— Да благословит вас Господь, мисс. Постарайтесь убедить его выпить хотя бы немного. Ничего не ел с самого завтрака, а сейчас уже второй час ночи.
Дворецкий осторожно снял крышку, и Молли отнесла чашку туда, где сидел сквайр: молча, потому что не знала, как предложить прозаическое утешение глубоко погруженному в горе человеку, — поднесла ложку бульона к его губам, словно это был больной ребенок, а она — сиделка. Сквайр инстинктивно проглотил, но тут же отстранил чашку, порывистым жестом показал на кровать и воскликнул:
— Он больше никогда не сядет со мной за стол. Никогда!
А потом упал ничком на тело и зарыдал с таким безудержным отчаянием, что Молли испугалась, как бы он не умер от разрыва сердца. Ее присутствие, слова, слезы сквайр замечал не больше, чем луну, безучастно смотревшую в незанавешенное окно, а потом оказалось, что рядом стоит отец.
— Оставь нас, Молли, — мрачно попросил доктор, ласково погладив дочь по волосам. — Посиди в столовой.
Долгий самоконтроль сменился дрожью и страхом: она в ужасе пробиралась по залитым лунным светом коридорам. Казалось, сейчас навстречу выйдет живой Осборн и все объяснит: отчего умер, что сейчас чувствует и что ей следует делать. Последние несколько шагов до столовой дались с особым трудом и с безумным ужасом. Молли распахнула дверь и увидела свечи, накрытый к позднему ужину стол и Робинсона, наливавшего вино в графин. Очень хотелось плакать: забиться в уголок и пролить море слез, но здесь это было невозможно. Она опустилась в глубокое кожаное кресло и почувствовала себя очень усталой и безразличной ко всему на свете, но жизнь предстала в виде Робинсона, который поднес к ее губам бокал вина:
— Выпейте, мисс. Это добрая старая мадера. Ваш папа сказал, что нужно немного поесть. Да, так и сказал: «Моя дочь останется здесь, а она еще слишком молода для таких переживаний. Убедите ее поесть, иначе окончательно сломается».
Молли промолчала: сил отказываться и сопротивляться не осталось, — поэтому пригубила вина и по совету старого слуги немного поела, а потом вернулась в кресло и позволила себе вволю поплакать.
Глава 52Горе сквайра Хемли
Мистер Гибсон спустился очень нескоро: вошел, остановился спиной к пустому камину и несколько минут простоял молча, а потом проговорил, наконец:
— Лег в постель. Мы с Робинсоном с трудом его уложили. Но когда я уходил, он позвал меня и попросил разрешить тебе остаться. Право, не знаю. В такой ситуации сложно отказать.
— Я хочу остаться, — сказала Молли.
— Правда? Вот умница. Но ты справишься?
— О, не волнуйся, справлюсь. — Она помолчала, потом спросила: — Из-за чего Осборн умер?
— Сердце остановилось. Все равно не поймешь, если начну объяснять. Я давно предполагал такой исход, но дома лучше об этом не упоминать. Видел его в прошлый четверг, и он выглядел намного лучше, чем прежде: я даже сообщил об этом доктору Николсу, — но при такой болезни не предугадаешь, что случится завтра.
— Видел в прошлый четверг? Но почему ты мне ничего не говорил? — удивилась Молли.
— Не привык обсуждать пациентов. К тому же хотел, чтобы он считал меня в первую очередь другом. Любая тревога относительно здоровья лишь ускорила бы катастрофу.
— Значит, он не знал, что болен? То есть, что болен серьезно и может в любой момент умереть?
— Нет, совершенно ничего не знал, только замечал симптомы, которые и ускорили конец.
— Ах, папа! — воскликнула Молли.
— Сейчас некогда вдаваться в подробности, — продолжил мистер Гибсон. — Тем более что, пока точно не известно, судить нельзя. Первым делом необходимо решить срочные проблемы. Ты ляжешь спать здесь? А то скоро уже светать будет.
— Да.
— Думаю, заснешь сразу: в твоем возрасте это нормально.
— Папа, должна кое-что тебе сказать. Мне известен секрет Осборна, который я обещала хранить, но когда встретила его в последний раз, показалось, что он предчувствовал скорый конец и боялся.
Молли не выдержала и разрыдалась так горько, что отец испугался приступа истерики, но она сумела взять себя в руки, посмотрела в полное тревоги лицо и даже сумела улыбнуться.
— Я ничего не могла сделать, папа!
— Да, знаю, но продолжай: пока не узнаю, что за секрет, все равно не усну.
— Осборн был женат, вот в чем секрет.
— Женат! Что за ерунда! Почему ты так решила?
— Он сам мне сказал. То есть некоторое время назад я сидела в библиотеке и читала. Вошел Роджер и заговорил с Осборном о его жене. Роджер меня не видел, а Осборн видел. И они вместе потребовали, чтобы я сохранила тайну. Думаю, я не сделала ничего плохого.
— Сейчас не время думать: плохо или хорошо, — просто расскажи все, что знаешь.
— Тогда не знала больше ничего, но полгода назад, в ноябре, когда ты ездил в Лондон к леди Камнор, Осборн приходил к тебе и передал мне адрес своей жены — также по секрету. Думаю, Осборн рассказал бы больше, но явилась мисс Фиби.
— И где же его жена?
— Кажется, где-то на юге, возле Винчестера. Он сказал, что она француженка, католичка и гувернантка.
