Они зависят от нас, а не мы от них!
— То есть практически именно здесь остров свободы! Да, да! Здесь мы свободны от КГБ, Политбюро и вообще от советской власти!
— Но конечно, за свободу нужно платить. То есть участвовать в научной работе. Но во-первых, тут идеальные условия для самоусовершенствования…
— Во-вторых, если они действительно создадут пси-оружие, то кто, кроме нас, сможет им управлять?
— А если освоить левитацию, то можно вообще улететь отсюда в Америку или в Бразилию! Только кто сказал, что там лучше, чем здесь? Там ученые так же служат за кусок хлеба, как и тут. Ну, разве что этот кусок с маслом и джемом! Но для вегетарианцев это несущественно! Попробуйте наш коктейль, он ничем не хуже…
И действительно, клюквенно-медовый коктейль был вкуснейшим, а морковный пирог с тертыми кедровыми орехами просто таял во рту. Но эта философия лагерной свободы?! В отличие от этих экстрасенсов Зара побывала в настоящем лагере и знала эту философию еще от Катьки Второй и других лесбиянок. Те тоже утверждали, что только в зоне они свободны от советской власти и могут наконец открыто заниматься лесбиянской любовью — дальше лагеря не сошлют!
— Сахаров тоже думал, что без него власти не смогут управиться с атомной бомбой… — усмехнулась она. — Но за коктейль и пирог спасибо. Я такой вкусноты никогда не ела…
— Хотите рецепт? Это очень просто. Смотрите, мы берем местные кедровые орехи…
Однако за этой услужливостью во всем и на каждом шагу Зара шестым женским чувством легко распознавала их совсем иной к ней интерес — острый кобелиный интерес здоровых мужчин к новой самке. И с испугом обнаружила, что это не возмущает ее, а, наоборот, возбуждает, выпрямляет ей позвоночник, поднимает голову и подбородок, выпячивает грудь, напрягает даже ягодицы и меняет походку. «Ты с ума сошла! — сказала она себе, рухнув как-то вечером на кровать в своем номере. — Ты сошла с ума, Зара! Советская власть отняла у тебя родину, убила половину твоего рода, сгноила в вольфрамовых рудниках мать и братьев, держала тебя шесть лет в лагере и чуть не отправила на тот свет, а ты будешь работать над пси-оружием для Кремля и крутить романы с этими лучезарными оптимистами, которые тешат себя элементарным самообманом? Но они не были в тех вагонах для скота, в которых тебя везли из Крыма в Узбекистан, они не оставляли на железнодорожном полотне трупы своих родственников, они не рыли ногтями землянки, они не прошли настоящих лагерей, и, самое главное, они не видели вблизи глаза Андропова, Громыко и Руденко — истинные глаза той власти, для которой они тут работают!
О Аллах, о бабушка, о мой прадед Бешмет! Дайте мне силу раздавить в себе женщину!»
Зара достала из чемодана кожаный брелок с бабушкиной брошью, сжала его рукой и уснула с твердой решимостью стать такой же жесткой и бесполой, какой она была в мордовском лагере.
Но то, что было совершенно естественно в окружении уголовниц, убийц, воровок, проституток, «марусь», лесбиянок, Стервы, Крюкова и лагерной охраны с их сторожевыми псами и животным плебейством, оказалось совершенно невозможным тут, на этом мнимом «острове свободы». Как долго вы можете ходить в железном панцире по жаркому солнечному пляжу? Как долго вы можете не влезать, не участвовать в увлекательных опытах с «кожным зрением», когда ваши руки буквально чешутся проверить свои способности «слепого чтения»? А телекинез, в котором она с первой попытки невольно разбила графин с водой? А чувствительность к спинорным полям? И наконец, элементарный волейбол на летней площадке у третьего блока?
Оправдываясь перед собой тем, что она только усовершенствует, только обточит свой дар, открывшийся в ней так неожиданно, Зара с головой нырнула в учебу и работу. Черт возьми! Если она не будет больше разбивать графины, а научится филигранно владеть своей биоэнергией, если обучится телекинезу, «кожному зрению» и телепатии и очистит свое тело от шлаков и грязи животного происхождения, ее допустят к экспериментам-путешествиям по генной памяти! И тогда она сама, своими глазами увидит великого хана Туши и первые татарские отряды, ворвавшиеся в Крым в восьмом веке! И юного крымского хана Шагин Гирея, влюбившего в себя престарелую Екатерину Вторую! И своего прапрапредка Бешмета!..
О Аллах! Ради такой цели она готова сутками сидеть в библиотеке, неделями голодать и часами медитировать. И никаких романов! Никаких! Знание выше чувства! Творчество выше вожделения! История выше сиюминутности!
