— Наверняка Молли страдает ничуть не меньше всех остальных, — заметила леди Харриет.
— Нет, не думаю, иначе позавчера не сидела бы спиной к открытому окну, хотя я предупреждала, что этого делать не стоит, — возразила миссис Гибсон со счастливым пренебрежением хронологией событий. — Но теперь уже поздно переживать и сожалеть. Мой долг — устроить все наилучшим образом и жизнерадостно смотреть в будущее. Хотелось бы убедить Молли поступать так же. Понимаете, леди Харриет, для девушки ее возраста отмена первой поездки в Лондон — огромное разочарование.
— Дело не в этом, — начала Молли, однако леди Харриет жестом попросила ее помолчать и заговорила сама:
— Право, Клэр! Думаю, если поможете мне, то удастся все устроить. Мистер Гибсон сможет оставаться в Лондоне сколько сочтет нужным, а Молли получит необходимый уход и перемену обстановки, в чем, по-моему, нуждается больше всего. Не могу отправить ее на свадьбу и показать Лондон, однако готова пригласить и перевезти в Тауэрс-парк, а потом ежедневно отправлять вам сообщения, чтобы мистер Гибсон не тревожился. Что скажете?
— О, я не могу принять это приглашение, — пробормотала Молли. — Буду всем только мешать.
— Никто тебя не спрашивает, малышка. Если мы, мудрые взрослые дамы, решим, что надо ехать, придется молча подчиниться.
Миссис Гибсон тут же принялась торопливо подсчитывать все «за» и «против» предложения. Среди плюсов оказалось то, что Мария сможет сопровождать их с Синтией в качестве «личной горничной»; мистер Гибсон останется дольше, а в таком месте, как Лондон, всегда желательно иметь под рукой мужчину, тем более такого: хорош собой, благороден и пользуется особым расположением процветающего деверя. В итоге достоинства перевесили недостатки, и миссис Гибсон воскликула.
— Чудесно! Трудно представить что-нибудь более полезное для бедной крошки! Вот только что скажет леди Камнор? Неловко ее напрягать.
— Вам известно, насколько мама гостеприимна: она счастлива лишь тогда, когда в доме полно народу, — и папа всегда ее поддерживает. К тому же она благоволит к вам, испытывает благодарность к доброму доктору и наверняка полюбит девочку, когда узнает ее так же близко, как знаю я.
Сердце Молли оборвалось. Если не считать вечера свадьбы отца, она не бывала в Тауэрс-парке с того самого злополучного дня в глубоком детстве, когда уснула на кровати Клэр. Она боялась и графиню, и сам дом, но предложение леди Харриет удачно решало проблему с ее устройством, с утра занимавшую всех и каждого в доме. Молли молчала, хотя губы время от времени вздрагивали. Ах, если бы сестры Браунинг не отправились навестить мисс Хорнблауэр! Тогда она смогла бы переехать к ним и временно пожить их странной, тихой, примитивной жизнью, вместо того чтобы покорно выслушивать, как обсуждают ее участь, словно она неодушевленный предмет!
— Поместим Молли в южную розовую комнату — как вы помните, смежную с моей спальней. А в гардеробной устроим уютную маленькую гостиную на тот случай, если ей захочется посидеть в одиночестве. Ухаживать за ней станет Паркс. Уверена, что мистер Гибсон уже отлично знает квалификацию этой горничной. А когда простуда пройдет, я буду сама каждый день вывозить ее на прогулки и, как обещала, регулярно отправлять бюллетени. Прошу, передайте все это мистеру Гибсону, и будем считать вопрос решенным. Завтра в одиннадцать приеду за Молли в закрытом экипаже. А теперь нельзя ли увидеть прекрасную невесту, чтобы передать подарок от мамы и собственные наилучшие пожелания?
Синтия с притворной скромностью приняла и то и другое, не выразив особого восторга и благодарности, так как не ощутила искреннего расположения к гостье, но когда миссис Гибсон рассказала о предложении леди Харриет, глаза ее просияли радостью, и она так искреннее поблагодарила гостью, словно получила личное благодеяние. Заметила леди Харриет и то, что она взяла Молли за руку и больше не отпускала, как будто не хотела думать о скором расставании. Этот скромный естественный жест сказал об отношении Синтии к подруге больше, чем любые разговоры.
Молли надеялась, что отец станет возражать, однако и здесь ждало разочарование: доктор, напротив, порадовался, что заботу о дочери взала на себя леди Харриет. О смене обстановки и чистом воздухе доктор говорил как о манне небесной: сельская жизнь и отсутствие волнений пойдут Молли на пользу. Сам он мог бы отправить ее только в одно подобное место: в Хемли-холл, — но боялся ассоциаций с началом болезни.
На следующий день Молли уехала, оставив родной дом в нагромождении сундуков, чемоданов и коробок, а также других признаков скорого путешествия семьи в Лондон, на свадьбу. Все утро Синтия провела с подругой: занималась ее вещами, авторитетно рекомендовала, что с чем лучше надеть, и радовалась приятным мелочам. Приготовленные для подружки невесты аксессуары теперь были призваны служить милыми украшениями в Тауэрс-парке. Девушки говорили об одежде, как будто в жизни не было предмета важнее: каждая боялась затронуть серьезную тему, — причем Синтия больше переживала за Молли, чем за себя. И лишь когда объявили, что экипаж прибыл, проговорила:
— Не стану тебя благодарить, Молли, и признаваться в любви, ты и так все знаешь.
— Не надо, а то расплачусь: не выдержу наплыва чувств.
