— Наконец-то, любовь моя, можно спокойно обняться. Ах, боже, до чего же я устала! Так быстро утомляюсь! Но твой дорогой папа — сама доброта. Господи, что за старомодная кровать! И какие… но это неважно. Постепенно отремонтируем дом, не правда ли, милочка? А сегодня послужишь моей маленькой горничной и поможешь кое-что устроить: совсем измучилась в дороге.
— Я попросила, чтобы вам приготовили перекусить. Может сказать, чтобы подали?
— Не уверена, что смогу спуститься в столовую. Было бы очень неплохо переодеться в халат и поесть вот за этим маленьким столиком, возле камина. Но как же твой дорогой папа? Вряд ли он станет есть без меня. Как известно, нельзя думать только о себе. Ладно, пожалуй, через четверть часа спущусь.
Тем временем мистер Гибсон обнаружил ожидавшую его записку со срочным вызовом к своему давнему пациенту и, торопливо перекусив, пока седлали лошадь, немедленно отправился в путь, вернувшись к давней привычке ставить служебные обязанности выше всего остального.
Как только миссис Гибсон узнала, что супруг не станет скучать в ее отсутствие — в одиночестве он успешно справился с солидной порцией хлеба и холодного мяса, так что опасения насчет потери аппетита оказались напрасными, — пожелала поесть в своей комнате. Не осмелившись передать слугам эту причуду, бедная Молли сама перетащила хотя и маленький, но довольно тяжелый для нее стол к камину, а потом принесла на подносе приготовленные блюда, расположив их так, как видела в доме Хемли: вместе с фруктами и цветами, присланными мистеру Гибсону из различных богатых домов, где его уважали и ценили. Как еще час назад она гордилась своей работой! И какими убогими показались усилия, когда, наконец-то освободившись от разговоров миссис Гибсон, она в одиночестве села выпить давно остывшего чая и утолить голод остатками курицы. Никто даже не взглянул на ее приготовления, не восхитился вкусом и ловкостью! Молли надеялась, что отец оценит ее старания: таким способом ей хотелось выразить доброе отношение к мачехе, — однако он их даже не увидел.
Как раз в эту минуту та позвонила, чтобы забрали поднос, а сама Молли пришла в ее комнату.
Девушка торопливо закончила трапезу и поспешила наверх.
— Мне так одиноко в этом странном доме, дорогая. Побудь со мной и помоги распаковать вещи. Думаю, твой дорогой папа мог бы отложить визит к мистеру Крейвену Смиту.
— Только вот мистер Крейвен Смит вряд ли сможет отложить собственную смерть, — невозмутимо возразила Молли.
— Забавная девочка! — коротко рассмеялась миссис Гибсон. — Но если этот мистер Смит действительно умирает, то зачем твоему отцу так к нему спешить? Разве он ожидает наследства или чего-то подобного?
Молли едва сдержала резкие слова, так и рвавшиеся с губ, и лишь ограничилась объяснением:
— Не уверена, что умирает. Так сказал посыльный. А папе иногда удается облегчить последние страдания. В любом случае его присутствие всегда служит утешением для семьи.
— Какими обширными познаниями для девушки твоего возраста ты обладаешь! Право, если бы раньше узнала подробности профессии твоего отца, вряд ли смогла бы принять его предложение!
— А я считаю его работу очень благородной, и скоро вы тоже это поймете, когда увидите, как благодарны ему люди!
— Давай сегодня больше не будем говорить о таких печальных вещах. Я так устала! Пожалуй, сразу прилягу, если только согласишься посидеть со мной, пока не усну, а если еще что-нибудь расскажешь, это будет и вовсе замечательно.
Молли взяла книгу и усыпила мачеху чтением, вместо того чтобы что-то рассказывать, потом спустилась в столовую и обнаружила, что камин погас. Таким способом слуги выразили свое недовольство тем, что новая госпожа предпочла есть в своей комнате. До возвращения отца Молли сумела разжечь огонь, а также накрыла стол к ужину, потом опустилась на ковер возле камина и предалась грустным размышлениям, отчего из глаз выкатилось несколько слезинок. Однако, едва заслышав шаги отца, она тут же вскочила и постаралась принять бодрый вид.
— Как мистер Крейвен Смит?
— Умер. Едва меня узнал. Он был одним из моих первых пациентов в Холлингфорде.
Мистер Гибсон опустился в приготовленное для него кресло, поднес руки к огню и погрузился в воспоминания, позабыв и про еду, и про дочь. Прошло немало времени, прежде чем, сбросив печаль и осмотрев комнату, он осведомился:
— А где твоя новая мама?
— Устала и рано легла спать. Ах, папа, неужели так уж необходимо называть ее мамой?
— Мне бы этого хотелось, — слегка нахмурившись, ответил мистер Гибсон.
Молли молча подала отцу чашку чая. Он размешал сахар и сливки, немного отпил и вернулся к разговору.
— Почему бы тебе не звать ее мамой? Уверен: она готова исполнять материнские обязанности. Все мы ошибаемся, так что поначалу ее привычки могут не совпадать с нашими, но в любом случае лучше начать с установления семейных связей.
