− Хорошо, тогда мы совсем не будем говорить о нем. Я была так удивлена, когда он начал говорить… поэтому…— Синтия выглядела прелестно, краснея и вспоминая его слова и взгляды, улыбаясь так, что на щеках появлялись ямочки. Внезапно она вернулась в настоящее, и ее взгляд упал на лист, полный ежевики — широкий, зеленый лист, такой свежий и жесткий, когда Молли сорвала его около часа назад, а теперь мягкий и вялый, уже увядающий. Молли тоже это увидела и почувствовала странное сочувствие и жалость к бедному неживому листу.
− О! Какая ежевика! Ты собрала ее для меня, я знаю!— сказала Синтия, села и принялась есть ягоды, легко касаясь их кончиками тонких пальчиков, и бросая каждую зрелую ягодку в открытый рот. Съев около половины, она внезапно резко остановилась.
− Как бы мне хотелось уехать с ним в Париж!— воскликнула она.— Думаю, это было бы неприлично, но зато как приятно! Помню в Булони (еще ягодка), я обычно завидовала англичанам, которые отправлялись в Париж. Мне тогда казалось, будто бы никто не останавливается в Булони кроме скучных, глупых школьниц!
− Когда он там будет?— спросила Молли.
− В среду, он сказал. Я должна написать ему туда. Во всяком случае, он собирался написать мне.
Молли продолжила приводить платье в порядок, молча, тихо и деловито. Синтия, хотя и сидела неподвижно, казалась очень беспокойной. Как сильно Молли хотелось, чтобы она ушла!
− Возможно, в конце концов,— заметила Синтия, видимо, поразмышляв,— мы никогда не поженимся.
− Почему ты так говоришь?— спросила Молли почти с горечью.— У тебя нет причин так думать, поэтому мне удивительно, как ты можешь такое предполагать, даже на мгновение.
− Ох!— ответила Синтия,— ты не должна воспринимать меня au grand serieux. Я не думаю того, что говорю, но сейчас все кажется сном. И все же я думаю, шансы равны… шансы за и против нашего брака, я имею ввиду. Два года! Это долгий срок! Он может изменить свое решение, или я могу. Или кто-нибудь еще появится, и я могу обручиться с ним. Что ты думаешь об этом, Молли? Я совершенно не беру во внимание такие мрачные вещи, как смерть. Все же за два года многое может случиться.
− Не говори так, Синтия, пожалуйста, не надо,— жалобно сказала Молли.— Можно подумать, что ты не любишь его, а он так любит тебя.
− Разве я говорила, что не люблю его? Я только подсчитывала шансы. Я надеюсь, что ничего не случится и не помешает нашему браку. Только ты знаешь, что это может случиться, думаю, я мудро поступаю, ожидая все несчастья, что могут произойти. Без сомнения, все мудрые люди, которых я знала, считали благоразумным учитывать мрачные предсказания. Но вижу, ты не расположена к мудрости или благоразумию. Поэтому я пойду и подготовлюсь к ужину, оставляю тебя с твоим платьем.
Она обхватила лицо Молли руками и до того, как та поняла ее намерение, шутливо ее поцеловала. Затем ушла, предоставив Молли самой себе.
[1] Из баллады неизвестного автора "Babes in the Wood" ("Дети в лесу")
Глава XXXV
Материнские маневры
Мистер Гибсон не пришел домой к ужину — вероятно, его задержал какой-нибудь пациент. Подобные задержки не были для него редкостью; но миссис Гибсон довольно редко спускалась в столовую и сидела с мужем, пока он ел оставленный для него ужин, вернувшись на час или два позже обычного. Обычно она предпочитала большое, удобное кресло или уголок дивана наверху в гостиной, и очень редко бывало, чтобы она позволила Молли воспользоваться привилегией, которой пренебрегала сама. Молли с радостью спускалась бы вниз и составляла компанию отцу каждый вечер, когда ему приходилось ужинать в одиночестве; но ради мира и спокойствия она не уступала этим своим желаниям.
Миссис Гибсон устроилась у камина в столовой и терпеливо ждала благоприятного момента, когда мистер Гибсон, удовлетворив свой здоровый аппетит, отвернется от стола и займет место рядом с ней. Она поднялась и с непривычным вниманием подвинула вино и стаканы, чтобы он мог выпить, не вставая со стула.
- Ну вот! Вы удовлетворены? У меня есть для вас потрясающая новость,— сказала она, когда все было убрано.
- Чего-то подобного я ждал,— сказал он, улыбаясь.— Ну, начнем!
- Роджер Хэмли заезжал днем, чтобы попрощаться.
- Попрощаться!? Он уехал? Я не знал, что он уезжает так скоро!— воскликнул мистер Гибсон.
- Да. Не беспокойтесь, дело не в этом.
- Ну расскажите мне. Он уже покинул графство? Я хотел повидаться с ним.
- Да, да. Он передал вам привет, сожаление и все, что говорится в таких случаях. Теперь позвольте мне продолжить мой рассказ: он застал Синтию одну, сделал ей предложение, и она приняла его.
- Синтия? Роджер сделал ей предложение, и она приняла его?— медленно повторил мистер Гибсон.
- Да, разумеется. А почему бы нет? Вы говорите так, словно это вас очень удивляет.
- Неужели? Но я удивлен. Он замечательный молодой человек, и я желаю Синтии счастья. Вы довольны? Это будет очень долгая помолвка.
