пола». Однако поскольку Манифест предполагал, что Дума будет рассматривать вопрос об изменении избирательной системы, феминистки сконцентрировались на том, чтобы выяснить позиции партий по этой проблеме. Спектр политических партий был широк — от толстовцев и анархистов, с одной стороны, до экстремистских монархических групп — с другой. Пункт о женском политическом равноправии присутствовал в программах лишь трех основных партий: социал-демократов (большевиков и меньшевиков), эсеров и кадетов. Марксистские партии всегда рассматривали женское избирательное право как часть всеобщего избирательного права и никогда — как отдельный вопрос. Однако у эсеров и кадетов первоначально существовали некоторые внутрипартийные разногласия по этому вопросу[427].
Партия эсеров, созданная Гершуни, Виктором Черновым, Брешковской и другими за пять лет до этих событий, рассматривала себя продолжательницей дела народников и враждебно относилась к дискриминации по признаку пола. В 1904 г. Чернов представил первый набросок программы эсеров, который содержал пункт о всеобщем избирательном праве «вне зависимости от пола» как основной социалистический принцип. Однако на съезде крестьянских союзов, на чьи голоса надеялись эсеры, прозвучало несколько оппозиционных мнений. Некоторые настаивали на предоставлении крестьянкам только активного избирательного права. Сторонники же полного равноправия привели множество аргументов в пользу того, что сельские женщины являются компетентными членами деревенского сообщества. На одном из съездов появилось и несколько крестьянок, одетых в красочные национальные костюмы. В конечном итоге крестьянские союзы поддержали партию эсеров в том, чтобы предоставить женщинам политическое равноправие. Это объясняет тот факт, почему трудовики, независимые эсеры или беспартийные социалисты, придерживавшиеся эсеровской программы, стали первыми защитниками женских прав в Государственной думе[428].
Разногласия в партии кадетов по этому вопросу были более серьезными, и включение в программу пункта о женских избирательных правах стало возможным благодаря двум женщинам — Анне Милюковой и Ариадне Тырковой. Милюкова (урожденная Смирнова, 1861–1935) была дочерью ректора Московской Богословской Академии. Ее жажда знаний и стремление избежать участи жены священника привели к семейной драме, напоминающей семейные драмы 1860-х гг. Она поступила на курсы Герье, где изучала историю и где встретила своего будущего мужа — Милюкова. Женским вопросом Анна Милюкова заинтересовалась благодаря кружку болгарских феминисток, с которыми познакомилась в Софии, где преподавал ее муж. На первом съезде кадетской партии к разочарованию мужа и удивлению остальных делегатов она выдвинула идею о женских избирательных правах. Милюков решительно выступил против на том основании, что эта мера отпугнет крестьянских избирателей. По свидетельству Коллонтай, ту же позицию занял и Струве, выдвинув любопытный аргумент о том, что было бы несправедливо наделить правом голоса русских женщин, пока мусульманские законы не признают этого же права за восточными женщинами. Резолюция Милюковой с предложением включить в политическую программу слова «вне зависимости от пола» была принята большинством в два голоса. Также получило одобрение и замечание ее мужа о том, что поддержка идеи о политическом равноправии женщин не является обязательной для членов партии[429].
Тыркова к вопросу о женской эмансипации подошла позднее. Она родилась в Петербурге в 1869 г. в семье новгородских землевладельцев и была кузиной революционерки Софьи Лёшерн фон Герцфельдт. Однако в детстве, несмотря на героические «мечтания» и восхищение жирондистами, она не соблазнилась радикализмом. Не сумев получить образование на женских медицинских курсах, которые к тому времени закрылись, она поступила на Бестужевские курсы. Время ее обучения на курсах совпадает с временем ее первого короткого замужества. Позднее она второй раз выйдет замуж за английского журналиста Гарольда Вильямса. Тыркова всегда прохладно относилась к марксизму, несмотря на то что, по ее свидетельству, все ее близкие подруги по курсам были замужем за марксистами: Лида Давыдова — за Туган-Барановским; Нина Герд — за Струве, Надя Крупская — за Лениным. Благодаря Вильямсу, Струве и князю Шаховскому, Тыркова в конечном итоге увлеклась либерализмом и даже имела неприятности с полицией из-за участия в демонстрациях. Вплоть до 1906 года Тыркова не проявляла никакого интереса к женской проблеме как таковой, потому что считала себя вполне равной мужчинам. Собрание Союза равноправия оставило ее равнодушной, а когда ее приятельница Ольга Волькенштейн фактически потребовала от нее присоединиться к Союзу, она отказалась[430].
Взгляды Тырковой быстро изменились, когда на втором съезде кадетской партии в январе 1906 г. она увидела, что мужчины отнюдь не считают ее и других женщин равными себе. Милюков, пытаясь убрать пункт, вставленный его женой на первом съезде, произнес речь, намекая на этот раз на низкий культурный уровень крестьянок. Он был решительно поддержан представителем от казанских татар, рассказавшим делегатам о том, что женщины-мусульманки не хотят иметь право голоса. Тыркова, которая не прочитала ни одной работы по женскому вопросу за свою жизнь, поднялась и непроизвольно воспроизвела традиционный контраргумент суфражисток[431]. Вслед за ней выступила Милюкова, а затем уважаемый и знаменитый профессор Петражицкий, чья поддержка пункта о женском политическом равноправии обеспечила феминисткам победу. Однако разногласия по данному вопросу продолжали существовать среди кадетов и после роспуска первой Думы. Четыре остальные либеральные партии, хотя и выказывали заинтересованность в правовом и образовательном равноправии полов, тем не менее, не упоминали в своих программах о праве голоса для женщин. Отныне Тыркова начала работать совместно с Милюковой, как представительница феминисток в среде кадетов и как член кадетской партии среди феминисток. В известной степени именно им женское суфражистское движение обязано тем, что среди кадетов было значительное количество его сторонников[432].
Октябристы несомненно выступали против равноправия женщин, хотя в их программе на этот счет ничего не говорилось. Но, когда на одном из их собраний представительница Союза равноправия Зинаида Мирович попросила разрешить ей выступить по вопросу о политическом равноправии женщин, октябристы наотрез отказались. Кроме того, их партия распространила антикадетскую брошюру, в которой обвинила либералов в лицемерном манипулировании женщинами ради своих политических целей. В брошюре говорилось и о существовании психологической пропасти между полами, а также об особой способности женщин и к великой любви и к великой жестокости. По свидетельству Мирович, когда члены партии октябристов сталкивались с данной проблемой в частном порядке, они приводили более рыцарское объяснение: «В Европе этого еще нет». Из семи других умеренно консервативных партий, объединившихся вокруг октябристов, лишь один Союз мирного обновления требовал равенства полов перед законом; осталь