Женское освободительное движение в России. Феминизм, нигилизм и большевизм. 1860-1930 — страница 69 из 124

Александра хотела поступить на Бестужевские курсы, однако мать, обеспокоенная их радикальной атмосферой, отказала ей в разрешении. Вместо этого она стала посещать частные курсы, пока в 1891 г. не встретила Владимира Коллонтая — юнкера и сына польского политического ссыльного. Александра уже пережила один юношеский роман, закончившийся самоубийством ее возлюбленного[514]. Однако на этот раз привлеченная оптимистической натурой Коллонтая и аурой политического мученичества, которая окружала его семью, Александра была готова выйти за него замуж. Против брака возражали ее родители, которые, посчитав время лучшим лекарством от любви, отправили дочь за границу. В книжном магазине Берлина Александра наткнулась на экземпляр «Манифеста Коммунистической Партии», который, как она вспоминала впоследствии, способствовал формированию ее мировоззрения. Она также прочла Энгельса, а, находясь в Париже, — литературу периода Французской революции и социалистов-утопистов. По возвращении в Россию ее родители встревоженные интеллектуальными открытиями своей дочери решили, что из двух зол следует выбрать меньшее, то есть замужество. В 1893 г. Александра, которой шел 21 год, и Владимир поженились.

Некоторое время семья Коллонтай жила в Тифлисе, где родился их сын, после чего они вернулись в Петербург. Быстро устав от домашних хлопот, молодая мать нашла отдушину в добровольной работе в передвижном Музее педагогических пособий[515]. Это забавное предприятие с волшебными фонарями и другими интересными вещами было инициативой учительниц воскресных школ, которые пытались пробудить интерес к знаниям у петербургских рабочих, и было образцом городских «малых дел» псевдорадикалок 1890-х гг. Для Коллонтай оно было трамплином в общественную деятельность, которой занимались такие женщины знатного происхождения, как Елена Стасова, с которой она здесь же и познакомилась. Затем Александра начинает работать в Красном Кресте, помогавшем политическим заключенным и ссыльным. Как она вспоминала впоследствии, дружеские связи, завязавшиеся в этой организации, на время направили ее на путь популизма и даже «терроризма». В 1895 году ее муж был назначен инженером на строительные работы в Нарву, и здесь, из окна гостиницы, Александра Коллонтай увидела поразившие ее сцены рабочей жизни. Когда однажды муж возвратился с работы с двумя билетами в оперетту, она осознала, насколько далеко разошлись их интересы и интеллектуальные дороги. Ее симпатия рабочим усилилась в результате наблюдения за забастовками 1896 г. и чтения марксистских журналов. Она начала оказывать активную помощь забастовщикам. Все это отдалило ее и от дома, и от мужа, и в 1897–1898 гг. она его оставила.

В основе ее решения, помимо всего прочего, лежало и страстное стремление к независимости. «В раннем возрасте, — писала она, — я уже понимала, что совершенно неспособна позволить своей жизни течь в обычном русле, и что я должна перерасти свое собственное „Я“, чтобы достичь своего индивидуального жизненного пути». В любом случае, ее брак не мог быть прочным, поскольку она вышла замуж отчасти в знак протеста против воли родителей и отчасти потому что ей не встретился другой мужчина. Ее собственная мать оставила своего первого мужа и детей для того чтобы выйти замуж за Домонтовича. Однако Коллонтай не нуждалась в подобных примерах. Она всего лишь хотела быть свободной, чтобы заниматься политикой и не желала обременять себя ничем другим. Есть свидетельство, что на ее решение мог повлиять пример героинь из «Кукольного дома» Ибсена и из «Перчатки» Бьернсона[516]. Однако Нора Ибсена покинула мужа, не зная еще, куда она идет. Коллонтай больше всего походила на Агнессу Петровну, героиню рассказа «Одна из них», написанного ее подругой Татьяной Щепкиной-Куперник, где говорилось о писательнице, которая оставляет своего любимого мужа, потому что брак мешает ее работе и препятствует ее самовыражению. В любом случае поступок Коллонтай связан с традициями русских нигилисток 1860-х гг., и ни он сам, ни его оправдание не были чем-то новым в истории женского вопроса в России. Тем не менее впоследствии он стал лейтмотивом ее работ по женской эмансипации.

Следующие три года она провела главным образом в Европе. Для изучения экономики Коллонтай поступила в Цюрихский университет. Однако к ее разочарованию профессор неуклонно и весьма ощутимо склонялся в сторону правых убеждений, в то время как ее наклонности, предпочтения и связи развивались прямо в противоположном направлении[517]. Во время краткого визита в 1899 г. в Лондон Коллонтай познакомилась с супругами Вебб, но и это знакомство не оправдало ее ожиданий. После этого она полностью посвятила себя марксизму. Она уже была настолько правоверной марксисткой, что на вечере у Стасовых в Петербурге не побоялась подвергнуть критике грозного Петра Струве, бывшего в то время ревизионистом. В 1901 г. она познакомилась с Розой Люксембург, Плехановым и Каутским, все они произвели на нее сильное впечатление. Опубликовав статью о Добролюбове, Коллонтай занялась изучением положения рабочих в Финляндии. В 1903 г., поселившись в Петербурге, она издает «Жизнь финских рабочих» — типичное марксистское исследование «отсталого» общества, которое быстро продвигается по пути капиталистического развития.

