В 1910 г. в Москве появилось еще одно феминистское объединение национальной значения — Московское отделение Лиги равноправия женщин, которое, несмотря на название, действовало независимо от петербургской организации. Как в случае с Петербургской Лигой, в Московское отделение вошли некоторые члены бывшего Союза равноправия и возглавлялось оно женщинами-врачами. Члены московской Лиги также чрезмерно увлекалось такими малозначительными делами, как отдание дани памяти Сергею Муромцеву или Льву Толстому или же проведением мероприятий по поводу пятнадцатилетия женского образования в России. Подобная погруженность в прошлое свидетельствовала об отсутствии энтузиазма. Кроме того, московская организация была ослаблена из-за столкновения между Мирович (членом обеих лиг) и прежним президентом Московского отделения Марией Райх, произошедшего в 1911 г. на стокгольмском конгрессе МЖСА. Руководительницы Московского отделения заняли сторону Райх, и Мирович со своими сторонницами вышла из организации. Спустя два года она умерла. Несмотря на то, что инцидент по своей сути был достаточно обычен, он был раздут прессой и способствовал дискредитации некоторых феминисток и возникновению напряженности между Москвой и Санкт-Петербургом, поддерживавшим Мирович[467].
Ставшая ведущей суфражистской группой в дореволюционной России, петербургская Лига своей умеренностью привлекла к себе Взаимноблаготворительное общество, а тактичностью — Женскую прогрессивную партию. Под эгидой Лиги были проведены совместные заседания. Основная цель Лиги заключалась в оказании воздействия на Думу с тем, чтобы она приняла законы в пользу женщин. Руководительницы Лиги проводили политику лоббирования среди симпатизировавших суфражизму депутатов, которые часто выступали на собраниях Лиги и чьи портреты украшали штаб-квартиру петербургской Лиги[468].
Среди множества законодательных проектов, касавшихся женских прав, которые лоббировала Лига, основным был законопроект о политическом равноправии. В 1912 г. Лига представила в Третью думу петицию с просьбой пересмотреть закон о выборах и добавить в него следующие слова: «Лица женского пола пользуются правом избирать и быть избранными в Государственную думу на тех же условиях, что и мужчины». Аргументы в пользу этого были традиционными — женщины уже продемонстрировали свою пригодность во всех сферах социальной жизни и поэтому определенные социальные проблемы (например алкоголизм, проституция, защита детей) быстрее найдут свое решение в руках тонко чувствующих и талантливых женщин; кроме того, женщины будут выступать против милитаризма и смогут улучшить отношения с другими государствами. Петиция была представлена трудовику А. А. Булату, который разработал на ее основе законопроект, подписанный 40 депутатами (18 кадетами, 11 трудовиками, 4 членами партии прогрессистов, 4 независимыми депутатами, 2 октябристами и 1 социал-демократом — большевиком Петровским). При первом же чтении законопроекта консерваторы встали в оппозицию. Затем законопроект был передан в комитет, где он и пролежал несколько месяцев вплоть до роспуска III Думы[469].
Однако прежде чем это случилось, проект Булата стал предметом интересной дискуссии между министром внутренних дел Маклаковым, премьер-министром Коковцевым и министром юстиции Щегловитовым. Первый заявил премьеру Коковцеву, что предоставление женщинам политических прав «не соответствует общему развитию жизни в нашей стране». К тем же выводам в записке академического характера (подкрепленной внушительной юридической библиографией) пришел и Щегловитов. Однако к традиционным возражениям он добавил свое опасение, что (в противовес убеждениям некоторых либералов в том, что женщины-избиратели укрепят консервативные и клерикальные силы) русские женщины, если их привлечь к политической деятельности, будут поддерживать революционные идеи. Таким образом, поскольку премьер и другие министры разделяли это мнение, не оставалось ни малейшей надежды на принятие законопроекта Булата, даже если бы он прошел в Думе. Проект Милюкова о всеобщем избирательном праве, внесенный в следующем году в IV Думу, засвидетельствовал провал этой идеи в глазах нового депутатского сообщества. Когда Милюков выступил с предложением наделить правом голоса всех русских женщин, он был поднят на смех правыми, которым легко удалось провалить проект 206 голосами против 106. Так в Думе закончилась борьба за женское политическое равноправие[470].
