Мистер Хемли теперь слушал с удивленно распахнутыми глазами и приоткрытым ртом, опасаясь пропустить хоть слово.
— Осборн плохо себя чувствовал и хотел встретиться с папой, но он был тогда в Лондоне, и я оставалась дома одна. Не помню точно, как это случилось, но в первый и единственный раз после встречи в библиотеке Осборн заговорил о жене.
Молли взглянула на отца, словно хотела уточнить, надо ли продолжать, и сквайр с трудом проговорил:
— Скажи мне… все.
И она продолжила:
— Осборн сказал, что его жена — добропорядочная женщина, и он глубоко ее любит, однако она француженка, исповедует католицизм и… прежде была гувернанткой. Это все. А еще он записал на листке ее адрес и отдал мне.
Сквайр застонал.
— Все кончилось. Все! Кануло в Лету. Мы не станем его винить, нет. Но лучше бы он со мной поделился, а не жил с такой тайной. Впрочем, теперь уже ничто меня не удивит: трудно разгадать, у кого что на сердце. Так долго был женат! И каждый день мы вместе садились за стол! А ведь я все ему рассказывал. Даже, пожалуй, слишком многое, поскольку не сдерживался и не скрывал дурного настроения. Ах, Осборн, Осборн! Давным-давно надо было признаться!
— Да, надо было, — согласился мистер Гибсон. — Но ведь он знал, что его выбор вам не понравится. И все-таки сказать следовало.
— Вы, сэр, ничего не знаете, — резко возразил сквайр. — Наши отношения вовсе не были сердечными и доверительными. Я часто на него сердился, называл ленивым, вялым и пассивным. А в это время бедный мальчик думал о своей любви! А Роджер? Он все знал и молчал, скрывал от отца!
— Очевидно, Осборн взял с него обещание хранить тайну, так же как с меня, — вставила Молли. — Роджер ничего не мог сделать.
— Да, Осборн умел убеждать и подчинять своей воле, — задумчиво заметил сквайр. — Помню… но что толку вспоминать? Все кончено. Сын умер, так и не открыв мне свое сердце. А я ведь любил его, да, любил, но он уже об этом не узнает!
— Однако из того, что нам известно, можно догадаться, что именно наполняло его существование смыслом, — заметил мистер Гибсон.
— Что же это, сэр? — насторожился сквайр.
— Очевидно, он до последнего дыхания думал о жене.
— Почему я должен верить, что какая-то гувернантка-француженка жена? Скорее всего это просто выдумка.
— Остановитесь, сквайр. Не собираюсь спорить, но моя дочь никогда не лжет. А когда наверху лежит умерший человек, и душа его отлетела к Богу, подумайте дважды, прежде чем осквернить память поспешными словами. Если она не жена, то кто же?
— Прошу прощения. Сам не знаю, что говорю. Неужели я обвинил Осборна? Ах, сынок, сынок! Не обижайся на старого папку! Да, он так меня называл: «старый папка», — когда был еще совсем маленький.
— Но, сквайр, — перебил мистер Гибсон, пытаясь остановить невнятное бормотание, — вернемся к жене…
— И к ребенку, — шепнула Молли отцу, однако сквайр услышал и, резко обернувшись, переспросил:
— Что? Ребенок? Я не ослышался? Значит, есть ребенок? А я ничего не знал! Да благословит Господь это дитя!
Сквайр благоговейно встал, сложил ладони для молитвы, но, обессилев, упал в кресло и протянул руку к Молли:
— Хорошая девочка. Спасибо. — Потом посмотрел на мистера Гибсона. — Скажите, что мне делать, и я поступлю правильно.
— Сам озадачен почти так же, как вы, сквайр, — ответил доктор. — Абсолютно верю рассказанной истории, но считаю, что должно существовать письменное подтверждение, и следует найти его немедленно, прежде чем что-то предпринять. Скорее всего документы следует искать среди бумаг Осборна. Может быть, займетесь ими сейчас же, а Молли отправится домой вместе со мной и найдет оставленный Осборном адрес.
— Но она вернется? — взволнованно уточнил сквайр. — Не бросит меня одного?
— Конечно, нет! Вернется сегодня же вечером. Как-нибудь ее отправлю. Нужно взять одежду: она ведь убежала из дому в одной амазонке, — да еще и лошадь забрала, на которой я сам постоянно езжу.
— Возьмите экипаж, — предложил сквайр. — Все, что угодно. Я прикажу. А вы-то вернетесь?
— Боюсь, сегодня не получится. Завтра, рано утром. А за Молли можете послать когда пожелаете.
— Сегодня днем, часа в три, экипаж подъедет к вашему дому. Не смогу разбирать бумаги Осборна в одиночестве, но не успокоюсь, пока все не узнаю.
— Перед отъездом попрошу Робинсона принести стол. И… не угостите ленчем?
Доктор уговорил сквайра немного поесть. Поддержав физически и морально, рассчитывал, что тот все-таки начнет поиски еще до возвращения Молли.
В задумчивом взгляде, которым хозяин дома следил за движениями гостьи, было что-то трогательное. Посторонний наблюдатель мог решить, что она его дочь, а не мистера Гибсона. Смиренная, сломленная, покорная судьбе манера осиротевшего отца особенно явственно проявилась, когда мистер Хемли подозвал обоих к креслу, с которого не находил сил встать, и, словно только сейчас вспомнив, попросил:
— Передайте мисс Киркпатрик мою любовь. Скажите, что я считаю ее членом семьи. Буду рад встретиться после… после похорон. Раньше вряд ли смогу.