- Возможно,— многозначительно ответила она.
- Во всяком случае, его не будет два года,— заметил мистер Гибсон.
- За два года многое может случиться,— сказала она.
- Вот именно! Ему придется много раз рисковать, подвергаться опасностям, и вернется он не с теми возможностями, чтобы содержать жену, с которыми уезжал.
- Я не согласна,— ответила она игривым тоном, как тот, кто превосходно осведомлен.— Маленькая птичка начирикала мне, что жизнь Осборна в опасности; и тогда… кем станет Роджер? Наследником поместья.
- Кто рассказал вам об Осборне?— спросил он, поворачиваясь к ней лицом и пугая ее своей внезапной суровостью в голосе и манерах. Казалось, будто из его черных, мрачных глаз вылетает огонь.— Кто вам сказал, я спрашиваю?
Она сделала слабую попытку вернуться к прежней игривости.
- Вы станете это отрицать? Разве это не так?
- Я еще раз спрашиваю вас, Гиацинта, кто сказал вам, что жизнь Осборна Хэмли находится в большей опасности, чем моя… или ваша?
- О, не пугайте меня. Моя жизнь вне опасности, я уверена, как и ваша, мой дорогой, я надеюсь.
Он раздраженно махнул рукой и сбросил стакан со стола. Она была признательна за то, что его внимание отвлеклось, и занялась собиранием осколков:
- Осколки стекла так опасны,— произнесла миссис Гибсон. Но вздрогнула от резкого голоса мужа, показавшегося ей незнакомым.
- Забудьте о стекле. Я снова спрашиваю вас, Гиацинта, кто рассказал вам о состоянии здоровья Осборна Хэмли?
- Я не желаю ему вреда, и смею сказать, он в очень добром здравии, как вы говорите,— прошептала она наконец.
- Кто рассказал…?— начал он снова, тверже, чем прежде.
- Что ж, если вы знаете и поднимаете столько шума из-за этого,— сказала она, доведенная до крайности,— это были вы сами… вы или доктор Николс, я забыла, кто именно.
- Я никогда не говорил с вами на эту тему, и полагаю, что и доктор Николс тоже. Вам лучше сказать мне сразу, на что вы намекаете, поскольку я настроен выяснить это прежде, чем мы выйдем из комнаты.
- Лучше бы мне не выходить больше замуж,— произнесла она, плача и оглядывая комнату в тщетных поисках мышиной норки, чтобы там спрятаться. Затем, словно вид двери в кладовую придал ей смелости, она повернулась к нему лицом.
- Вам не следует так громко говорить о ваших врачебных тайнах, если вы не хотите, чтобы их услышали. Мне пришлось пойти в кладовую в тот день, когда у нас был доктор Николс; кухарке понадобился кувшинчик джема, и она остановила меня как раз в ту минуту, когда я собиралась уйти… уверяю вас, я не испытывала удовольствия, потому что я ужасно боюсь липких перчаток… все для того, чтобы у вас был приятный ужин.
Казалось, она снова собиралась заплакать, но он жестом показал ей продолжать, просто сказав:
- Так! Полагаю, вы подслушали наш разговор?
- Немного,— пылко ответила она, почти с облегчением от того, что ей помогли высказать вынужденное признание.— Только пару фраз.
- И каких?— спросил он.
- Ну, вы что-то сказали, а доктор Николс ответил: "Если у него аневризма аорты, его дни сочтены".
- Так, что еще?
- Да, вы сказали: "Дай Бог, чтобы я ошибся. Но на мой взгляд, у него довольно явные симптомы".
- Как вы узнали, что мы говорим об Осборне Хэмли?— спросил он, вероятно, надеясь сбить ее со следа. Но как только она поняла, что он опускается до ее уровня уловок, она набралась мужества и сказала совершенно иным тоном, противоположным ее обычной трусливой манере.
- Ах, да. Я услышала, как вы оба упоминали его имя до того, как я начала слушать.
- Значит вы признаете, что подслушали?
- Да,— ответила она, немного смешавшись.
- Скажите, как вы смогли так точно запомнить название болезни, о которой мы говорили?
- Потому что я пошла… не сердитесь, я в самом деле не вижу вреда в том, что сделала…
- Не умаляйте гнев. Вы пошли…
- В кабинет и выяснила. Почему я не могла это сделать?
Мистер Гибсон не ответил, не взглянул на нее. Его лицо было бледным, лоб нахмурен, а губы сжаты. Наконец, он поднялся, вздохнул и произнес:
- Что ж! Полагаю, что стряпаешь, то и должен печь.
- Я не понимаю, что вы имеете в виду,— она надула губы.
- Возможно, нет,— ответил он.— Я думаю, то, что вы услышали случайно, заставило вас изменить свое отношение к Роджеру Хэмли? Я заметил, что в последнее время вы стали с ним намного вежливее.
- Если вы имеете в виду, что он начал мне нравиться столь же сильно, как Осборн, то вы очень ошибаетесь. Нет не начал, хотя он сделал предложение Синтии и будет моим зятем.
- Расскажите мне все по порядку. Вы подслушали… я признаюсь, что мы говорили именно об Осборне, хотя у меня будет что сказать об этом чуть позже… а потом, если я правильно вас понимаю, вы изменили свое отношение к Роджеру, и он стал более желанным гостем в этом доме, чем прежде, вы стали относиться к нему как к следующему наследнику поместья Хэмли?
- Я не знаю, что вы имеете в виду под "следующим".