благодарность за внимание к матушке, однако не желал проявлять более глубокие чувства и почти стыдился вечерних откровений. Говорил он с ней так, как воспитанный молодой джентльмен и должен говорить с воспитанной юной леди, однако Молли с трудом выносила эту манеру. Только сквайр придавал значение ее присутствию: поручал писать письма и проверять мелкие счета, за что в порыве благодарности Молли была готова целовать ему руки.
Настал последний день ее пребывания в Хемли-холле. Роджер отправился исполнять очередное поручение отца. Молли вышла в сад, вспоминая лето, когда софа миссис Хемли стояла на лужайке в тени кедра, а теплый воздух полнился ароматами роз и шиповника. Сейчас деревья стояли голые, а в сухом морозном воздухе не чувствовалось живого дыхания. Окна комнаты миссис Хемли выделялись белыми ставнями, скрывавшими бледное зимнее небо. Молли вспомнила тот день, когда отец сообщил о намерении снова жениться: тогда заросли были оплетены засохшими сорняками и заледенели, а лишенные листьев ветви и сучки четко выделялось на фоне неба. Неужели когда-нибудь ей снова придется столь остро испытать несчастье? Добродетель или бесчувственность заставляла думать, что жизнь слишком коротка для глубоких переживаний? Единственной реальностью сейчас казалась смерть.
Идти дальше не хватало сил, и Молли свернула обратно к дому. Предзакатное солнце ярко сияло в оконных стеклах. Повинуясь неведомому импульсу, горничные вдруг распахнули окна в редко посещаемой библиотеке. Среднее окно также служило дверью: нижнюю ее половину скрывала белая деревянная панель. Молли ступила на узкую вымощенную дорожку, что тянулась мимо окон библиотеки и вела к калитке в белой изгороди перед домом, и вошла в распахнутую дверь. Она давно получила разрешение брать любые понравившиеся книги и даже увозить домой, и сегодня это занятие вполне соответствовало ее настроению. Молли поднялась на стремянку в темном углу комнаты, выбрала показавшийся интересным том и присела на ступеньку, чтобы начать читать. Так она сидела, в накидке и шляпе, когда в библиотеку поспешно вошел Осборн. Поначалу он не заметил, что в комнате кто-то есть, да и скорее всего вообще не обратил бы внимания, если бы Молли не подала голос:
— Не мешаю? Зашла на минуту, чтобы поискать кое-что почитать.
Не выпуская из рук выбранный том, она спустилась.
— Вовсе нет. Это я, должно быть, нарушаю ваше уединение. Сейчас быстро напишу письмо, чтобы успеть к почте, и уйду. С открытой дверью не холодно?
— Нет, напротив: свежий воздух.
Молли присела на нижнюю ступеньку и опять углубилась в чтение, а Осборн устроился за большим столом возле окна и начал писать. Минуту-другую тишину нарушал лишь торопливый скрип пера, затем послышался щелчок калитки, и в проеме открытой двери остановился Роджер — лицом к освещенному солнцем брату, спиной к притаившейся в уголке Молли. Еще не восстановив дыхание после быстрой ходьбы, он протянул брату письмо и напряженно проговорил:
— Вот возьми: это от твоей жены. Проходил мимо почты и захватил.
Осборн вскочил и в гневном отчаянии воскликнул:
— Роджер! Ты что, слепой?!
Молодой человек оглянулся, и Молли тут же поднялась — дрожащая и несчастная, как будто чем-то провинилась. Роджер вошел в библиотеку, и все трое выглядели в равной степени растерянными и испуганными. Молли, шагнув к Осборну, принялась извиняться:
— Мне так жаль! Я вовсе не хотела подслушивать, но так получилось. Клянусь, я никому не скажу! Ведь вы мне верите?
Повернувшись к Роджеру, девушка со слезами на глазах попросила:
— Умоляю, подтвердите, что мне можно верить!
— Да что уж теперь, — мрачно заметил Осборн. — Это Роджеру следовало бы посмотреть по сторонам, прежде чем говорить о деле такой важности.
— Виноват, признаю, — согласился Роджер и добавил, обращаясь к Молли: — Не представляете, как ругаю себя, даже при том, что уверен в вас, как в самом себе.
— Да, но ты же сам видишь, как можно случайно выдать тайну, которая имеет для меня огромное значение, — возразил Осборн.
— Знаю, но что же теперь?
— Давай прекратим препирательства, тем более что мы с тобой не одни.
Молли уже с трудом сдерживала слезы. Теперь, когда ее дали понять, что она лишняя, ничего другого, кроме как уйти, ей не оставалось.
— Ухожу. Наверное, мне вообще нечего было здесь делать. Мне правда очень жаль. Обещаю забыть все, что слышала.
— Это вряд ли, — по-прежнему сердито возразил Осборн. — Но готовы ли вы пообещать, что никогда и ни с кем об этом не заговорите — даже со мной и Роджером? Готовы ли вести себя так, как будто ничего не слышали? Брат подтверждает, что на ваше слово можно положиться, это так?
— Да, — кивнула Молли и даже протянула Осборну руку. — Обещаю, что никому ничего не скажу. А теперь пойду, пожалуй. Жаль, что я вообще здесь оказалась.
Она очень бережно положила книгу на стол и повернулась к двери, сдерживая слезы до той минуты, пока не окажется одна в своей комнате, но Роджер ее обогнал, распахнул дверь и, внимательно всмотревшись в лицо, протянул руку, словно хотел выразить сочувствие и сожаление о случившемся.
