[703]. Взгляды Ленина, явно показывающие его прагматичное отношение к женщинам, напрямую уходят корнями в русскую революционную традицию и разделялись всеми основательницами и руководительницами Женотдела.
Однако «антифеминистское» течение, появившееся среди социал-демократов еще в 1905 г., продолжало существовать среди некоторых советских лидеров и после революции. К примеру, Зиновьев и Рыков выступали против созыва Съезда женщин 1918 г. Более серьезной была оппозиция со стороны профсоюзов: под знаменем антифеминизма их лидеры призывали к упразднению Женотдела. Частично это раздражение было вызвано переплетением сфер юрисдикции — обычная причина межорганизационных трений тех лет, однако на более опасном уровне, так как это отражало враждебное отношение рядовых рабочих к женской конкуренции на рынке труда. Антагонизм партии и Женотдела принимал различные формы. Например, некоторые большевики противились празднованию Международного женского дня, называя его пустой тратой сил и забывая, как отметила одна большевичка, что это был праздник пробуждения самосознания, как мужчин, так и женщин. Другие же, по свидетельству Давида Рязанова, «предпочитали полное разделение труда между мужчинами и женщинами» и считали, что Женотдел должен заниматься женским вопросом, а «Мужотдел» (то есть вся остальная партия) — мужскими проблемами (означавшими самые важные). Сопротивление коммунистов на местном уровне проведению специальной работы среди женщин достаточно полно отражено в работах Кэрол Юбэнк и других[704].
В целом, партия поддерживала (правда, порой, на словах и в расплывчатых фразах) созданный ею специальный механизм для политической работы среди женщин. Однако, начиная с XI съезда партии (1922), речи о необходимости Женотдела стали дополняться жалобами на его недостатки. На XII съезде (1923) была принята резолюция, которая указывала на то, что определенные условия поощряют рост «феминистских тенденций». «Эти тенденции, — говорилось в ней, — дают возможность создавать специальные общества, которые под знаменем улучшения женского образа жизни в действительности могут привести к тому, что женский трудовой контингент порвет с общей классовой борьбой». Резолюция заканчивалась фразой о том, что средством борьбы с этим является сохранение Женотдела и создание крепких связей между женщинами, профсоюзами, кооперативами и Советами. В циркулярном письме 1927 г. от ЦК к местным парторганизациям отмечалась неудача последних в надлежащем использовании «делегатских собраний» для мобилизации женщин вокруг неотложных задач партии. По сути эти обтекаемые резолюции, допускающие двойное толкование, и вечные жалобы отражали разногласия среди лидеров по вопросу о том, сохранять ли эту часть политического механизма или же демонтировать ее. Каким образом партийные лидеры разделились по данной проблеме, общество так и не узнало[705].
Прелюдией к ликвидации в 1930 г. Женотдела, стало упразднение в 1926 г. Международного женского секретариата. Произошло это на международных съездах коммунисток, организованных Женотделом и приуроченных к съездам Коминтерна. Первый из них состоялся в 1920 г. в Москве. Арманд, имевшая огромное влияние на нем, вызвала беспокойство немецкой делегации тем, что решительно осудила II Интернационал (кинув, таким образом, камень и в сторону его главной силы — немецкой социал-демократической партии). Однако немецкие товарищи сумели внести поправку, отводящую от Клары Цеткин и ее работы среди женщин эти огульные обвинения. После смерти Арманд постоянный секретариат, учрежденный съездом и одобренный Коминтерном, чьим органом он являлся, возглавила Цеткин — ревностная сторонница советской власти и постоянная гостья России. Заместителем Цеткин стала Коллонтай, руководительница российского Женотдела. Э. Карр упоминает о «борьбе», проходившей в 1920–1921 гг. между ними, но не приводит доказательств и ничего не говорит о причинах и сути этих разногласий. Единственной существенной проблемой, разделившей их, было отношение к тактике сотрудничества с буржуазными феминистскими группами. Цеткин — первоначально само воплощение антифеминизма — выступала сейчас за сотрудничество и единый фронт; Коллонтай — ее бывшая ученица — была категорически против. Если и была борьба, то Коллонтай ее проиграла, опять же из-за участия в оппозиционном движении. Но в любом случае победа Цеткин была незначительной. Через два года Международный женский секретариат вновь оказался в руках Женотдела (то есть его руководительницы Николаевой), а в 1926 г. он преобразовался в женский отдел ЦК Коммунистического Интернационала[706].
