— Итак, — жизнерадостно проговорил мистер Гибсон, потирая руки и направляясь прямиком к камину, — что стряслось? Полагаю, мисс Фиби опять нездоровится? Надеюсь, спазмы больше не повторялись? Впрочем, не страшно: одна-две дозы лекарства все исправят.
— Ах, мистер Гибсон! Как бы мне хотелось, чтобы проблема заключалась в одной из нас! — посетовала мисс Браунинг, не в силах унять дрожь.
Заметив ее состояние, доктор сел рядом и успокаивающе взял за руку.
— Ну-ну, полно, не волнуйтесь. Давайте все по порядку. Думаю, вы преувеличиваете проблемы. Сейчас разберемся. Итак?..
— Мистер Гибсон, — начала мисс Браунинг. — дело не в нас, а в… Молли. Все открылось. Помоги Господь и нам обоим, и бедной девочке, хоть я и уверена: она ни в чем не виновата, а просто попала под дурное влияние.
— Молли! — воскликнул доктор, не в силах поверить услышанному. — Что же такого ужасного могла сделать или сказать моя дочурка?
— Ах, мистер Гибсон! Даже не знаю, с чего начать! Никогда бы ни единым словом не обмолвилась, если бы не получала доказательства, хоть и против собственной воли!
— В любом случае позвольте и мне это услышать, — попросил мистер Гибсон, поставив локоть на стол и прикрыв глаза ладонью. — Никогда не верил слухам, но в этом осином гнезде лучше знать, о чем жужжат.
— Они говорят… О! Как же это повторить?
— Продолжайте, будьте добры, — предложил доктор, взглянув на собеседницу. — Все равно не поверю ни единому слову, так что ничего не бойтесь!
— Боюсь, что поверите. Я бы и сама не поверила, если бы смогла. Она вступила в тайную переписку с мистером Престоном!
— С мистером Престоном! — изумленно воскликнул доктор.
— И встречалась с ним в неподходящих местах в неподходящее время: на улице, в темноте. И даже падала в обморок в его… объятия, иначе не скажешь. Весь город только об этом и говорит.
Мистер Гибсон опять прикрыл глаза ладонью и не дал понять, что с него достаточно, поэтому мисс Браунинг продолжила, углубляясь в подробности:
— Мистер Шипшенкс видел их вместе в Тауэрс-парке, миссис Гуденаф — как обменивались записками в магазине Гринстеда, куда она к нему бегала.
— Думаю, я услышал достаточно, так что не продолжайте, — наконец попросил мистер Гибсон, открывая угрюмое лицо. — Сказал, что не поверю, и не верю. Очевидно, должен поблагодарить вас за бдительность и заботу, но поверить не могу.
— Мне не нужна ваша благодарность! — едва сдерживая слезы, воскликнула мисс Браунинг. — Решила, что должна вас предупредить. Хоть вы и женились снова, не могу забыть, что когда-то были мужем дорогой Мери, матери Молли.
— Не вижу смысла обсуждать это сейчас, — заявил мистер Гибсон. — Могу потерять контроль над собой. Что касается Престона, намерен до полусмерти отхлестать его кнутом, чтобы пресечь клевету, и заставить злые языки успокоиться. Подумать только, моя девочка! Да она сама невинность! Как они смеют трепать ее доброе имя?
— Увы, мистер Гибсон: боюсь, что все это правда. Не стала бы посылать за вами, если бы не убедилась. Проверьте, прежде чем предпринимать какие-то меры: хлестать кнутом например.
С непоследовательностью страстного человека мистер Гибсон рассмеялся:
— Неужели вы думаете, что я позволю нечто подобное? Чтобы на честное имя дочери легла еще и клеймо отца-самодура? Время все расставит на свои места: сплетни умрут так же стремительно, как родились.
— Не думаю, что такое произойдет, если ничего не предпринимать, — возразила мисс Браунинг, — и это самое печальное.
— Вернусь домой и поговорю с Молли, а потом уже буду думать, надо ли что-то предпринимать. Зная Молли, нелепо верить подобным слухам.
Мистер Гибсон встал и принялся мерить шагами комнату, время от времени нервно, коротко, неестественно посмеиваясь.
— Интересно, что придумают еще? «Сатана всегда найдет работу для праздных языков» [51].
— Пожалуйста, не упоминайте эту нечисть в нашем доме, а то мало ли что… — взмолилась мисс Браунинг и быстро перекрестилась.
Мистер Гибсон еще какое-то время ходил из угла в угол, засунув руки в карманы и уставившись в пол, потом остановился возле стула, где сидела мисс Браунинг.
— Простите, что неблагодарно отнесся к проявлению искренней дружбы. Правда или ложь, я должен был узнать о безобразном скандале. Понимаю, как нелегко было вам пересказывать все это мне. Спасибо.
— Честное слово, мистер Гибсон, если бы речь шла о простых сплетнях, я бы и словом не обмолвилась.
— И все-таки это полный вздор! — воскликнул доктор, выпуская руку старой дамы, которую сжал в порыве признательности.
Мисс Браунинг покачала головой.
— Что бы там ни было, никогда не перестану любить Молли ради памяти ее матери.
— Любите ради нее самой, — возразил доктор. — Она не совершила ничего постыдного. Сейчас же поеду домой и выясню всю правду.
— Можно подумать, что бедная, уже сбитая с толку девочка остановится перед ложью.