В спальне Молли дала волю слезам. Видимо, то, что произошло, стало последней каплей: чувства уже и без того были на пределе. Если прежде отъезд из Хемли-холла вызывал печаль, то теперь приходилось увозить с собой тайну, которую ей не следовало знать, ибо знание влекло за собой ответственность. Естественным образом возник вопрос, на ком женат Осборн. Молли прекрасно представляла, какую важность придавали этому в семье. К примеру, сквайр, желая показать, что наследник поместья недостижим для дочки местного доктора, в первые дни, пока не узнал Молли ближе, то и дело рассуждал о великолепной партии, ожидавшей Хемли из Хемли в лице Осборна. Мадам, пусть и неосознанно, тоже постоянно комментировала появление в доме неведомой супруги: «Когда Осборн женится, гостиную придется обновить». Или: «Скорее всего, супруга Осборна предпочтет западное крыло. Жить со стариками — непросто, но мы должны все устроить таким образом, чтобы молодая хозяйка испытывала как можно меньше неудобств». Или: «Конечно, когда приедет новая миссис Осборн, надо будет подготовить для нее новый экипаж, а нам сойдет и старый».
Эти и другие подобные высказывания создали у Молли впечатление о будущей миссис Осборн как о великолепной, блестящей молодой леди, чье присутствие превратит старый Хемли-холл из милого уютного гнездышка в официальный парадный особняк. Да и сам Осборн в беседе с миссис Гибсон отзывался о местных красавицах с ленивым пренебрежением и даже дома умудрялся держаться высокомерно. Только в беседе с миссис Гибсон высокомерие казалось социально презрительным, а дома — поэтически презрительным. Так какую же немыслимо элегантную особу выбрал он в качестве супруги? Что за леди смогла очаровать его, в то же время оставаясь тайной для родителей? В конце концов, Молли заставила себя отвлечься от напрасных попыток. Ничего узнать все равно не удастся, так что не стоит и стараться. Непреодолимая стена обещания преграждала путь. Скорее всего было бы неправильно вспоминать случайные обрывки разговоров и имена, чтобы составить связную картину. Молли боялась встретиться с кем-нибудь из братьев, однако за столом все собрались как ни в чем не бывало. Сквайр хранил молчание — то ли от меланхолии, то ли от недовольства. После возвращения старшего сына он не разговаривал с ним ни о чем, кроме самых необходимых, неизбежных мелочей, а состояние жены угнетало его, не позволяя видеть ничего вокруг. Осборн держался с отцом равнодушно, однако Молли понимала, что равнодушие это чисто внешнее, хотя и не примирительное. Спокойный, уравновешенный, естественный Роджер говорил больше других, однако многочисленные переживания сказывались и на нем. Сегодня он обращался, главным образом, к Молли, рассуждая о новейших открытиях естествознания, благо тема не требовала от слушателей активных ответов. Молли ожидала увидеть Осборна изменившимся: смущенным, пристыженным, сердитым или даже «женатым», — но за столом сидел самый обычный Осборн: красивый, элегантный, томный, сердечный с братом, вежливый с ней, в глубине души переживающий из-за ссоры с отцом. Она никогда бы не догадалась, что за столь обыденным поведением скрывается тайный роман и даже брак. Ей всегда хотелось прикоснуться к настоящей любовной истории. Сейчас это произошло, но создало лишь ощущение неловкости, неопределенности и обмана. Честный, прямолинейный отец, тихая, но открытая жизнь в Холлингфорде, где каждый знал, что делают остальные, по сравнению с этим казались надежными и добрыми. Конечно, она с болью покидала и любимый Хемли-холл, и свою дорогую, погруженную в болезненный сон подругу. Однако расставание с миссис Хемли значительно отличалось от расставания две недели назад. Тогда Молли была нужна каждую минуту и знала, что несет утешение, а сейчас для бедной леди, чье тело пережило душу, она не существовала.
Молли отправилась домой в экипаже. Напутствием стала искренняя благодарность всех членов семьи: Осборн обшарил оранжереи в поисках цветов; Роджер собрал книги по самым разным темам; сквайр долго тряс ей руку, не находя слов, а потом заключил в объятия и расцеловал, как родную дочь.
Глава 19Приезд Синтии
Когда Молли вернулась, отца дома не было, и встретить ее оказалось некому. Слуги сказали, что миссис Гибсон отправилась с визитами. Она поднялась к себе, чтобы распаковать и расставить привезенные книги, и, к своему удивлению, увидела, что в такой же комнате в противоположном конце коридора идет уборка, туда несут воду и чистые полотенца.
— Кого-то ждем? — спросила она горничную.
— Дочку госпожи из Франции. Завтра приезжает мисс Киркпатрик.
Неужели наконец-то появится неведомая Синтия? Какая радость иметь подругу, почти сестру, своего возраста! Подавленное настроение внезапно пережило возрождение. Теперь Молли с нетерпением ждала возвращения миссис Гибсон, чтобы расспросить обо всем. Должно быть, планы изменились неожиданно, так как еще вчера, в Хемли-холле, отец ничего не сказал. Наконец миссис Гибсон явилась, уставшая от ходьбы и тяжелого бархатного плаща, и пока мачеха не переоделась в домашнее платье, немного не отдохнула, задавать вопросы не имело смысла, а потом и не потребовалось: ответ последовал сам собой: