[9] со своим семейством. Эти простые, добрые люди приютили Гаральда и ухаживали за ним, пока его раны не зажили, после чего сын бонда тайными тропами проводил его до границы со Швецией. Там встретил Гаральд нескольких своих товарищей, так же как он уцелевших в битве. Шведский конунг, родич покойного Олава, помог им снарядить корабль, и они отплыли к берегам Гардарики – Страны городов, как называли тогда скандинавы Русь.
Князь Ярослав охотно принял на службу отважных норвежцев, и Гаральд стал начальником княжеской сторожевой дружины.
Однажды увидал он старшую дочь Ярослава, прекрасную Елизавету, и полюбил ее на веки вечные. Навсегда запали ему в душу ясные очи княжны, стройный стан и плавная поступь.
Елизавета тоже отличала молодого варяга. Красивый и храбрый, Гаральд искусно владел копьем и мечом, быстро бегал на лыжах, умел управлять кораблем в открытом море, играл на сладкозвучной арфе и обладал бесценным даром слагать стихи. Сердце Елизаветы громко говорило в пользу Гаральда, и она с трепетом ждала: как-то примет князь Ярослав его сватовство?
Ярослав же, выслушав Гаральда, ответил:
– По своей родовитости и воинской славе ты достоин моей дочери. И если бы владел ты какой-нибудь землей и обладал хоть каким-то богатством, я, не задумываясь, отдал бы за тебя Елизавету. Но ты – изгнанник, бездомный скиталец, и неизвестно, какая судьба тебя ожидает, поэтому я не могу вверить тебе мое дитя.
– Что ж, – воскликнул Гаральд, – клянусь землей и небесами, я добуду себе королевство и столько золота и серебра, сколько нет ни у одного из королей! Только прошу тебя об одном: не отдавай пока княжну ни за кого другого.
Ярослав покачал головой:
– Этого я обещать не могу. Девушки – что цветы, скоро вянут. Если не выдашь дочь замуж вовремя, то не выдашь уже никогда.
После этого Ярослав призвал к себе Елизавету и строго-настрого запретил ей даже думать о молодом варяге.
Елизавета Ярославна. Рис. Татьяны Муравьевой
Гаральд набрал храбрую дружину и собрался в путь. Покидая двор Ярослава, он зашел попрощаться с Елизаветой и сказал ей:
– Я отправляюсь в далекие, неведомые страны и не знаю, когда вернусь. Будешь ли ты ждать меня?
Но княжна, не смея ослушаться отца, лишь опустила глаза и не ответила ни да, ни нет. Гаральд отправился в путь с сокрушенным сердцем.
Скоро слава его уже гремела по всему свету. Из уст в уста передавались рассказы о храбрости Гаральда, о его удивительных подвигах и приключениях. Он воевал на Сицилии и в Африке, штурмовал неприступные крепости на Востоке и служил у византийского императора, сражался с морскими разбойниками и был у Гроба Господня в Иерусалиме.
Драккар. Рис. Татьяны Муравьевой
И каждый раз, захватив богатую добычу – золото и серебро, драгоценные украшения тонкой чужеземной работы и шелковые узорные ткани, – отсылал все это в Киев в дар Елизавете Ярославне. А Елизавета ежечасно думала о Гаральде, трепетала при мысли об опасностях, его окружающих, и молила Богородицу сохранить его от вражеских мечей и от гибели в морской пучине.
Однажды, когда Елизавета стояла на коленях перед иконой, к ней в светлицу вбежала взволнованная служанка.
– Госпожа, – закричала она. – Там пришел бродячий певец, и все уже собрались, чтобы его послушать.
Елизавета поднялась и поспешила за служанкой.
В просторной горнице было тесно от людей. Посередине в резном кресле восседал князь Ярослав, окруженный своей семьей, поодаль расположились бояре, боярские жены, воеводы и знатные дружинники, в дверях толпились простые воины и слуги. Певец сидел на лавке, рядом с ним, прислоненная к стене, стояла арфа. По одежде Елизавета признала в певце варяжского скальда, но было видно, что явился он из жарких стран: лицо и руки его были покрыты темным загаром, светлые волосы выгорели до белизны.
– Как твое имя, добрый человек? – спросил князь Ярослав.
– Мое имя – Холльдор, – ответил певец с поклоном. – И, скажу не хвастаясь, это – славное имя, немного среди скальдов найдется мне равных.
– А издалека ли ты прибыл?
– Я сопровождал господина моего Гаральда – и этим все сказано.
При этих словах сердце Елизаветы замерло, и тут же гулко забилось.
А скальд продолжал:
– Я уж и не упомню всех стран, в которых мы с ним побывали, и всех подвигов, которые совершили! Гаральд – самый отважный воин, какого я встречал в своей жизни. А его дерзость и изобретательность не уступают его отваге. И поскольку он не только господин мой, но и друг, я всегда готов рассказывать о его славных деяниях всем, кто желает слушать.
Скальд быстрым взглядом окинул присутствующих и, увидев, что все с нетерпением ожидают занимательной истории, начал говорить красиво и складно, будто читал по писаному.
– Было это в Сарацинской земле. Однажды подошли мы к большому городу. Окружали его такие высокие и крепкие стены, что нечего было и думать взять его штурмом. Кругом лежала плоская равнина, прорезал ее только один овраг, на дне которого тек быстрый ручей. И вот господин наш Гаральд приказал рыть вдоль ручья подкоп под стены. Сменяя друг друга, рыли мы днем и ночью, а вынутую землю бросали в ручей, и ее уносило течением. Наконец работа была окончена. Мы взяли оружие и полезли в подкоп. Миновав стену, начали рыть у себя над головой, чтобы выбраться на поверхность, и, наконец, дорылись до камней, скрепленных известью, а когда проломили их, то оказалось, что это был каменный пол местного трактира. Горожане сидели за столами и пили пиво. Надо было видеть их рожи, когда мы с воинственными криками выскочили из пролома! Все они тут же сдались и запросили пощады, которую господин наш охотно им даровал, взяв взамен с города богатую дань.
Слушатели засмеялись, одобрительно зашумели, и скальд, воодушевленный всеобщим вниманием, продолжал:
– А еще был такой случай. Осаждали мы город, в котором засел такой сильный гарнизон, что мы никак не могли его одолеть. Каждый день шли мы на приступ, но были вынуждены отступать, потеряв многих воинов убитыми и ранеными. Тогда господин наш Гаральд сказал: «Раз мы не можем взять этот город силой, возьмем его хитростью» – и велел нам распустить слух, что он тяжко болен и лежит при смерти. Осажденным было хорошо видно со стен все, что происходит в нашем лагере. Мы расстелили на земле плащ, уложили на него Гаральда и начали плакать над ним и причитать. А потом, когда он подал знак, громко закричали: «Умер!» После этого мы вступили в переговоры с горожанами и попросили разрешения похоронить нашего господина в городе на освященной земле. Горожане тут же согласились на эту просьбу, и священники даже начали спорить между собой, при каком храме будет погребен Гаральд, справедливо полагая, что могила такого знаменитого воина привлечет большое количество паломников и принесет хорошие доходы. И вот мы уложили Гаральда в гроб, не забыв, впрочем, положить вместе с ним оружие, шестеро воинов подняли гроб на плечи, а остальные пошли следом, делая вид, что утирают слезы. Горожане открыли ворота, и мы вошли в город, где нас уже ожидали священники в полном облачении, готовые совершить погребальный обряд. Но тут, к изумлению и ужасу горожан, господин наш открыл глаза и с мечом в руках выпрыгнул из гроба. Мы тоже выхватили мечи, спрятанные под одеждой. Защитники города не ожидали нападения, поэтому одни из них были сразу же перебиты, другие сдались, и нам опять досталась богатая добыча.
Слушатели снова зашумели. Одни восхищались хитроумием Гаральда, другие – искусством рассказчика, который так занимательно о нем поведал.
– А правда ли, – спросил князь Ярослав, – какое-то время Гаральд служил византийскому императору?
– Правда, – ответил Холльдор, – император поставил его во главе одного из отрядов, а после того, как он одержал несколько блестящих побед и на суше, и на море, сделал предводителем всего войска, положив ему такое щедрое жалованье, какого не получал ни один полководец. Однако Гаральд вскоре покинул эту службу.
– Почему же? – спросил один из воевод. – Ведь быть предводителем войска – большая честь, особенно если получаешь при этом хорошее жалованье.
– Все это верно, – согласился скальд, – но случилось так, что жена императора, императрица Зоя, женщина уже не молодая, но еще очень красивая, воспылала страстью к нашему Гаральду и стала домогаться его любви. Он же ответил ей, что его сердце навеки отдано другой красавице.
Тут скальд замолчал и многозначительно посмотрел на Елизавету, а затем продолжал:
– Тогда оскорбленная императрица оклеветала Гаральда перед императором, сказав, что во время последнего похода он утаил часть добычи и вместо того, чтобы внести ее в казну, оставил себе. Император поверил и приказал бросить Гаральда в темницу, а вместе с ним ближайших его друзей и помощников – меня и еще одного человека, Ульва, сына Оспака. Местом нашего заточения стал бревенчатый поруб без окон и дверей с одним лишь отверстием в кровле. Нас спустили в поруб через это отверстие на веревке, и через него же один раз в день спускали краюху хлеба – одну на троих, и кувшин воды.
Однажды ночью был сильный ветер, и мы не могли уснуть. Из поруба было видно, как несутся по темному небу косматые облака, то открывая, то закрывая серебряный лик луны. Вдруг снаружи послышались шаги, и кто-то посветил вниз фонарем, а потом тихо спросил: «Господин Гаральд, ты не спишь?» Голос был женский, и Гаральд решил, что императрица вознамерилась возобновить свои домогательства. Но свет фонаря упал на лицо женщины, и мы увидели, что это не императрица, а неизвестная нам старуха весьма почтенного вида. «Сейчас я сброшу веревку, – сказала она, – и мои слуги вытащат вас на волю». Тут же вдоль стены спустился толстый канат, и через пять минут мы, все трое, стояли рядом с нашей спасительницей. «Кто ты, матушка, – спросил Гаральд. – И почему решила нам помочь?» «Несколько лет назад, – ответила старуха, – я тяжко занемогла, и все решили, что дни мои уже сочтены. Но однажды ночью во сне мне явился святой Олав, которого я всегда особенно почитала, простер надо мною руки – и наутро я проснулась здоровой. Прошлой же ночью он явился мне снова и повелел вызволить из заточения его младшего брата с друзьями, объяснив, где их найти. Я дождалась темноты, взяла двоих слуг покрепче, лестницу и веревку и, как вы видите, благополучно исполнила повеление святого».