— Что ж, не беспокойтесь. Вы очень раскраснелись, у вас почти лихорадочный румянец! Я слишком долго продержала вас в жаркой маминой комнате. Знаете ли вы, она весьма довольна, что вы здесь?
Леди Камнор в самом деле была довольна, несмотря на постоянные нотации, которые она читала «Клэр», от которых бедная миссис Гибсон уворачивалась так же беспомощно, как гусеница. И леди Харриет ласкала миссис Гибсон больше обычного, чтобы возместить то, через что ей пришлось пройти в комнате выздоравливающей. Леди Куксхавен разумно с ней говорила, перемешав щепотки науки и глубоких мыслей, что было очень лестно, хотя в общем, непонятно. Лорд Камнор, добродушный, с веселым нравом и без предрассудков, был всецело благодарен ей за ее любезность, и за то, что она приехала повидать леди Камнор. И его благодарность приняла материальную форму в виде телячьей вырезки и дичи. Вспоминая о своем визите по пути домой в уединенной роскоши тауэрского экипажа, миссис Гибсон нашла всего лишь одну большую неприятность — недовольство леди Камнор — и она предпочла считать виной всему Синтию, вместо того, чтобы увидеть, что источник недовольства графини в состоянии ее здоровья. Миссис Гибсон совершенно не собиралась карать Синтию за это неудобство, как и не собиралась ругать ее за необъяснимое поведение, которое можно было как-то оправдать. Но застав дочь спокойно отдыхающей в гостиной, она уныло села в собственное легкое кресло и в ответ на быстрые слова Синтии:
— Ну, мама, как ты? Мы не ждали тебя так рано! Позволь мне снять с тебя шляпку и шаль! — ответила печально:
— Этот визит не был таким счастливым, чтобы мне хотелось продолжить его, — ее взгляд был сосредоточен на ковре, а лицо оставалось обиженным.
— Что случилось? — спросила Синтия со всей искренностью.
— Ты! Синтия — ты! Я не думала, когда ты родилась, что мне придется терпеть подобные разговоры о тебе.
Синтия откинула голову назад, и злой огонек мелькнул в ее глазах.
— Какое им дело до меня? Как они смеют говорить обо мне?
— Все говорят о тебе. И неудивительно. Лорд Камнор всегда узнает обо всем. Тебе следовало больше заботиться о том, что ты делаешь, Синтия, если ты не хочешь, чтобы о тебе говорили.
— Скорее зависит от того, что говорят люди, — сказала Синтия, показывая легкость, которой не чувствовала. Она предвидела, что за этим последует.
— Во всяком случает, мне это не нравится. Мне неприятно слушать об ошибках своей дочери, о ее флирте, о ее измене от леди Камнор, выслушивать от нее нотацию, будто я имела к этому какое-то отношение. Заверяю тебя, ты испортила мой визит. Нет! Не тронь мою шаль! Когда я пойду к себе в комнату, я возьму ее сама.
Синтия оказалась припертой к стенке и, сев, осталась с матерью, которая для виду время от времени вздыхала.
— Ты бы не хотела рассказать мне, что они говорили? Если меня повсюду обвиняют, мне следует знать, за что. Вот и Молли, — девушка как раз вошла в комнату, посвежевшая после утренней прогулки. — Молли, мама вернулась из Тауэрса, милорд и миледи оказали мне честь, обсуждая мои преступления и провинности. И я спрашиваю маму, что они говорили. Я не более добродетельна, чем другие, но я не могу понять, что графу и графине придется делать со мной, бедняжкой.
— Это не ради тебя! — возразила миссис Гибсон. — Это было ради меня. Они сочувствовали мне, поскольку неприятно слышать, что имя твоей дочери у всех на устах.
— Как я сказала ранее, это зависит от того, как это звучит из уст других. Если бы я собралась замуж за лорда Холлингфорда, я не сомневаюсь, что все говорили бы обо мне, и ни ты, ни я, в конце концов, не возражали бы против этого.
— Но это не замужество с лордом Холлингфордом, поэтому бессмысленно говорить об этом. Они говорят, что ты обручилась с мистером Престоном, а теперь отказалась выйти за него, и говорят, что ты его бросила.
— Ты хочешь, чтобы я вышла за него, мама? — спросила Синтия, ее лицо пылало, а глаза были потуплены. Молли стояла рядом, очень взволнованная, но не вполне это понимающая. Она оставалась на своем месте в надежде пригодиться в роли подсластителя или миротворца, или помощника.
— Нет, — ответила миссис Гибсон, явно смущенная вопросом. — Конечно же, не хочу. Ты взяла и связала себя с Роджером Хэмли, очень достойным молодым человеком. Но никто не знает, где он сейчас, жив ли или мертв. А если и жив, то за душой у него не пенни.
— Прошу прощения. Я знаю, что он унаследовал некоторое состояние от своей матери. Оно может быть не столь большое, но он не без гроша. И он, без сомнения, достигнет славы и отличной репутации, а с этим у него будут деньги, — возразила Синтия.
— Ты связала себя с ним, и сделала нечто подобное с мистером Престоном, попав в такую запутанную ситуацию, — миссис Гибсон не сказала «беду», хотя слово было у нее на уме, — да так, что когда появляется по-настоящему подходящий человек, красивый, приятный и вполне джентльмен — с довольно большим состоянием в придачу, тебе приходится отказать ему. Ты кончишь, как старая дева, Синтия, и это разобьет мне сердце.