Затем Коллонтай встречает своих старых друзей и вовлекается ими в подпольную социалистическую деятельность в Невском районе. В это время она не входит ни в одну партию. В душе, как Коллонтай писала позже, она была с большевиками, но, находясь под влиянием Плеханова, она не могла отречься и от меньшевиков. Во время одной из многочисленных дискуссий между марксистами и сторонниками Ницше, Коллонтай впервые выступила с речью на тему, которая впоследствии станет ключевой во всех ее работах: подчинение индивидуальных интересов коллективным. «Наш лозунг, — заключила она, — не торжество индивидуализма, а победа общественности»[518]. К концу 1904 г. Коллонтай встает на путь радикализма; однако, пока еще ничто не свидетельствует о том, что основным делом ее революционной карьеры станет освобождение женщин.


После революции 1905 г. Коллонтай полностью посвятила себя революционной деятельности. Кровавое Воскресенье, согласно ее собственному рассказу, застало ее «на улицах» вместе с демонстрантами. Между тем яркое описание жертв этого шествия странным образом контрастирует с отсутствием каких-либо подробностей о ее роли в демонстрации, за исключением того, что она шла с рабочими вопреки официальной позиции петербургского комитета социал-демократической партии. Однако ее работа в комитете в следующие месяцы быстро стерла из памяти этот проступок. Она распространяла литературу, поддерживала связи с социал-демократами Финляндии, писала популярные брошюры и выступала в роли казначея комитета. Деньги она добывала при помощи своих связей в обществе. Своим привлекательным и всегда безукоризненным внешним видом она украшала фабричные собрания в рабочих кварталах столицы, на которых она удивительно музыкальным голосом произносила марксистские речи. Это было ее первое появление в той роли, которую она с еще большим размахом сыграет в 1917 г. Впоследствии старый партиец вспоминал, как, услышав ее выступление на университетском собрании, он сразу же вступил в партию. В основном она работала с большевиками и осенью 1905 г. познакомилась с Лениным. Однако несогласие Коллонтай с комитетом по вопросу о роли Советов, которые, по ее мнению, должны быть независимыми от партии, привело к тому, что ее направили в провинцию. Но после резких радикальных речей, произнесенных ею на провинциальных собраниях, ей пришлось в начале 1906 г. опять вернуться в Петербург[519].

«Женщины, их судьба, занимали меня всю жизнь, — написала Коллонтай впоследствии, — их-то участь толкнула меня к социализму». Между тем ранний период жизни Коллонтай не дает никаких свидетельств для подкрепления данного утверждения. Лишь в 1905–1906 гг. мы видим первое проявление ее интереса к организации работниц. Первым толчком, по-видимому, было учредительное собрание в апреле 1905 г. Союза равноправия женщин, на котором она присутствовала. Не приемля поддержку, оказанную некоторыми социал-демократками и эсерками «кадетским» попыткам создать единое женское движение, воодушевленная «пролетарским морем», которое она слышала с трибуны, Коллонтай в резкой манере высказалась против бесклассового феминизма. Однако она была атакована не только разъяренными феминистками, но и некоторыми своими соратницами. После этого Коллонтай пришла к выводу, что работниц нужно вовлекать в пролетарские организации, а для решения этой задачи необходимо разработать специальный механизм. Таким образом, в ее голове созрела идея о создании пролетарского женского движения, которое противостояло бы попыткам феминисток увлечь работниц в свои ряды. Однако у нее еще не было никакого определенного плана, а события 1905 г. настолько вовлекли ее в партийную работу, что у нее не было возможности заниматься этой проблемой. В начале следующего года Коллонтай расходится с большевиками по вопросу о выборах в Думу и направляет все свои силы на организацию женщин[520].

На первых порах это было очень трудной задачей, так как влияние феминисток неуклонно возрастало. «Общественное мнение было на их стороне, — жаловалась впоследствии Коллонтай, — а общественное мнение создают не рабочие, а интеллигенция». Игнорируя смешанные клубы феминисток и социалисток, Коллонтай начала свою работу с установления прямых контактов с небольшой группы прислуги, ремесленниц и ткачих. Им нечего было дать почитать кроме «Женщины-работницы» Крупской. Поэтому Коллонтай сама разрабатывает некоторые темы по женского вопроса, рассматривая их с марксистских позиций. Осенью 1906 г. во время визита в Финляндию она случайно встретилась с Розой Люксембург, которая посоветовала ей посетить Цеткин. Коллонтай приехала в Германию как раз к началу конференции немец