— Знай, что ты всегда будешь моей первой гостьей, но если наденешь коричневые ленты с зеленым платьем, сразу выставлю за порог!
Так они расстались. Мистер Гибсон ждал в холле, чтобы помочь дочери подняться в экипаж. Он очень спешил успеть ее проводить, и теперь давал последние напутствия относительно здоровья, а напоследок пошутил:
— Вспомни о нас в четверг. Не знаю, кого из трех поклонников Синтия в последний момент назначит женихом, но намерен ничему не удивляться и отдать ее тому, кто явится к алтарю первым в назначенное время.
Молли уехала, и пока могла видеть дом, не переставала отвечать на воздушные поцелуи, посылаемые мачехой из окна гостиной. А тем временем взгляд сосредоточился на чердачном окошке, откуда почти два года назад она смотрела, как уезжает Роджер. Как все изменилось с тех пор!
В Тауэрс-парке леди Харриет первым делом проводила гостью к матушке, зная, что та ожидает положенной дани уважения хозяйке дома, но постаралась максимально сократить официальную часть и устроить Молли в комнате, которую старательно для нее приготовила. Леди Камнор держалась с гостьей на удивление благожелательно, если не сказать приветливо.
— Вы гостья леди Харриет, дорогая. Надеюсь, она хорошо все подготовила и сумеет обеспечить вам необходимый комфорт. А если что-то не так, сразу жалуйтесь мне.
Леди Камнор шутила очень редко, из чего леди Харриет заключила, что Молли очень понравилась матушке.
— Ну вот и апартаменты, ваше королевское величество. Не смею входить, пока не получу позволения. Вот последний номер «Квотерли», новейший роман и свежее эссе. Сегодня вам не нужно спускаться в столовую, если не возникнет особого желания. Паркс принесет и сделает все, что скажете. Постарайтесь как следует отдохнуть и побыстрее набраться сил, так как в ближайшие два дня мы ждем приезда великих и знаменитых гостей, которых, полагаю, вы тоже захотите увидеть. Обед у нас тянется невероятно долго и будет утомителен для вас. Ничего интересного не пропустите: сейчас в доме только кузен Чарлз — само воплощение умного молчания.
Молли с радостью приняла все предложения леди Харриет и даже обрадовалась возможности не принимать никаких решений. Начался дождь, и для августа день выдался совсем мрачным. В маленькой гостиной весело горел камин, распространяя аромат. Из окна открывался великолепный вид на окрестности, и даже можно было рассмотреть шпиль Холлингфордской церкви, так что по дому скучать не придется. Девушка устроилась на софе с книгами. Ветер швырял в окно пригоршни дождя, но в комнате было тепло и уютно. Леди Харриет привела горничную и, прежде чем та начала деловито распаковывать вещи, представила ее:
— Вот, Молли, это миссис Паркс — единственный человек, которого я боюсь как огня. Ругает меня, как маленькую, если чем-нибудь измажусь, и заставляет ложиться спать, когда совсем не хочется. Поэтому, чтобы избавиться от тирании, с радостью отдаю вас на растерзание. Паркс, вручаю вам мисс Гибсон; заставьте ее есть и пить, спать и отдыхать, одевайте и причесывайте, как считаете нужным, — в общем, управляйте железной рукой.
Леди Харриет быстро ретировалась, а Паркс начала правление с того, что уложила Молли на софу и выдвинула условие:
— Если отдадите мне ключи, мисс, разберу вещи и сообщу, когда настанет время причесать вас к ленчу.
Если леди Харриет время от времени использовала просторечные выражения, то научилась им явно не у Паркс, которая гордилась умением говорить на правильном английском.
Спустившись к ленчу, Молли оказалась в компании «воплощения умного молчания» Чарлза и его тетушки, леди Камнор. Чарлз Мортон приходился племянником графине, сыном ее единственной сестры. Это был некрасивый светловолосый джентльмен лет тридцати пяти, богатый, чрезвычайно разумный, неуклюжий и сказочно неразговорчивый. Он питал многолетнюю хроническую привязанность к кузине Харриет, но она ни во что его не ставила, хотя матушка горячо желала этого брака. Врочем, леди Харриет поддерживала с поклонником дружеские отношения и манипулировала им по своему усмотрению, нисколько не сомневаясь в его постоянной готовности слушаться и повиноваться. Именно она представила ему Молли.
— Итак, Чарлз, девушка нуждается в развлечении без малейшего усилия и напряжения с ее стороны. Она еще слишком слаба, чтобы проявлять активность ума или тела. Просто возьми ее под свою опеку, когда дом наполнится гостями: сажай так, чтобы все видела и слышала, но при этом не утомлялась.
Таким образом, сэр Чарлз уже за ленчем принял Молли под свое спокойное и надежное покровительство. Говорил он немного, но дружелюбно и сочувственно. Как предполагали леди Харриет и он сам, вскоре Молли ощутила себя вполне комфортно. Вечером, когда семья собралась за обедом — после того как Молли выпила чаю и отдохнула, — пришла Паркс, помогла переодеться в приготовленное для поездки в Лондон новое платье и причесала — как-то причудливо, но очень даже симпатично, — так что, посмотрев в зеркало, Молли едва себя узнала. Леди Харриет проводила гостью в великолепно обставленную огромную гостиную, с детства сохранившуюся в памяти как место для бесконечного хождения из конца в конец. В дальнем углу леди Камнор сидела за гобеленом. Свет камина и свечей сосредоточился на единственном ярком пятачке, где вскоре леди Харриет принялась накрывать чай. Лорд Камнор дремал в кресле, а сэр Чарлз читал дамам вслух выдержки из свежего номера «Эдинбург ревью».