Молли села, попытавшись унять дрожь, и коротко ответила:
— Просто плохо спала, вот и все.
Она надеялась, что он уйдет, но почему-то хотела, чтобы остался. Роджер не ушел, а взял стул и сел рядом, лицом к окну, в надежде, что Мария передаст мисс Киркпатрик, что ее ждут, и скоро на лестнице послышатся быстрые легкие шаги.
Он понимал, что надо о чем-то говорить, вот только не мог придумать, о чем именно. Щеки Молли порозовели от смущения. Раз-другой она сама собиралась что-нибудь сказать, однако не решалась, и паузы между редкими разрозненными фразами становились все длиннее и длиннее. Внезапно во время одной из пауз из сада донесся звук далеких счастливых голосов. Приближаясь, голоса становились громче и явственнее. Все больше смущаясь, Молли против воли наблюдала за лицом Роджера, который сидел лицом к окну и видел сад. Внезапно он покраснел, словно сердце разогнало кровь бурным потоком. Из-за кустов показались Синтия и мистер Хендерсон. Склонившись, он заглядывал ей в лицо и что-то горячо говорил. Слегка отвернувшись в милом смущении, она прятала лицо в цветах, явно кокетничая. Когда парочка вышла на открытое пространство, появилась Мария. Ей хватило женского такта, чтобы отозвать Синтию в сторонку и сообщить, что в гостиной ее ждет мистер Роджер Хемли. От внимательного взгляда Роджера не укрылось, как девушка вздрогнула, повернулась к джентльмену, что-то сказала и направилась к дому. Роджер торопливо проговорил вдруг севшим голосом:
— Молли, скажите правду: не стоит беседовать с Синтией? Уже слишком поздно? Что это за человек?
— Мистер Хендерсон. Приехал только сегодня, но она уже приняла его предложение. Ах, Роджер, простите, что причиняю вам боль!
— В таком случае скажите ей, что я приходил и ушел.
Роджер яростно бросился вниз, и вскоре громко хлопнула входная дверь. Едва он покинул дом, как в гостиную вошла Синтия — бледная, но решительная, — и удивленно спросила, оглядываясь, как будто мистер Хемли мог спрятаться.
— Где он?
— Ушел! — едва слышно проговорила Молли.
— Ушел. О, какое облегчение! Наверное, такова моя судьба: не простившись с прежним поклонником, получить нового. Впрочем, я же все ему написала: зачем было приходить?
Заметив, что подруга побледнела и упала на подушки, Синтия бросилась к колокольчику, чтобы вызвать Марию, а когда та прибежала, стала требовать воду, соль, вино — что-нибудь!
Наконец Молли пришла в себя, и Синтия, выдохнув, карандашом поспешно нацарапала записку мистеру Хендерсону, чтобы возвращался в гостиницу «У Джорджа», где остановился, и тогда ему будет позволено прийти вечером. Записку отнесла вниз Мария, и, прочитав ее, поклонник был явно разочарован, лишившись общества возлюбленной из-за внезапного нездоровья мисс Гибсон.
Долгий день в чужом городишке он скоротал за письмами родственникам и друзьям, в которых сообщал о своем счастье. Киркпатрики получили его послание одновременно с дипломатической депешей миссис Гибсон, в которой та сумела раскрыть тайну ровно настолько, насколько захотела, никак не больше.
— Как он? — осторожно поинтересовалась Синтия, когда они с Молли сидели в тишине гардеробной миссис Гибсон.
— Ах, Синтия! Так тяжело было видеть его страдания!
— Терпеть не могу людей с глубокими чувствами, — недовольно заметила Синтия. — Зачем так переживать. Неужели нельзя отпустить ситуацию без трагизма? Ему нужна не я — я недостойна его любви!
— У тебя счастливый дар влюблять в себя. Вспомни мистера Престона: он тоже до последнего верил и не терял надежду.
— Не надо сравнивать Роджера Хемли и мистера Престона: один слишком хорош для меня, а второй — слишком плох. Надеюсь, что мистер Хендерсон окажется чем-то средним. Я и сама такова: хоть порочной себя не считаю, но знаю, что не добродетельна.
— Он действительно настолько тебе нравится, чтобы выйти замуж? — с сомнением спросила Молли. — Подумай хорошенько: ведь, отвергая поклонников, ты доставляешь им боль, о чем наверняка даже не догадываешься.
— Наверное, ты права, а потому не обижаюсь на тебя. Впрочем, я знаю, что непостоянна, и никогда не приписываю себе отсутствующих качеств. Я об этом и мистеру Хендерсону сказала…
Синтия вдруг умолкла и покраснела, явно что-то вспомнив, на лице ее появилась улыбка.
— Неужели? И что же он сказал?
— Что я нравлюсь ему такой, какая есть. Так что, как видишь, он предупрежден. Только, кажется, опасается, что я передумаю, потому хочет жениться как можно скорее. Не знаю, соглашаться ли… Ты его почти не видела, Молли, но вечером он придет, и я не прощу тебя, если не сочтешь его очаровательным. Мне кажется, я полюбила его уже тогда, несколько месяцев назад, когда он впервые сделал предложение, только не захотела в это верить. Временами я чувствовала себя по-настоящему несчастной, даже думала, что надо заковать сердце железными обручами, чтобы не разбилось. Помнишь немецкую легенду о Преданном Джоне? После долгих испытаний и мучений его господин, наконец получил корону, богатство и даму сердца. А когда молодожены ехали из церкви в запряженной шестеркой карете с Преданным Джоном на запятках, послышались три громких щелчка: это разрушились железные обручи, скреплявшие его сердце во время несчастий господина [53].
