С самого начала знакомства миссис Гибсон возжелала брака дочери с мистером Хендерсоном, а потом узнала, что и его посетило подобное намерение. Однако сначала препятствием выступило чувство Роджера с его последствиями, а потом сама Синтия, несмотря на все родственные возможности, не сумела добиться повторного предложения. Такое поведение могло вывести из себя кого угодно! Весь день миссис Гибсон обращалась с Синтией как с неблагодарной, неверной дочерью, не вникая в глубины сознания. Молли глубоко переживала за подругу, пока та не пояснила:
— Не обращай внимания, дорогая. Мама злится, потому что мистер… потому что я не вернулась обрученной молодой леди.
— Да, именно так, хотя могла бы! Я не настолько несправедлива, чтобы принуждать к невозможному! — угрюмо проворчала миссис Гибсон. — А ты просто неблагодарная.
— Я очень устала с дороги и оттого видно, поглупела: не понимаю, в чем неблагодарность, мама? — проговорила Синтия утомленно, склонив голову на диванные подушки, как будто ей было все равно, что ей скажут в ответ.
— Разве не видишь, что мы делаем для тебя все возможное: хорошо одеваем, посылаем в Лондон. А когда появляется шанс освободить нас от расходов, ты его не используешь.
— Нет, Синтия, все не так! — горячо возразила Молли, раскрасневшись, и отвела руку подруги, пытавшейся ее удержать. — Уверена, что папа так не считает и не жалеет денег на нас обеих. А еще я знаю, что он не хочет, чтобы мы выходили замуж, пока…
Она внезапно умолкла, но миссис Гибсон уточнила с усмешкой:
— Пока что?
— Пока не полюбим кого-то всем сердцем, — заключила Молли тихо, но уверенно.
— После этой тирады — должна признаться, чрезвычайно неделикатной — сдаюсь. Никогда больше не стану ни во что вмешиваться. Замечу только, что мы в свое время всегда прислушивались к советам старших.
И, обиженная, с гордо вскинутой головой, миссис Гибсон покинула комнату, чтобы воплотить в жизнь только что явившуюся гениальную идею: написать миссис Киркпатрик конфиденциальное письмо, представить свою версию «несчастного затруднения» и «высокого чувства чести» дочери, а также намекнуть на ее полное равнодушие к мужской половине человечества, исключение из которой составляет лишь блистательный мистер Хендерсон.
— О господи! — с облегчением вздохнула Молли, откинувшись в кресле, едва миссис Гибсон закрыла за собой дверь. — Какой я стала несдержанной за время болезни! Не смогла стерпеть несправедливого обвинения в адрес папы!
— Уверена, что ты права, Молли, но мне очень жаль, что мама по-прежнему видит во мне «помеху», как называют нас, несчастных детей, в объявлениях в «Таймс». Всю жизнь я ей мешаю, слишком часто поддаюсь отчаянию, так что попытаю счастья в России. Узнала, что в одну московскую семью, владеющую огромными поместьями и сотнями рабов, требуется английская гувернантка, но отложила окончательное решение до возвращения домой. Там уж точно не стану мешать, как если бы вышла замуж. Ах, боже мой! Ночное путешествие дурно повлияло на настроение. Кстати, как поживает мистер Престон?
— Поселился в имении Камноров и на чаепития в Холлингфорд больше не приезжает. Однажды встретила его на улице, но трудно сказать, кто из нас старательнее обошел другого стороной.
— Ты еще ничего не сказала о Роджере.
— Не знала, захочешь ли слушать. Очень повзрослел: сильный, вполне уверенный в себе мужчина, а папа говорит, что стал намного серьезнее. Задавай любые вопросы, только учти, что я видела его лишь однажды.
— Надеялась, что к моменту моего возвращения он уже уедет из наших мест. Мама написала, что он вроде бы собирается снова отправиться в путешествие.
— Не могу ничего сказать по этому поводу, — пожала плечами Молли и, немного поколебалась, добавила: — Полагаю, ты знаешь, что он хочет тебя видеть?
— Нет, даже не слышала об этом. Да и зачем? Я ведь в письме все объяснила. Если передадут, что я не хочу встречи, чья воля окажется сильнее — его или моя?
— Конечно, его, — уверенно заключила Молли. — Но ты непременно должна с ним встретиться. Без личного разговора он все равно не успокоится.
— Что, если Роджер попытается возобновить помолвку?
— Если приняла решение, то ничего подобного не произойдет. Но, может, ты поторопилась? — спросила Молли с тенью тревоги на лице.
— Нет, решено: поеду учить русских девочек и никогда не выйду замуж.
— Шутишь! А ведь все очень серьезно.
Но Синтия впала в одно из своих экстатических состояний, и больше не удалось добиться от нее ни рассуждений, ни даже связной речи.