Было бы несправедливо судить об успехах русского феминизма исключительно по его попыткам добиться для женщин права голоса. Все четыре суфражистские организации обращались к широкому кругу социальных проблем, касавшихся женщин, причем не только в области избирательных прав. Взаимноблаготворительное общество и Лига равноправия использовали свои связи в Думе, приобретенные во время суфражистской кампании, для того чтобы добиться принятия желаемых законопроектов, далеких от проблемы политического равноправия. Женская прогрессивная партия, всегда недоверчиво относившаяся к Думе и партиям, была в авангарде борьбы с регулируемой проституцией. К списку достижений феминисток необходимо также добавить и некоторые права, которых добились студенческие и профессиональные женские группы при помощи их агитации на местах.
Большинство феминисток никогда, особенно после 1908 г., не стояли на социалистических позициях и не претендовали на звание социалисток. Поэтому неудивительно, что не все свои силы они направили на служение массам. Однажды Шабанова заявила, что те, кто занят в легальной (но не революционной) борьбе, должны стремиться к устранению неравенства между полами и явных мужских привилегий. Какие в этом случае привилегии более существенны — вопрос личной позиции. К примеру, феминистки практически не уделяли внимания интересам крестьянок, но всегда с готовностью подписывались под суфражистскими петициями 1906–1907 гг. Их единственной победой в этой сфере законодательства было принятие законопроекта, разрешавшего крестьянкам голосовать на «сходках» по вопросу употребления алкоголя. Другой чуждой феминисткам проблемой был вопрос о прислуге. Некоторые предпочитали поддерживать хорошие отношения со своей домашней прислугой, а не стремиться к улучшению участи прислуги как таковой; другие же рассматривали труд слуг как способ высвобождения сил образованных женщин для профессиональной работы. И лишь незначительное число феминисток действительно заботилось об освобождении прислуги[471].
В реформировании трудового законодательства успех феминисток был ненамного значительней. Но это была не только их вина. В первые годы существования Союза равноправия социальные феминистки образовали в нем левое крыло, а программа учитывала интересы работниц. Например, печатный орган СРЖ — «Союз женщин» в типично интеллигентском духе заявил, что филантропический подход к защите работающих матерей похож на «жалкий пластырь на зияющей ране», и что в сотрудничестве с Союзом работницы смогут объединится для борьбы за свои права. Когда желанный альянс феминисток и работниц не состоялся, феминистки были вынуждены подойти к проблеме последних в рамках политической реформы. Оказавшись не в состоянии работать с фабричными женщинами, феминистки тем не менее не прекратили работать для них. Например, вице-президент Лиги Ольга Клирикова (фабричный врач) была секретарем Второго Всероссийского съезда фабричных врачей (1911) и способствовала принятию резолюции такой же, как и у социал-демократов, о защите работающих матерей. Обеими (петербургской и московской) Лигами была с энтузиазмом поддержана кампания по назначению женщин на должность фабричных инспекторов. Однако значительно больше сил и времени уходило на другие дела, более важные для феминисток. Поэтому члены Лиги, выбирая девиз, который выражал бы их взгляд на экономический аспект женского вопроса, остановились на таком безобидном лозунге, как «Право женщин на работу за справедливую зарплату!»[472]
Несомненно основной целью деятельности феминисток было отстаивание интересов интеллигенток, хотя в соответствии с благочестивым каноном русского социального реформаторства это редко когда признавалось. Курсистки и их стипендиальные комитеты расчистили женщинам путь к высшему образованию. Новые курсы и школы открывались либо частными лицами (Женские технические курсы), либо Думой (Женская богословская академия). К 1911 г. битва за дипломы и государственные экзамены была выиграна. В следующем году Лига провела Всероссийский съезд по образованию женщин. Однако, несмотря на его впечатляющую организацию и 1 000 делегаток, съезд не сумел внести ничего нового в решение данной проблемы. Можно предположить, что он был просто предлогом, чтобы созвать еще один съезд женщин, которых не беспокоили бы рабочие агитаторы. Расширение прав учительниц, женщин-врачей и адвокатов было основной целью многих думских законопроектов, которые обсуждались, а зачастую и разрабатывались вне думских стен специальными группами или комитетами Лиги равноправия и Взаимноблаготворительного общества[473].
Законы повышающие правовой и семейной статус женщин, помогали больше тем из них, кто имел более высокий доход и образование. В 1912 г. по инициативе Взаимноблаготворительного общества был принят закон, уравнявший сыновей и дочерей в праве наследования городского движимого и недвижимого имущества. Однако в провинции женщины по-прежнему получали одну седьмую (по сравнению с одной четвертой у мужчин) часть земельного наследства. Это никоим образом не повлияло на более гибкое обычное право крестьян; и не представляло интереса для бедных фабричных работниц. То же самое касалось