С татарской жесткостью очертив себя зоной недоступности и с зековской силой подавив в себе столь некстати проснувшуюся женственность, Зара ощутила, как резко изменилось отношение к ней мужчин. Словно, наткнувшись на ее биопанцирь, они разом потеряли к ней мужской интерес и перешли в совсем иной пласт отношений — деловой и внесексуальный. И только Шикалин попытался вскрыть ее панцирь, а еще точнее, просто накрыть Зару своим биополем, подчинить себе. Причем внешне это не выражалось никак — он не лез с интимными предложениями или намеками, не позволял себе никаких якобы случайных касаний плечом или рукой, не зазывал к себе в гости (как «староста» подневольных сотрудников Центра, он, единственный из мужчин, занимал отдельную комнату) и даже не переходил с Зарой на ты. Но, пользуясь своим начальственным положением, он был везде — заглядывал в библиотеку именно тогда, когда Зара упиралась в какую-то сложную формулу ДНК или в премудрости искривленного пространства Эйнштейна, приходил в лабораторию телекинеза в ту минуту, когда после трех часов безуспешных попыток сдвинуть концентрацией воли хотя бы лист бумаги Зара готова была биться головой о стенку, и возникал на волейбольной площадке в тот момент, когда крохотная Зара становилась под сетку «на блок». При этом он всегда был по-деловому доброжелателен, ровен, полон готовности объяснить, помочь, утешить и — не больше. И только ночью, во сне, Зара не просто чувствовала его где-то рядом с собой — о нет! Она физически ощущала его ласки, вес его горячего тела, силу его пальцев, сжимающих ей плечи, грудь, ягодицы, и его колено, разжимающее сопротивление ее сведенных ног. Она знала, что он насилует ее, сопротивлялась, боролась, извивалась и даже кусалась, но это всегда заканчивалось одним и тем же — она не могла проснуться до тех пор, пока он не взламывал ее сопротивление. И только когда его пламенеющий от вожделения член входил в ее плоть и завершал их изнурительную борьбу мощным оргазмом, только тогда что-то тяжелое и усталое сваливалось с нее, и Зара просыпалась в холодном поту, и слабой рукой щупала кровать рядом с собой, боясь действительно наткнуться пальцами на мужское тело.
Она знала, она почти видела, как наверху, на втором этаже, в своей комнате, Шикалин, обессиленный, тоже лежит в кровати без движения. А потом встает и, превозмогая слабость в ногах, идет в душ смывать с себя свои липкие грехи…
Но днем он выглядел совершенно невинно, отстраненно-деловым и озабоченным только созданием энерговода к оргонным накопителям Райха. Словно не было ночной схватки, словно не проникал он сквозь стены в ее кровать и не насиловал ее с полуночи до рассвета.
Зара не знала, как ей быть. Она чувствовала себя разбитой физически и морально, но что она могла сказать Шикалину? Что он снится ей по ночам? «Детка, — усмехнется он в своей обычной покровительственной манере, — смиряйте вожделения постом!» Но и это будет лукавством, потому что пост — она пробовала — не избавляет от вмешательства чужой энергии, а только ослабляет физическую силу ее сопротивления. Так как же быть? Ясно, что Шикалин планомерно и упорно загоняет ее в одно-единственное решение — к сдаче. И даже внушает ей, как это должно быть, она все чаще видит это перед сном: ее комната, дверь, которую она «забывает» запереть на ключ, и она сама в кровати, уже готовая, мысленно зовет его: «Виктор Ильич!» Да, стоит ей позвать его, как он тут же придет, тут же — точно так, как он всегда является и днем к ней на помощь…
Нет! — приказывала себе Зара, чувствуя, что это, может быть, ее последний отказ, что у нее уже нет ни сил, ни злости к сопротивлению и что, честно говоря, она даже ждет их ночной эротической схватки. За месяц еженощной изнурительной борьбы Шикалин приучил ее к ним, как к наркотику.
«ХИРОМАНТИЯ, КИЕВСКАЯ ВОРОЖЕЯ, ТАЙНЫ ЗНАХАРСТВА И ЗАГОВОРЫ», Киев, издательство «Земля», 1878 год. Зара с любопытством повертела в руках эту потрепанную, в дерматиновом переплете, с ломкими желтыми листами книжку. И уже хотела поставить на полку, но какая-то сила или дотошность исследователя, не оставляющего без внимания ни один источник информации, заставила ее открыть книгу. Фотографии и рисунки всех типов ладоней с обозначением «бугров Венеры», «линий жизни», «линий характеров» и т. п. Способы гадания по руке, по картам, на кофейной гуще… Рецепты от перхоти, чахотки, потливости, простуды, женских слабостей… Заговоры от сглаза, порчи, засухи, падежа скота… Защита огнем…
Скорее интуитивно, чем осознанно, Зара вдруг поставила книгу на полку и оглянулась — в книгохранилище входил Шикалин. Она повела рукой по полке, сняла первый попавшийся том и открыла где пришлось. Шикалин подошел, на его лице была обычная покровительственная доброжелательность. И лишь по его учащенному пульсу, который она ощущала своим внутренним зрением, она догадалась, что он только что буквально бежал сюда, в библиотеку.
— Что читаем? — спросил он словно вскользь.
Зара повернула книгу обложкой кверху. Джеймс Джордж Фрезер. «Золотая ветвь. Исследования магии и религии». Москва, Издательство политической литературы, 1980 год.
— Нет, это неинтересно, — пренебрежительно сказал Шикалин. — Пошли в кинозал, все уже там! Рижане привезли уникальный фильм — отделение души от тела в момент клинической смерти на операционном столе! Потрясающе интересно! Я просто прибежал за вами, чтобы вы не пропустили! Пошли!
Она посмотрела ему в глаза. Он явно хочет увести ее из книгохранилища.
И чтобы не возбуждать в нем дополнительных подозрений, она пошла за ним в кинозал.