л предпочтение скорее воспоминаниям современников и источникам тех лет, нежели без конца повторяющимся и односторонним мнениям, встреченным во второстепенных советских работах по данному вопросу. Но необходимо принять во внимание, что в 1917 г. большевикам не было равных в организационной и пропагандистской работе среди городских женщин низших слоев.
13 марта на пленуме петроградского комитета партии большевиков Слуцкая (участница съезда 1908 г.) предложила учредить Бюро работниц и возродить журнал «Работница». Комитет выразил свое согласие, и уже через два дня Слуцкая доложила о создании Бюро. Ее заверения в том, что Бюро не будет действовать независимо от партии, превратились в клише, которое на протяжении последующих 12 лет будет постоянно повторяться. В апреле и мае в районах Петрограда были созданы агитационные бюро, комиссии и объединения, центры по подготовке кадров. Со временем женские комиссии «проросли» во всех районных комитетах, хотя в течении еще нескольких месяцев терминология оставалась расплывчатой и неточной. Для вовлечения беспартийных работниц в деятельность партии также использовались клубы и профсоюзы. С возрождением 10 мая «Работницы» начался второй этап в организации пролетарского женского движения. Возглавила журнал работница, выпускница партийной школы в Лонжюмо А. Васильева, а помогали ей сотрудницы редакции «Работницы» 1914 г.: Николаева, Сталь, Елизарова. Главным агитатором и автором журнала стала приехавшая в середине марта Коллонтай. Между делами в Швеции и Финляндии, агитационными вылазками в среду балтийских моряков и другими партийными заданиями 45-летняя Коллонтай постоянно выступала в столичных пригородах, собирая толпы слушателей[621].
«Работница» стала выходить несколько раз в месяц общим тиражом 40–50 тыс. экземпляров. Она объясняла большевистскую программу в понятиях, доступных женщинам, и особенно обращая внимание на проблемы войны, высокие цены и тяжелые условия труда. Когда во время июльских событий отряд юнкеров совершил налет на канцелярию журнала, редакторы спрятали литеры и готовящиеся материалы, а после того как суматоха улеглась, вновь стали работать. В промышленных районах города и военных частях предприимчивые большевички дополняли деятельность по изданию «Работницы» самодеятельной агитацией: Крупская и Женя Егорова (революционный псевдоним латвийской большевички Эллы Лейпин) действовали в беспокойном Выборгском районе, Слуцкая — на Васильевском острове, Людмила Сталь — на военно-морской базе в Кронштадте, Анна Иткина — за Нарвской заставой. Инесса Арманд ездила в Москву и там руководила аналогичной группой женщин, сложившейся вокруг журнала «Жизнь работницы»[622].
Редакционная группа журнала «Работница» избрала для себя «выездной» стиль работы. С утра, после написания редакционной статьи, издательницы отправлялись на фабрики и предприятия, чтобы лично поговорить с работницами. Впервые в истории революционного движения агитация проходила легально; большевики стремились сделать ее систематической и на высоком уровне. Были созданы школы для женщин, в которых опытные революционерки стремились научить работниц агитации. Затем выпускницы этих школ отправлялись назад, на свои фабрики, агитировать и вербовать сторонниц, учить других, распространять «Работницу» и отчитываться в редакции. Журнал «Работница» стал, таким образом, центром агитационной сети, которая, хотя и была скромной по размеру и результатам деятельности, послужила моделью послереволюционной мобилизации женщин. В целом эта деятельность была одним из этапов на пути от подпольных кружков 1890-х гг. к формированию сети обучающих центров — будущих женотделов. Основной темой пропаганды 1917 г. являлась солидарность работниц и рабочих в их неприятии войны и тех, кто, наподобие феминисток, ее поддерживал[623].
Движение использовало ту же тактику, что и в 1905–1907 гг.: нападки на феминисток и пропаганда среди женщин низших слоев. Первую задачу, естественно, взяла на себя Коллонтай. И уже на следующий день после приезда в Петроград она была и в Таврическом дворце, где проходило собрание феминисток, и на улицах, агитируя против сотрудничества с правительством. В какой-то момент она сообщает, что солдаты пригрозили заколоть ее штыками. На следующий день она едко отозвалась о попытках «барынек» из Лиги вырвать у Родзянко обязательство предоставить им право голоса. «Учредительное собрание — это не клуб, ключи от которого находятся в кармане господина Родзянко, — писала она в „Правде“, — и ни он, ни все Временное правительство не смогут помешать той или иной части населения его получить». В Петрограде и Москве большевички и работницы посещали собрания феминисток, на которых зачитывали свои антифеминистские резолюции и настоятельно советовали собравшимся обратить внимание на проблемы войны и эксплуатации. Когда в апреле феминистки созвали в Москве Всероссийский съезд женщин, делегация работниц, возглавляемая Инессой Арманд, вновь прибегла к тактике 1908 г. и покинула съезд после того, как были оглашены ее заявления[624].