Вечером пришел мистер Хендерсон. Внешне джентльмен был весьма привлекателен, не самоуверен, благороден, но без глупого лоска. Говорил свободно и легко, ни разу не произнес ничего неуместного. Безукоризненно одетый, не пытался привлечь внимание к своему туалету. Впечатление производил весьма благоприятное, хотя обладал скорее легкомысленным остроумием, чем умом. Однако Молли чего-то не хватило, и она не могла решить, понравился он ей или нет. В глубине души она сочла джентльмена банальным, но, разумеется, счастливой Синтии об этом не сказала. Миссис Гибсон тоже пребывала на седьмом небе: говорила мало, однако все ею сказанное выражало высшие чувства безупречным языком. Мистер Гибсон оставался дома недолго и постоянно сверлил ничего не подозревавшего мистера Хендерсона пронзительным взглядом. Гость же вел себя именно так, как от него и ожидали: уважительно — по отношению к мистеру Гибсону; почтительно — с миссис Гибсон; любезно — с Молли и преданно — с Синтией.
На следующий день, застав дочь одну, мистер Гибсон поинтересовался:
— Итак, что скажешь о будущем родственнике?
— Даже не знаю. Думаю, очень хорош в деталях, но скучен в целом.
— А по мне так он безупречен, — заметил мистер Гибсон, чем несказанно удивил Молли, но уже мгновение спустя она почувствовала иронию, а он продолжил: — Не удивляюсь, что Синтия предпочла его мистеру Роджеру Хемли: такие духи! Такие перчатки! А волосы! А шейный платок!
— Папа, ты несправедлив: не совсем же он пустышка, есть и какие-то чувства. К тому же он очень красив и вроде бы ее любит.
— И Роджер тоже. И все же, должен признаться, я рад возможности выдать Синтию замуж. Эта девушка всегда будет затевать новые романы и проскальзывать у мужчин между пальцами, если тот не станет смотреть в оба. Так я сказал Роджеру.
— Значит, ты уже видел его, после того как он был здесь? — быстро спросила Молли.
— Встретил на улице.
— Как он?
— Нельзя сказать, что счастлив, но ничего: он справится. Говорит без эмоций, сдержанно и особенно не распространяется, но сразу заметно, что глубоко страдает. Не забывай, впрочем, что для Роджера это не новость: письмо пришло три месяца назад, — а вот сквайр отреагировал куда более гневно: не мог понять, как кто-то посмел отвергнуть его сына. Масштаб греха предстал перед ним только сейчас, в непосредственном присутствии Роджера.
Каким бы ни был мистер Хендерсон женихом, он оказался крайне нетерпеливым и потребовал немедленной свадьбы: самое позднее через две недели, — но в любом случае перед долгими каникулами, чтобы сразу уехать за границу. Приданое и предварительные церемонии его не интересовали. Как всякий щедрый отец, мистер Гибсон отозвал Синтию в сторонку и вложил в руку стофунтовую купюру.
— Вот. Это покроет путь в Россию и обратно. Надеюсь, ученицы окажутся послушными.
К немалому его удивлению, Синтия бросилась отчиму на шею и расцеловала.
— Вы самый добрый человек на свете! Не знаю, как и благодарить!
— Если помнешь и испачкаешь воротничок, вычту за стирку. Не могу же я быть не таким элегантным, как твой мистер Хендерсон.
— Но ведь он вам нравится, правда? Вы ему очень понравились.
— На первых порах все мы ангелы, а ты — архангел. Надеюсь, он достойная замена Роджеру.
Синтия сразу стала серьезной.
— Такая глупая история. Мы настолько разные…
— История закончилась, и ладно. Мне пора ехать, да и твой прекрасный возлюбленный уже на подходе.
Мистер и миссис Киркпатрик прислали горячие поздравления, а миссис Киркпатрик в частном письме предупредила, что несвоевременное известие о Роджере должно считаться строго конфиденциальным. Как только мистер Хендерсон появился в Холлингфорде, миссис Гибсон написала второе письмо с просьбой забыть все, что было сказано в первом. Тогда она чрезвычайно волновалась относительно истинных чувств дочери и сама не знала, что говорит: преувеличивала одно и забывала о другом. Сейчас все встало на свои места: мистер Хендерсон сделал Синтии предложение, и она его приняла. Оба невероятно счастливы и (уж простите матери тщеславие) представляют собой прелестную пару. В ответ мистер и миссис Киркпатрик прислали столь же любезное письмо, где восхваляли несравненные достоинства мистера Хендерсона, восхищались Синтией и настаивали, что свадьба должна состояться в их доме на Гайд-Парк-стрит, куда непременно должны приехать мистер и миссис Гибсон вместе с Молли. В конце письма была сделана небольшая приписка:
«Разумеется, речь не идет о знаменитом ученом и путешественнике Хемли, чьи великие открытия обсуждает весь научный мир. Вы называете прежднего поклонника мисс Синтии „молодой Хемли, который отправился в Африку“. Пожалуйста, проясните ситуацию, так как Хелен очень хочет узнать наверняка».