— Он не подозревает о решении Синтии оставить Роджера, — заметил мистер Гибсон по дороге. — Вчера вечером я долго с ней беседовал, но ничего не изменилось. Матушка сообщила, что в Лондоне есть еще один поклонник, которому она тоже отказала. Рад, что у тебя таковых пока нет, если не считать неудачной давней попытки мистера Кокса.
— Никогда об этом не слышала, папа! — удивилась Молли.
— Ах да, конечно! Как я мог забыть? Помнишь, с какой поспешностью в самый первый раз отправил тебя в Хемли-холл? А все потому, что перехватил адресованное тебе пылкое любовное письмо от Кокса.
Молли, возможно, и заинтересовалась бы рассказом или хотя бы просто полюбопытствовала, но слишком устала и не могла забыть накрытое простыней неподвижное тело — все, что осталось от Осборна. Отец верил в благотворное воздействие верховой езды, свежего воздуха и смены пейзажа, однако сейчас понял свою ошибку.
— Кому-то надо написать миссис Осборн Хемли, — заметил мистер Робсон. — Полагаю, она имеет законное право на это имя. Она же должна узнать, что отец ее ребенка скончался. Кто это сделает, ты или я?
— Ты, папа! Пожалуйста!
— Хорошо. Но тебе придется как другу его покойного мужа тоже написать несколько строк.
— Если это необходимо, напишу, — тут же согласилась Молли.
Вскоре показалась колокольня Холлингфорда, и едва они подъехали к городу и сквозь деревья увидели церковь, девушка вдруг сказала:
— Не хочу никуда отсюда уезжать.
— Ерунда! — возмутился отец. — У тебя вся жизнь впереди. А если эти новомодные железные дороги распространятся так, как нам обещают, то скоро будем летать по миру, «сидя на чайниках», как говорит мисс Фиби. Да, вот что еще вспомнил. Когда мисс Хорнблауэр впервые собралась поехать на поезде, мисс Кларинда так переживала, что составила для нее перечень рекомендаций, и в одной из них советовала не сидеть на паровом котле.
Как и следовало ожидать, Молли рассмеялась.
— Ну вот наконец-то мы дома.
Миссис Гибсон тепло встретила падчерицу. Во-первых, Синтия впала в немилость, а во‐вторых, Молли вернулась с новостями, хоть и выглядела бледной и расстроенной и вызывала сочувствие.
— Все случилось так внезапно! Ну кто мог такое ожидать? И так несвоевременно: как раз когда Синтия отказала Роджеру! Нет чтобы подождать хоть один день! Что говорит сквайр?
— Убит горем, — ответила Молли.
— Неужели? Вот уже не думала, что весть о помолвке его обрадовала.
— Какой помолвке?
— Роджера с Синтией, конечно. Я же спрашиваю: как сквайр отнесся к известию о расторжении помолвки?
— Ах, я не поняла. Сегодня он не открывал писем, но я видела, что на подносе лежало и послание от Синтии.
— Откровенное неуважение.
— Ему сейчас не до писем. А где Синтия?
— Вышла прогуляться в сад. Скоро вернется. Хотела отправить ее с поручениями, однако она решительно отказалась идти в город. Боюсь, окончательно запутается в своих делах, но вмешиваться не позволяет. Ненавижу корыстный подход, но только представь: отвергнуть два таких прекрасных предложения! Сначала мистера Хендерсона, а потом Роджера Хемли! Когда сквайр ждет возвращения Роджера? Не думает, что из-за смерти бедного дорогого Осборна тот вернется раньше?
— Не знаю. Он сейчас ни о чем не думает, кроме похорон Осборна. Да и о делах забыл. Но, возможно, известие, что Осборн был женат и у него есть ребенок, немного его взбодрило.
Молли не сомневалась, что брак Осборна был законный и понятия не имела, что отец ни словом не обмолвился об этом дома. А мистер Гибсон решил не торопиться сообщать жене, пока не убедится окончательно, поэтому миссис Гибсон удивленно воскликнула:
— О чем это ты? Женат! Осборн женат? Кто тебе это сказал?
— Ах, господи! Не следовало говорить. Ничего не соображаю. Да, Осборн давно женат, однако сам сквайр узнал об этом только сегодня утром. Кажется, известие его порадовало, но не уверена.
— И кто же эта леди? Не очень-то порядочно вести себя как холостой джентльмен, имея жену! Двуличие отвратительно! Ну, будь умницей, скажи: кто она?
— Француженка, католичка, — коротко отозвалась Молли.
— Француженка! Они так привлекательны, а он много времени проводил за границей! Ты сказала о ребенке. Мальчик или девочка?
— Не знаю, не спрашивала.
Молли не считала необходимым выходить за рамки кратких ответов и жалела, что проболталась: раз отец ничего не сказал мачехе, значит, считал нужным пока держать в секрете. В эту минуту в комнату вошла Синтия, и Молли тотчас заметила ее рассеянное выражение лица. Девушка не слышала, как вернулась Молли, и узнала о ее присутствии, только когда подошла к дивану.
— Дорогая, ты вернулась? Рада видеть! Без тебя в доме пусто!
— А с какими новостями вернулась она! — встряла миссис Гибсон. — Я почти рада, что ты написала сквайру вчера, поскольку, если бы подождала хотя бы день — а я считала, что ты очень поспешила, — он мог бы подумать, что у тебя есть какая-то особая причина расторгнуть помолвку. Выяснилось, что все это время Осборн Хемли был тайно женат и даже имел ребенка.