На страницах «Правды» и «Работницы» большевички освещали политические принципы и экономические позиции партии в отношении женского вопроса. Написанные понятным языком брошюры, как например «Работница и Учредительное собрание» Коллонтай, сводили сложные революционные теории к повседневным понятиям, которые были ясны каждой пролетарской домохозяйке: голодные дети, муж на фронте и политический разрыв между миротворцами-большевиками и спекулировавшими на войне капиталистами. Несмотря на то что эти материалы имели широкое хождение и их легко можно было достать, большевички по-прежнему прибегали к методам конспирации: неграмотная работница Станислава Вишневская настояла на том, чтобы нарядиться гадалкой и с колодой карт и корзиной агитационной литературы ходить по фабрикам. Отныне массовые митинги, собиравшие огромное количество женщин, проводились в цирке Чинизелли и цирке Модерн[625]. Если оценивать роль работниц в различных акциях протеста, включая и Октябрьскую революцию, а также ее последующую защиту, то можно заключить, что в большинстве своем работницы, как и автор «Почему я стала коммунисткой?», видели в Ленине «наиболее яростного врага капитала» и, по ассоциации с этим, — войны[626].
На основании доступных источников, которые вполне могут ввести и в заблуждение, можно сделать вывод, что деятельность меньшевиков в Петрограде по привлечению на свою сторону работниц была незначительной. Всерьез их пресса затрагивала лишь экономические проблемы, избегая говорить о трудных организационных вопросах, а их экономическая программа, касавшаяся женщин, была идентична большевистской. Свою роль сыграло также и отсутствие единства, поскольку некоторые меньшевички очевидно согласились работать с феминистками, а другие отказались. Пропаганда меньшевиков и эсеров среди работниц превзошла агитационную работу большевиков только во время реакции, наступившей после июльских событий. На фабрике «Новый Прометей» антибольшевистские настроения были настолько сильны, что большевистских агитаторов там попросту закидали всем, что попалось под руку. Объединенная группа меньшевиков, имевшая своего рода женский отдел, возглавляемый Евой Бройдо, первой призвала к созыву конференции петроградских работниц в октябре 1917 г. Эта конференция приняла резолюцию о создании специальных комиссий по агитации и организации женщин, однако впоследствии эти намерения не были подкреплены соответствующими действиями[627].
Иллюстрацией к способностям большевиков устанавливать связи с городскими массами путем увязывания политических лозунгов с экономическими является развернутая большевичками кампания в интересах двух наиболее отсталых, заброшенных и даже презираемых элементов женского населения: прачек и солдаток. В Петрограде тысячи прачек работали за тридцать копеек до изнеможения по 13–14 часов в день в насыщенных паром подвальных прачечных, которые носили такие динамичные названия, как «Рекорд», «Прогресс» и «Ниагара». Безнадежная тяжесть их работы была точно схвачена Архиповым в его знаменитой картине «Прачки». В 1913 г. большевики попытались организовать их, но когда делегация прачек попросила у полиции разрешения создать библиотеку, то вместе с отказом услышала иронический вопрос: «И какую же литературу собираетесь вы читать над своими лоханями?». После Февральской революции прачки стали более организованными и направили Временному правительству свои требования об улучшении условий работы и создании на базе всего города общественных прачечных. Когда их требования были отвергнуты как несвоевременные, прачки начали забастовку. Коллонтай склонила Ленина на сторону прачек, и большевики оказали им всестороннюю помощь. В ответ забастовщицы добавили лозунги большевиков в отношении войны и Советов к своим экономическим требованиям. В конечном итоге собственники прачечных были вынуждены пойти на уступки и удовлетворить основные требования бастовавших[628].
До войны солдатка стояла на социальной лестнице лишь на несколько миллиметров выше проститутки, с которой ее зачастую ставили на одну доску. Когда же война превратила в солдаток миллионы крестьянок и работниц, это социальное клеймо было стерто. Солдатки ежемесячно получали по семь-девять рублей. Однако к весне 1917 г. инфляция фактически обесценила эти деньги, и группа петроградских солдаток обратилась к правительству за помощью. Не встретив никакого отклика, они устроили шествие к Таврическому дворцу, но в отличие от феминистской демонстрации прошлого месяца они обратились не к Временному правительству, а к Советам. В исполнительном комитете Совета эта проблема вызвала взрыв разногласий. Меньшевик Дан, выступая от лица большинства, назвал просьбу солдаток об увеличении пособия до 20 рублей пустой и наивной; Коллонтай резко выразила свое несогласие и посоветовала раздраженным солдаткам самим завладеть аппаратом по распределению средств. Впоследствии был создан соответствующий неофициальный комитет, в который вошли Коллонтай, около 35 солдаток и несколько членов исполкома Совета. Подобные объединения были созданы и в других городах, например харьковский Союз солдаток. Эти группы были естественным источником для вербовки сторонниц и агитационными базами для большевичек в их нападках на правительство и феминисток