— Полагаю, так и будет, — тихо ответила Синтия. — Порой мне кажется, что я из того типа людей, из которых выходят старые девы! — она говорила серьезно и немного печально.
Миссис Гибсон снова начала: — Я не хочу знать твои секреты до тех пор, пока они остаются секретами, но когда весь город говорит о тебе, думаю, мне нужно их знать.
— Но, мама, я не знала, что представляю такую тему для разговоров, и даже теперь я не могу понять, откуда все узнали.
— Не более, чем я. Я только знаю, что говорят, будто бы ты была помолвлена с мистером Престоном, и должна была выйти за него, и что я ничего не могу поделать, раз ты предпочла не выходить за него, не больше, чем я могла бы предотвратить твой отказ мистеру Хендерсону. И все же меня постоянно винят в твоем дурном поведении. Думаю, это очень жестоко, — миссис Гибсон начала плакать. Как раз в этот момент вошел ее муж.
— Вы здесь, моя дорогая! Добро пожаловать домой, — произнес он, с учтивостью подходя к ней, и целуя ее в щеку. — Ну, в чем дело? Слезы? — и мистер Гибсон искренне пожелал снова уйти.
— Да! — сказала она, приподнимаясь, и хватаясь за сочувствие любого рода, чего бы оно ни стоило. — Я снова приехала домой и рассказываю Синтии, как леди Камнор была так сердита на меня, и все из-за нее. Вы знали, что она обручилась с мистером Престоном, а затем разорвала помолвку? Все говорят об этом, и слухи дошли до Тауэрса.
На мгновение он встретился взглядом с Молли и все понял. Он сложил губы словно для свиста, но не издал ни звука. Синтия совсем утратила свою дерзость, как только ее мать заговорила с мистером Гибсоном. Молли села рядом с ней.
— Синтия! — произнес он очень серьезно.
— Да! — ответила она мягко.
— Это правда? Я что-то слышал из этого прежде… немного. Но сплетен достаточно, и тебе желательно иметь для себя какого-нибудь защитника… некоего друга, который бы знал всю правду.
Ответа не было. Наконец, она сказала:
— Молли знает все.
Благоговейный страх перед строгостью мужа заставил миссис Гибсон замолчать, ей не нравилось давать выход ревности, хотя в душе она ревновала к тому, что Молли знала секрет, о котором она не ведала. Мистер Гибсон ответил Синтии с некоторой суровостью:
— Да! Я знаю, что Молли все знает, и ей пришлось вынести клевету и злые слова ради тебя, Синтия. Но она отказалась рассказывать мне больше.
— Она уже достаточно вам рассказала, разве не так? — обиженно спросила Синтия.
— Я ничего не могла поделать, — сказала Молли.
— Она не называла твоего имени, — сказал мистер Гибсон. — Тогда, я полагаю, она считала, что скрыла его, но трудно было ошибиться в том, кто это был.
— Почему она рассказала обо всем? — спросила Синтия с некоторой горечью. Ее тон — ее вопрос разволновал чувства мистера Гибсона.
— Это было необходимо, чтобы она могла оправдаться передо мной… я узнал, что репутацию моей дочери критикуют за личные встречи с мистером Престоном… я пришел к ней за объяснением. Не нужно быть мелочной, Синтия, поскольку ты флиртовала, а потом изменила, даже отчасти облив имя Молли той же грязью.
Синтия подняла склоненную голову и посмотрела на него.
— Вы говорите так обо мне, мистер Гибсон? Не зная обстоятельств, вы так говорите?
Он говорил слишком строго, он знал это. Но в тот момент не мог заставить себя признать это. Мысль о его доброй, невинной Молли, которая сносила все так терпеливо, мешала отречься от своих слов.
— Да! — сказал он, — я говорю это. Ты не можешь понять, какие дурные истолкования приписываются поступкам девушек, всего лишь немного вышедшим за рамки пристойности. Я говорю, что Молли пришлось много вынести вследствие твоей тайной помолвки, Синтия, — у тебя могли быть смягчающие обстоятельства, я признаю — но тебе нужно будет вспомнить их, чтобы извиниться за свое поведение перед Роджером Хэмли, когда он вернется домой. Я просил тебя рассказать мне всю правду, чтобы пока он не приехал и имел полное право защитить тебя, это мог бы сделать я, — молчание. — Конечно, этому требуется объяснение, — продолжил он. — Вот ты… обручилась сразу с двумя мужчинами, по всей видимости, — по-прежнему нет ответа. — Разумеется, городские пересуды еще не подобрали тот факт, что Роджер Хэмли является твоим признанным возлюбленным, но слухи обрушились на Молли, а должны были обрушиться на тебя, Синтия… за скрываемую помолвку с мистером Престоном — вынужденные встречи в разных местах неизвестны твоим друзьям.
— Папа, — сказала Молли, — если бы ты знал все, ты бы не говорил так с Синтией. Я бы хотела, чтобы она сама рассказала тебе все, что рассказала мне.
— Я готов услышать все, что бы она ни рассказала, — ответил он. Но Синтия возразила:
— Нет! Вы осудили меня, вы говорили со мной так, как не имели права говорить. Я отказываюсь довериться вам или принять вашу помощь. Люди очень жестоки ко мне… — ее голос дрогнул на мгновение. — Не думала, что вы будете таким. Но я могу это вынести.