Глава 56Прощай, старая любовь! Здравствуй, новая…
Утро застало миссис Гибсон в более благоприятном настроении, и она написала и отправила письмо в Лондон. Теперь нужно было лишь удерживать Синтию в разумном состоянии — иными словами, уговаривать и побуждать к покорности, — но усилия оказались совершенно излишними. Еще до завтрака Синтия получила от мистера Хендерсона пылкое послание: признание в вечной любви, категоричное предложение выйти за него замуж и оповещение, что, не доверяя медленной почте, он намерен последовать за своей богиней в Холлингфорд и явиться собственной персоной утром, в то же самое время, когда днем раньше приехала она. Об этом письме Синтия никому не сказала. К завтраку спустилась поздно, когда мистер и миссис Гибсон уже закончили трапезу, однако опоздание нашло логичное объяснение в дорожной усталости прошлой ночи. Молли пока не вставала так рано. Синтия молча села за стол, но не притронулась к еде. Вскоре мистер Гибсон отправился по вызовам, а Синтия с матушкой остались вдвоем.
— Дорогая, — заговорила миссис Гибсон, — ты совсем ничего не ешь. Боюсь, после роскошных блюд на Гайд-Парк-стрит наша еда кажется тебе слишком простой и невкусной?
— Нет-нет, — успокоила ее Синтия. — Просто не голодна, вот и все.
— Если бы мы были так же богаты, как дядюшка Киркпатрик, то с удовольствием держала бы элегантный стол, однако скудные средства не позволяют. Вряд ли мистер Гибсон способен при всем старании заработать больше, чем сейчас, в то время как перспективы юриспруденции безграничны. Лорд-канцлер! Даже титул звучит как целое состояние!
Синтия была погружена в собственные мысли, но все-таки ответила:
— Сотни адвокатов не имеют практики. Успех имеет и другую сторону, мама.
— Да, но ты же не станешь отрицать, что многие юристы обладают солидным капиталом.
— Не исключено. Мама, сегодня мистер Хендерсон может нанести нам визит.
— Ах, драгоценное дитя! Но откуда ты знаешь? Доченька, дорогая Синтия, должна ли я тебя поздравить?
— Нет, но хочу сообщить, что еще до завтрака получила от него письмо, а днем он приедет на почтовом дилижансе.
— Предложение сделано? Или будет сделано?
Синтия покрутила в пальцах чайную ложечку, а потом подняла взгляд и, словно очнувшись и уловив эхо вопроса, ответила:
— Предложение? Да, полагаю, предложение сделано.
— И ты приняла? Ответь «да», Синтия, осчастливь наконец маму!
— Нет, для того, чтобы осчастливить кого-то, не скажу «да». Поеду лучше в Россию, страну огромных возможностей.
Надо признаться, что последнюю фразу она произнесла исключительно для того, чтобы вернуть матушку с небес на землю, поскольку решение уже было принято. Однако миссис Гибсон не поддалась на провокацию, так как придала высказыванию еще меньше значения, чем оно имело в действительности. Жизнь в далекой чужой стране, среди совершенно других людей не казалась Синтии слишком уж привлекательной.
— Ты всегда выглядишь чудесно, дорогая, но почему бы сегодня не надеть прелестное платье из сиреневого шелка?
— Не изменю ни единой нитки в своем туалете.
— Ах, милое своевольное создание! Знаешь, что тебе все к лицу!
Поцеловав дочь, миссис Гибсон удалилась с намерением предложить мистеру Хендерсону ленч, способный убедить гостя в благосостоянии семьи.
Синтия поднялась к Молли, чтобы поделиться новостью, но поскольку подруга чувствовала себя разбитой после дурно проведенной ночи, отложила разговор до более удобного случая. Миссис Гибсон передала Молли извинения за то, что не навестила утром, и попросила Синтию объяснить это подготовкой к визиту мистера Хендерсона, но та не выполнила поручение, а просто села рядом с подругой и взяла за руку. Просидев несколько минут в молчании, девушка поспешно встала и заявила:
— Я тебя оставлю: есть дела, — а ты отдыхай. Мне нужно, чтобы днем ты чувствовала себя хорошо.
Вернувшись в свою комнату, Синтия заперла дверь и задумалась, даже не догадываясь, что в это самое время кто-то думает о ней, и это вовсе не мистер Хендерсон. Роджер услышал от мистера Гибсона о возвращении Синтии и решил немедленно к ней отправиться, чтобы попытаться объясниться и понять, наконец, что препятствует продолжению отношений. Чтобы хорошенько поразмыслить и дождаться той минуты, когда можно будет сесть на коня и отправиться навстречу судьбе, он ушел в лес. Роджер помнил, что вторгаться в дом в запретные утренние часы нельзя, но когда возлюбленная так близко, а время тянулось так медленно, ожидание оказалось невыносимым.
И все же ехал он медленно, принуждая себя к терпению и спокойствию.
— Миссис Гибсон дома? Мисс Киркпатрик? — спросил Роджер Хемли открывшую дверь горничную Марию.
Та смутилась, но Роджер этого не заметил.
— Думаю, да. Впрочем, не уверена! Не пройдете ли в гостиную, сэр? Знаю, что там мисс Гибсон.
Роджер поднялся в нервном ожидании предстоящего объяснения с Синтией. Трудно сказать, чего он испытал больше, застав Молли одну: облегчения или разочарования. Мисс Гибсон полулежала на софе в распахнутом в сад эркере, прикрывшись легким белым покрывалом, сама почти такая же белая, в белой кружевной косынке, чтобы защититься от свежего ветра. Роджер нацелился на беседу с Синтией, а потому совершенно не представлял, что можно сказать кому-то другому, и констатировал очевидное:
— Кажется, вы не совсем здоровы.