«Что бы сказал об этом Роджер?» — спросила себя Молли. О новой жене отца она всегда говорила как о миссис Гибсон, а однажды в беседе с мисс Браунинг решительно заявила, что никогда не назовет ее мамой. Сегодняшний вечер нисколько не сблизил с обретенной родственницей. Молли молчала, хотя прекрасно понимала, что отец ждет ответа. В конце концов, он сдался и перевел разговор на другие темы: рассказал о путешествии, расспросил о Хемли, сестрах Браунинг, леди Харриет и поинтересовался, как она провела с ней время в Эшкомбе, однако в его манере ощущалась напряженность, а в ее — растерянность и сомнение. Неожиданно Молли заявила:
— Хорошо, папа, я буду звать ее мамой!
Мистер Гибсон крепко пожал ладонь дочери, однако заговорил не сразу.
— Ты не пожалеешь об этом, Молли, даже когда будешь лежать, как сегодня лежал бедный Крейвен Смит!
Некоторое время ворчание и вздохи двух старших служанок слышала только Молли, но потом услышал и отец, который, к ее огорчению, немедленно отреагировал:
— Вам не понравилось, что миссис Гибсон слишком часто звонит в колокольчик? Боюсь, вы избалованы. Но если не желаете исполнять волю моей жены, то лекарство в ваших собственных руках.
Кто из слуг удержится от искушения после такой речи заявить об увольнении? Бетти сообщила Молли о намерении уйти с таким независимым и равнодушным видом, какой только можно принять по отношению к воспитаннице, которую нянчила и опекала последние шестнадцать лет. Молли всегда видела в Бетти неотъемлемую принадлежность дома и считала, что с тем же успехом отец мог бы предложить разорвать отношения с дочерью. И вот Бетти спокойно рассуждает, где будет ее новое место: в городе или в деревне, — однако выдержка ее оказалась наигранной. Уже через пару недель она рыдала, думая о предстоящем расставании с подопечной, была готова остаться и каждые четверть часа отвечать на звонки. Даже твердое сердце мистера Гибсона не выдержало горя старой служанки, которое особенно ярко проявлялось всякий раз, когда хозяин проходил мимо.
Однажды мистер Гибсон сказал дочери:
— Хочу, чтобы ты спросила у мамы, сможет ли Бетти остаться, если извинится и все такое.
— Не думаю, что это реально, — ответила Молли траурным голосом. — Знаю, что она намеревалась написать в Тауэрс-парк, чтобы оттуда прислали одну из младших горничных.
— Что же! Единственное, что мне нужно, это уют и доброжелательные отношения в доме, куда возвращаюсь с работы. Слез хватает в других домах. Что ни говори, а Бетти прослужила у нас шестнадцать лет — трудно представить. Но, возможно, где-то ей будет лучше. Реши сама, стоит ли обращаться к маме, только помни: если она согласится, я буду рад.
Молли все-таки попыталась попросить мачеху о милости. Интуиция подсказывала, что попытка окончится неудачей, однако еще ни разу отказ не был облечен в столь мягкую форму.
— Моя дорогая девочка! Никогда бы не подумала отослать прочь старую служанку, которая нянчила тебя едва ли не с рождения. Для этого у меня не хватило бы духа. Если бы она исполняла все мои желания, то могла бы оставаться вечно. Разумно, не так ли? Но, как видишь, Бетти начала жаловаться, а когда твой дорогой папа с ней поговорил, заявила об уходе. Принимать извинения предупредившей об увольнении служанки противоречит моим принципам.
— Она так глубоко раскаивается, — принялась умолять Молли. — Уверяет, что готова исполнять все ваши желания и приказы, и просит позволения остаться.
— Но, дорогая, кажется, ты забываешь, что я не могу действовать против своих принципов, как бы ни жалела Бетти. Как я уже сказала, ей не следовало проявлять свой дурной характер. Хотя терпеть ее не могу и считаю никуда не годной служанкой, испорченной долгим отсутствием госпожи, смирилась бы с ней — по крайней мере, попыталась, — но теперь уже поздно: я почти наняла Марию, младшую горничную одного из арендаторов Тауэрс-парка, поэтому больше не напоминай мне о Бетти. Мне достаточно рассказов твоего дорогого папы, чтобы впасть в тоску.
Пару мгновений Молли молчала, потом все же спросила:
— Вы уже договорились насчет Марии?
— Я же сказала: «почти». Порой, милая Молли, мне кажется, что ты либо не слушаешь, либо слаба умом! — раздраженно воскликнула мачеха. — Мария служит в доме, где ей не платят столько, сколько она заслуживает. Возможно, хозяева просто не могут себе позволить! Всегда сочувствую бедности и никогда не скажу дурного слова о тех, кто небогат, но я предложила на два фунта больше, чем она получает сейчас, так что скорее всего уволится. А если они повысят жалованье, то я соответственно увеличу свое предложение. Поэтому уверена, что получу ее. Такая воспитанная девушка! Всегда приносит письма на подносе!
— Бедная Бетти! — вздохнула Молли.
— Бедная старушка! Надеюсь, урок пойдет ей на пользу, — вздохнула в ответ миссис Гибсон. — Жаль только, что Мария еще не служила у нас, когда жители графства начали приезжать с визитами.
Миссис Гибсон чрезвычайно радовалась обилию визитов «жителей графства». Ее супруг пользовался глубоким уважением, поэтому хозяйки особняков и поместий, приглашавшие его к своим родственникам, приезжая в Холлингфорд за покупками, считали необходимым засвидетельствовать почтение новой мис