Так заявила мисс Фиби вопреки безрадостным фактам.
- И, как я сказала ранее, я вполне согласна с вами,— повторила леди Харриет.
- Но как ваша светлость объяснит ее встречи с мистером Престоном во всех неподобающих местах?— спросила мисс Браунинг, которая, надо отдать ей должное, была бы только рада присоединиться к сторонникам Молли, если бы в то же самое время могла сохранить свою репутацию, следуя логическим выводам.— Я зашла так далеко, что послала за ее отцом и все ему рассказала. Я подумала, самое меньшее, что он сделает, отхлестает мистера Престона. Но он, кажется, не обратил на это внимания.
- Тогда мы можем быть вполне уверены, что в отличие от нас он знает, как объяснить произошедшее,— решительно произнесла леди Харриет.— В конце концов, этому можно дать сто пятьдесят совершенно естественных и оправдывающих объяснений.
- Мистер Гибсон не знал ни одного, когда я считала, что это мой долг поговорить с ним,— ответила мисс Браунинг.
- Ну, предположим, что мистер Престон помолвлен с мисс Киркпатрик, а Молли выступает в роли наперсницы и посыльного?
- Я не вижу, чтобы предположение вашей светлости намного смягчило вину. Если он честно помолвлен с Синтией Киркпатрик, почему он открыто не навещает ее в доме мистера Гибсона? Почему Молли позволяет впутывать себя в тайные переговоры?
- Никто не просчитает всего,— ответила леди Харриет немного раздраженно, поскольку довод был направлен против нее.— Но я предпочла поверить Молли Гибсон. Я уверена, она не сделала ничего постыдного. Я намерена пойти и навестить ее — миссис Гибсон вынуждена сидеть в своей комнате из-за этой жуткой инфлюэнцы — и взять ее с собой на прогулку с визитами по этому маленькому болтливому городку… к миссис Гудинаф или Бэдинаф[1], которая, кажется, распространяет все эти сплетни. Но сегодня у меня нет времени. Мне нужно встретиться с папой в три, а уже больше трех. Только помните, мисс Фиби, именно мы с вами выступаем против света в защиту страдающей девицы.
- Дон Кихот и Санчо Панса!— сказала она себе, легко сбегая по старомодной лестнице барышень Браунинг.
- Но я не думаю, Фиби, что вас будет достаточно,— сказала мисс Браунинг с некоторым неудовольствием, как только осталась наедине с сестрой.— Во-первых, ты убедила меня против моей воли и сделала меня очень несчастной. И мне пришлось делать неприятные вещи, а все потому, что ты заставила меня поверить, что некоторые утверждения являются правдой. А затем ты изменилась и заплакала, сказав, что не веришь ни одному слову, превратив меня в страшного человека и клеветницу. Нет! Это бесполезно. Я не стану тебя слушать,— поэтому она оставила мисс Фиби в слезах и заперлась в своей комнате.
Леди Харриет, тем временем, возвращалась домой верхом вместе с отцом, делая вид, что прислушивается к тому, что ему хотелось сказать, но на самом деле, обдумывая возможности и вероятности, которые могли бы объяснить эти странные встречи между Молли и мистером Престоном. Это был случай, когда parler de l'ane et l'on en voit les Oreilles[2]. На повороте дороги они увидели мистера Престона, он направлялся к ним на хорошей лошади, тщательно одетый для верховой езды.
Граф в своем потрепанном сюртуке и на старой коричневой кобыле радостно его окликнул:
- Ага! Вот и Престон. Доброго дня. Я как раз хотел спросить вас о той полоске земли на выгоне у Хоум Фарм. Джон Бриккилл хочет вспахать и засеять ее. Это не два акра, в лучшем случае.
Пока они разговаривали об этом куске земли, леди Харриет приняла решение. Как только ее отец замолчал, она сказала: — Мистер Престон, возможно, вы позволите мне задать вам один или два вопроса, чтобы успокоить меня, поскольку сейчас я нахожусь в некотором затруднении.
- Разумеется. Я буду только рад предоставить вам всю информацию, что в моих силах,— но в следующую секунду после таких вежливых слов он вспомнил слова Молли — что она обратится за помощью к леди Харриет. Но письма были возвращены, и вопрос был улажен. Она удалилась победителем, он — проигравшим. Конечно, она бы никогда не поступила так неблагородно, обратившись за помощью, когда все закончилось.
- Среди холлингфордских слухов ходит молва о вас и о Молли Гибсон. Мы можем поздравить вас с помолвкой с этой юной леди?
- Ах! Между прочим, Престон, нам следовало это сделать прежде,— вмешался лорд Камнор с поспешной доброжелательностью. Но его дочь промолвила тихо: — Мистер Престон еще не ответил нам, подтверждается ли молва, папа.
Она посмотрела на него с видом человека, ожидающего ответа, и ожидающего правдивого ответа.
- Я не столь удачлив,— ответил он, стараясь вынудить свою лошадь беспокойно топтаться, при этом не привлекая к себе внимания.
- Тогда я могу опровергнуть этот слух?— быстро спросила леди Харриет.— Или есть другая причина поверить в то, что через какое-то время он может оказаться правдой? Я спрашиваю потому, что подобные слухи, если они ни на чем не основаны, причиняют вред молодым девушкам.
- Воздержитесь от других возлюбленных,— вставил лорд Камнор, весьма довольный собственной проницательностью. Леди Харриет продолжила:
- И я весьма заинтересована в мисс Гибсон.
Из ее расспросов мистер Престон понял, что "попался", как он выразился про себя. Вопрос был в том, сколь много или сколь мало ей известно?
- Я не возлагаю надежд когда-нибудь ближе, чем в данный момент, заинтересовать мисс Гибсон. Я буду только рад, если этот прямой ответ избавит вашу светлость от беспокойства.
Он не мог не произнести свои последние слова с налетом высокомерия. Оно было не в самих словах, и не в тоне, которым они были произнесены, не во взгляде, который сопровождал их, оно было во всем. Оно подразумевало сомнения в праве леди Харриет расспрашивать его подобным образом. Но это неуловимое высокомерие раззадорило леди Харриет. Она была не из тех, кто сдерживается, во всяком случае, ради мнения подчиненного.
- Тогда, сэр, вы осознаете вред, который можете причинить репутации юной девушки, если встречаетесь и подолгу с ней разговариваете, когда она прогуливается в одиночестве, никем не сопровождаемая? Вы положите начало… вы положили начало этим слухам.
- Моя дорогая Харриет, ты не слишком далеко зашла? Ты не знаешь… у мистера Престона могли быть намерения… неизвестные намерения.
- Нет, милорд. Я не имею намерений в отношении мисс Гибсон. Она, возможно, очень достойная юная девушка, я в этом не сомневаюсь. Леди Харриет, кажется, решила поставить меня в такое положение, что я не могу не признаться… не завидно… неприятно это признавать… но я, на самом деле, брошенный человек. Брошенный мисс Киркпатрик после довольно долгой помолвки. Мои встречи с мисс Гибсон были не самого приятного рода — как вы можете заключить, когда я расскажу вам, что она была доверенным лицом, и в каком-то роде зачинщицей, в этом последнем шаге мисс Киркпатрик. Любопытство вашей светлости (с ударением на первом слове) удовлетворено этим довольно унизительным для меня признанием?
- Харриет, моя дорогая, ты зашла слишком далеко… у нас не было права вмешиваться в дела мистера Престона.
- Разумеется,— ответила леди Харриет с улыбкой победившей непосредственности: первой улыбкой, которую она адресовала мистеру Престону за долгое время. Впервые с того времени, много лет назад, когда он, злоупотребляя своей красотой, допустил тон галантной фамильярности по отношению к леди Харриет и отпустил ей личные комплименты, словно обращался к равной.— Но он извинит меня, я надеюсь,— продолжила она по-прежнему с той же любезностью, которая заставила его почувствовать, что теперь он занял более высокое место в ее мнении, чем прежде, в начале их знакомства,— когда он узнает, что назойливые языки холлингфордских кумушек говорили о моей подруге, мисс Гибсон, в самой непростительной манере, извлекая неправомерные заключения из ее общения с мистером Престоном, природу которого он только что посчитал своей обязанностью объяснить мне.
- Думаю, мне едва ли нужно требовать у леди Харриет обещания сохранить это объяснение в тайне,— сказал мистер Престон.
- Разумеется, разумеется!— ответил граф,— каждый это понимает.
И он поехал домой, где пересказал своей жене и леди Куксхавен весь разговор между леди Харриет и мистером Престоном, разумеется, при условии строжайшей секретности. Несколько дней спустя леди Харриет пришлось выдержать довольно много критики по поводу своего поведения и отсутствия надлежащего достоинства. Тем не менее, она успокоилась тем, что нанесла визит Гибсонам; и, узнав, что миссис Гибсон (которая все еще была нездорова) дремлет в это время, она не испытала трудностей в том, чтобы вывести ничего не подозревавшую Молли на прогулку, во время которой леди Харриет ухитрилась дважды пройти по всей длине главной улицы городка, пробыть у Гринстеда полчаса и закончить визитом к мисс Браунинг, которой, к сожалению леди Харриет, не оказалось дома.
- Возможно, это к лучшему,— произнесла она, после минутного раздумья.— Я оставлю свою карточку и припишу твое имя, Молли.
Весь день Молли немного озадачивало подобное поведение, в которое ее вовлекли, словно неодушевленный предмет, и она воскликнула: — Прошу вас, леди Харриет… я никогда не оставляю карточек. У меня их нет, ни для мисс Браунинг, ни для других. Я вхожу и выхожу, когда мне вздумается.
- Не беспокойся, дорогая. Сегодня ты все сделаешь как надо, согласно правилам этикета.
- А теперь передай миссис Гибсон, чтобы она приехала в Тауэрс на весь день. Мы пошлем экипаж за ней, когда она даст нам знать, что уже достаточно окрепла, чтобы выходить. Ей лучше приехать на несколько дней, в это время года не стоит больному человеку проводить вечера на улице, даже в экипаже,— так говорила леди Харриет, стоя на белой лестнице дома барышень Браунинг и держа Молли за руку, пока прощалась с ней.— Тебе лучше сказать ей, дорогая, что я приходила повидать ее… но, застав ее спящей, я убежала с тобой, и не забудь сказать о том, чтобы она приехала погостить у нас, дабы смени