— Уф! — озадаченно вздохнул отец.
— А еще, — продолжила Молли, — он говорил, что есть ребенок. Теперь ты знаешь столько же, сколько я, кроме адреса. Осборн написал адрес на листке, и я храню его дома, в надежном месте.
Очевидно забыв, что уже глубокая ночь, мистер Гибсон сел, вытянул ноги, засунул руки в карманы и задумался. Молли молча сидела рядом, слишком усталая, чтобы даже говорить.
— Да! — воскликнул наконец доктор, быстро вставая. — Сегодня уже ничего не получится, а завтра утром что-нибудь придумаю. Бедное бледное личико!
Он сжал печальное лицо дочери ладонями и поцеловал, потом позвонил и велел Робинсону прислать горничную, чтобы та проводила мисс Гибсон в спальню.
— Рано он не проснется, — пояснил доктор на прощание. — Потрясение лишило сил. Подайте завтрак в комнату, а к десяти я приеду.
Несмотря на то, что уехал поздно, мистер Гибсон исполнил обещание.
— Теперь, Молли, — обратился он к дочери, — нам с тобой предстоит сообщить обо всем сквайру. Не знаю, правда, как он отреагирует, но, возможно, новость его успокоит.
— Робинсон сказал, что мистер Хемли опять пошел к сыну и, кажется, запер дверь изнутри.
— Ничего страшного. Позвоню и отправлю Робинсона передать, что приехал и хочу поговорить.
Дворецкий скоро вернулся.
— Сквайр выражает признательность, но сейчас встретиться с мистером Гибсоном не может. Прошло немало времени, прежде чем он вообще ответил, сэр.
— Идите снова и скажите, что я готов ждать сколько нужно.
Когда дворецкий вышел, он пояснил:
— Вообще-то в двенадцать я должен быть далеко отсюда, но, если не ошибаюсь, джентльмену непозволительно держать доктора в неопределенности.
Мистер Гибсон уже начал терять терпение, когда на лестнице послышались наконец шаги сквайра. Он шел медленно и неохотно, словно в поисках опоры, опираясь на стены, столы и стулья. Взяв доктора за руку, после долгого молчания заговорил:
— Тяжелый удар, сэр. Полагаю, так рассудил Господь, однако пережить сложно. Ведь он мой первенец.
Сквайр говорил таким тоном, как будто перед ним был незнакомец, и сообщал факты, которых тот не знал. Тогда мистер Гибсон подтолкнул дочь вперед:
— Вот Молли.
— Прошу прощения, не увидел вас сразу. Мысли заняты другим.
Сквайр грузно опустился в кресло и, казалось, совсем забыл, что не один. Мистер Гибсон неожиданно спросил:
— А где Роджер? Кажется, скоро должен прибыть на мыс Доброй Надежды.
Он встал и посмотрел на доставленные утренней почтой, еще не распечатанные письма. Одно было подписано рукой Синтии. Доктор и Молли заметили его одновременно. Каким далеким казался вчерашний день! Однако сквайр ни на что не обращал внимания.
— Думаю, сэр, вы будете рады, если Роджер вернется как можно скорее. Конечно, пройдет несколько месяцев, но уверен: сын отправится в путь при первой возможности.
Сквайр так тихо пробормотал, что отцу и дочери пришлось напрячь слух:
— Роджер не Осборн!
Мистер Гибсон заговорил, и Молли еще ни разу не слышала, чтобы голос отца звучал настолько спокойно:
— Разумеется, но все-таки хотелось бы, чтобы сделанное Роджером, мной или кем-то еще принесло утешение, но утешение невозможно.
— Стараюсь повторять себе: «Такова Господня воля», — ответил сквайр, впервые взглянув на доктора и наполнив голос жизнью. — Однако смириться труднее, чем кто-то может подумать.
Некоторое время все молчали. Потом сквайр нарушил тишину:
— Он был моим первым ребенком, сэр, старшим сыном. А в последние годы мы уже не могли… — Голос сорвался, однако он взял себя в руки: — …не могли оставаться такими близкими друзьями, как хотелось бы. Не уверен… совсем не уверен, что он знал, как я его любил.
Не сдерживая слез, сквайр горько разрыдался.
— Пусть поплачет, — прошептал доктор, обращаясь к дочери. — А когда немного успокоится, не бойся: расскажи все, что знаешь, по порядку: так, как было.
Когда Молли заговорила, собственный голос казался ей слишком высоким и неестественным, но слова она выговаривала внятно, поскольку сквайр поначалу не пытался слушать.
— Когда я жила здесь по просьбе миссис Хемли, однажды сидела в библиотеке, и вошел Осборн. Сказал, что только заберет книгу, и велел не обращать на него внимания, поэтому я продолжила читать. Вскоре мимо открытого окна по мощеной садовой дорожке прошел Роджер. Он не заметил меня в углу, где я сидела, и обратился к брату: «Вот письмо от твоей жены».
Сквайр вдруг встрепенулся, и впервые распухшие от слез глаза посмотрели на Молли с тревожным вниманием.
— От жены! Осборн был женат?
Молли, тем временем продолжила:
— Осборн рассердился на Роджера за то, что тот заговорил при мне, и оба взяли с меня слово никогда не упоминать о том, что услышала. И даже папе я призналась только этой ночью.
— Дальше! — потребовал мистер Гибсон. — Расскажи сквайру о визите Осборна тогда, в ноябре!