Слава богу, этой фразы мисс Браунинг мистер Гибсон уже не слышал: за ним закрылась дверь.
Глава 48Без вины виноватая
Низко склонив голову, как будто в лицо дул холодный ветер — хотя воздух не шевелился, — мистер Гибсон быстро приближался к дому, а поднявшись на крыльцо, позвонил, чего обычно никогда не делал. Дверь открыла Мария.
— Передайте мисс Молли, чтобы пришла в столовую, только не говорите, что это мой приказ.
Что-то в тоне хозяина заставило горничную послушаться, хотя Молли удивленно уточнила:
— Меня ждут в столовой? Но кто?
Мистер Гибсон вошел в комнату и закрыл за собой дверь, чтобы немного побыть в одиночестве. Положив ладони на каминную полку и опустив на них голову, он попытался унять бешеный стук сердца и успокоиться.
Дверь открылась. Он понял, что вошла Молли, прежде чем услышал изумленный возглас:
— Папа!
— Тише! — Мистер Гибсон резко обернулся. — Закрой дверь и подойди.
В явном недоумении она приблизилась, и мысли сразу обратились к Хемли-холлу.
— Что-то с Осборном?
Если бы мистер Гибсон не был настолько взволнован и мог рассуждать здраво, то этот вопрос его бы успокоил, но вместо того, чтобы искать утешения в побочных обстоятельствах, он строго спросил:
— Молли, до меня дошли слухи, что ты поддерживаешь тайные отношения с мистером Престоном: встречаешься в укромных местах, передаешь письма. Это так?
Хоть мистер Гибсон и заявил, что не верит сплетням, и действительно в глубине души не верил, голос его звучал жестко и холодно, лицо было бледным и угрюмым, а взгляд безжалостно вонзался в глаза дочери. Молли задрожала, но не попыталась спрятаться от этого неумолимого взгляда. Если она и молчала, то лишь потому, что в этот момент стремилась соотнести свою роль с ролью Синтии. Пауза длилась всего мгновение, однако для того, кто ждал бурного отрицания, этого было достаточно. Мистер Гибсон взял дочь за руки и, не сознавая, что делает, до боли сжал запястья. Молли вскрикнула, и только после этого хватка ослабла. Девушка со слезами взглянула на свои руки, не в силах поверить, что отец мог применить физическую силу. В тот момент данное обстоятельство показалось куда более неожиданным, чем то, что он узнал о случившемся, пусть даже в грубо искаженной форме. Молли по-детски протянула к отцу руку, но если ожидала жалости, то просчиталась.
— Ничего страшного, скоро пройдет, — произнес мистер Гибсон, едва взглянув на красный след. — Ответь на вопрос: ты встречалась… с этим человеком наедине?
— Да, папа, но не думаю, что поступила дурно.
Мистер Гибсон сел в кресло и горько усмехнулся:
— Ах вот как! Что же, придется как-то это пережить. Утешает, что твоя мама не дожила до этого дня. Значит, это правда… а я не верил, смеялся над их болтовней. Стало быть, это я круглый дурак!
— Папа, это не мой секрет, иначе ты узнал бы все и сразу. Да, ты огорчен, я понимаю: ведь до сих пор никогда тебя не обманывала. — Молли попыталась взять отца за руку, но он засунул ладони в карманы и опустил голову, с преувеличенным вниманием рассматривая рисунок ковра. Тогда она умоляюще воскликнула: — Папа! Разве я тебя когда-нибудь обманывала?
— Откуда мне знать? Бог весть, что еще всплывет!
— С каких пор ты стал верить сплетням? — в отчаянии вопросила Молли. — Какое им всем до меня дело?
— Каждый считает своим долгом облить грязью девушку, нарушившую элементарные правила приличия.
— Папа, ты несправедлив! Никаких приличий я не нарушала. Хочешь знать подробности? Слушай. Однажды встретила мистера Престона — в тот вечер, когда ты меня высадил из коляски и пешком отправил через Кростон-Хит, — и с ним был еще… кое-кто (имя назвать не могу). Второй раз встретила его уже специально, один на один, в Тауэрс-парке. И это все, папа. Больше ничего сказать не могу. Ты должен мне верить.
Мистер Гибсон невольно смягчился: слова прозвучали с неоспоримой убедительностью, — но минуту-другую сидел молча, а потом поднял голову и впервые взглянул на дочь. Лицо его оставалось очень бледным и хранило печать последней предсмертной искренности, когда истинное выражение не прикрыто жалкими попытками сохранить условность.
— Что за письма? — произнес он коротко, словно стыд не позволял выспрашивать подробности.
— Я передала ему всего одно письмо, не мое, да и то думаю, что это был всего лишь конверт, без каких-либо посланий. Этот конверт и всего две встречи и составляют все мое общение с мистером Престоном. Ах, папа! Что же такое наболтали сплетницы, если так тебя огорчили — даже шокировали?
— Неважно. Будь добра теперь поведать все, чтобы я мог оспорить каждое обвинение в отдельности.
— Но это невозможно: я дала слово.
— Я почти не сомневаюсь, что речь идет о Синтии. Если скажешь мне правду, я сделаю все возможное, чтобы защитить тебя и прикрыть ее.
— Нет, папа! — решительно возразила Молли после короткого раздумья. — Все, что касается меня, ты знаешь. Больше сказать ничего не могу: дала обещание.