К концу 1920-х гг. Женотдел потерял значительную часть своей первоначальной силы и власти. Еще в 1922 г. Смидович заявляла, что его было бы «лучше ликвидировать», чем подарить ему половинчатую жизнь. Действительно в начале 1920-х гг. среди партийных органов на местах широко распространилось движение за упразднение женотделов и ограничение их работы исключительно пропагандой и агитацией. Высокие темпы начавшейся в 1928 г. индустриализации и коллективизации поставили перед Женотделом задачу массовой мобилизации, которая в представлении многих была слишком грандиозна и поэтому непосильна для Женотдела. По свидетельству Кагановича, кое-кто из партийных лидеров считал, что «Женотдел является не центром прогресса, а скорее его тормозом». В конце 1929 г. был реорганизован Секретариат ЦК, который с 1924 г. включал в себя орготдел, Агитпроп, отделы по прессе, селу, учету, статистике, информации, управлению и женским вопросам. Агитпроп был разделен на два новых отдела — агитационно-массовых кампаний и культурной пропаганды; старые отделы по проблемам женщин и вопросам села были упразднены и их функции перешли к отделу агитационно-массовых кампаний. Сообщая об этом решении, Каганович упомянул, что некоторые товарищи одобрили ликвидацию Женотдела как давно назревшую необходимость, в то время как другие сокрушались по этому поводу. И те и другие, сказал Каганович, были неправы: Женотдел был необходим, и в свое время он делал крайне важную работу, однако сейчас большинство женщин уже освобождены, и поэтому необходимости в специальном органе больше нет, так как эту работу возьмет на себя партия. Последняя руководительница Женотдела Артюхина поддержала это мнение, утверждая, что Женотдел не был ликвидирован раньше, потому, что тогда эта мера во всех отношениях была бы пагубной. Однако для большинства работниц Женотдела этот шаг означал окончание политической работы среди российских женщин и, таким образом, конец всего, что имело для них ценность. Для историка же это просто означает завершение пролетарского женского движения, которое зародилось в 1906 г. среди петербургских ткачих и интеллигенток[707].
Строго говоря, с упразднением Женотдела политическая работа среди женщин не прекратилась. Она продолжала осуществляться женсекторами, слабыми подобиями местных женотделов, а также «делегатскими собраниями», сохранившимися в сельской местности до 1934 г. В ряде регионов, населенных нерусскими национальностями, женские отделы сохранились до 1950-х гг. Политическая работа среди женщин продолжалась и продолжается, но только в иных формах. В большом количестве создавались культурные, политические и профессиональные организации, проводились массовые кампании и продолжали существовать женские издания. Международный женский день (8 марта) оставался одним из трех главных советских политических праздников. Однако все больше и больше эта деятельность привязывалась скорее к общим задачам государства и партии, нежели к конкретным женским интересам. Например, в марте 1930 г. девиз Женского дня был: «сплошная коллективизация»[708]. Это не означало, что все юридические, экономические и образовательные права, предоставленные женщинам революцией и реализованные в жизни Женотделом, были вновь ликвидированы после 1930 г. Данный шаг свидетельствовал о том, что новые правители Советской России больше не верили, мягко выражаясь, в любую независимую политическую работу среди женщин, даже внутри партии, и боялись возникновения потенциальной базы для оппозиции в той безумной политике, к которой они собирались прибегнуть. Упразднение Женотдела было чисто политическим актом, имевшим небольшое отношение к тому уровню освобождения, которого русские женщины достигли к 1930 г. А после 1930 г. женщины получат определенные образовательные, профессиональные и экономические права. Однако это не противоречит тому, что впредь большая часть дарованных советским женщинам прав будет исходить от партии, состоявшей в основном из мужчин и управлявшейся исключительно мужчинами.
Итак нет никаких сомнений в том, что Женотдел оказал огромное воздействие на советское общество, особенно на городское население. Частое упоминание о нем в советской литературе свидетельствует о видном месте, которое он занимал в обыденном сознании. Трактовки Женотдела в художественной литературе различны. Иногда он использовался лишь как фон, нередко изображался причиной домашних ссор и был объектом насмешек, но часто рассматривался как способ решения проблемы и подходящая сфера деятельности для сознательной советской женщины. В любом случае Женотдел являл собой символ новизны в социальном ландшафте Советской России[709]. Такая трактовка Женотдела не была далека от реальности. Он действительно являлся мобилизующей силой в условиях крайней социальной отсталости. Приобретенный опыт в организации и коммуникации позволил ему решать не только специфические общественные задачи («малые дела» интеллигенции XIX в.), но влиять на процесс социализации масс. Как у партийного подразделения у Женотдела не было независимости и, возможно, творческой инициативности довоенного российского феминизма, но, несмотря на все слабости, Женотдел превзошел феминисток по своей мощи и престижу. Женотдел представлял собой орган, сочетающий классовую борьбу и борьбу за сексуальное освобождение, являясь, таким образом, не только воплощением марксистских представлений о женщинах в рабочем движении или воплощением революционной народнической традиции «общего дела», но также в некоторых отношениях и феминистского убеждения в том, что «эмансипация работниц — дело самих работниц» (по выражению Ленина)