Миссис Гибсон постаралась угодить братьям Хемли и преуспела: молодые люди остались довольны. Мистер Гибсон любил их обоих как за достоинства родителей, так и за собственные качества, поскольку знал с детства, поэтому держался с ними чрезвычайно любезно. Миссис Гибсон приняла гостей радушно, а сердечность хозяйки всегда успешно скрывает любые недостатки. Молли и Синтия выглядели великолепно, чего миссис Гибсон и добивалась, и сама она охотно принимала участие в разговоре. Осборн, разумеется, занял ее сторону, и некоторое время оба с легкостью манер и пустотой смысла поддерживали то, что называется искусством светской беседы. Роджер же, уделяя внимание то одной, то другой юной леди, с большим интересом слушал рассказ мистера Гибсона о статье по сравнительной остеологии[32], напечатанной в научном журнале, который лорд Холлингфорд регулярно присылал другу-доктору. И все же время от времени внимание его концентрировалось на лице Синтии, сидевшей между Осборном и миссис Гибсон. Она не слишком вникала в происходящее: опустив глаза, опушенные прекрасными длинными ресницами, бесцельно крошила на скатерти хлеб и думала о чем-то своем, но о чем именно, было не понять. Словно почувствовав, что на нее смотрят, Синтия подняла глаза и, встретив прямой, полный восхищения взгляд Роджера, слегка покраснела, однако, едва первый миг смущения миновал, пошла в атаку, обращая его неловкость в средство защиты от собственных нападок:
— Да, вы совершенно правы: я действительно не слушала. Видите ли, совсем ничего не понимаю в науке, но прошу: не смотрите на меня так сурово, какой бы глупой я ни выглядела!
— Да я ни о чем таком и не думал, — растерянно проговорил Роджер, не ожидавший такого напора.
— Синтия вовсе не глупа, — заметила миссис Гибсон, опасаясь, что критическое высказывание дочери будет воспринято буквально. — Но кто-то обладает талантом в одной сфере, а кто-то — в иной. Таланты дочери действительно не направлены на прилежные занятия наукой. Помнишь, дорогая, как я учила тебя пользоваться глобусом?
— Да, и в результате до сих пор не умею отличить широту от долготы и с трудом определяю, где вертикаль, а где горизонталь.
— Однако уверяю вас, — продолжила хозяйка, сделав вид, что не заметила сарказма дочери, обращаясь в первую очередь к Осборну, — что память на стихи у нее превосходная. Слышала, как она наизусть читала «Шильонского узника» [33] с начала и до конца.
— Полагаю, учить это было ужасно скучно, — вставил мистер Гибсон и улыбнулся Синтии, а та ответила ясным, полным понимания взглядом.
— Ах, дорогой доктор! Поэзия явно чужда вашей душе, и Молли в этом отношении — ваше истинное дитя: читает только умные книги, сплошь чертежи да цифры. Скоро станет настоящим «синим чулком».
— Мама! — покраснев, воскликнула Молли. — Книга показалась вам слишком умной, потому что там нарисованы различные формы пчелиных сот. Но она вовсе не была умной, скорее интересной!
— Не расстраивайтесь, Молли, — улыбнулся Осборн. — Лично мне «синие чулки» весьма симпатичны.
— А я возражаю против заключенного в вашем возражении противопоставления, — возмутился Роджер. — Книга была не умной, ergo [34], интересной. Уверен, что книга может быть одновременно очень умной и очень интересной.
— О, если вы намерены искажать логику и сыпать латинскими словами, то, наверное, дамам пришло время покинуть комнату, — заключила миссис Гибсон.
— Нет, мама, нельзя убегать с поля боя, поджав хвост, — возразила Синтия. — Возможно, это и была логика, но даже я поняла, что имел в виду мистер Роджер. К тому же я прочитала часть этой книги. Уж не знаю, насколько она умна, но точно очень интересна. По-моему, намного увлекательнее «Шильонского узника». Не случайно я заменила его в ранге любимых на «Занимательную историю Джона Гиплина» Уильяма Купера [35].
— Как ты могла произнести такую нелепость, Синтия! — укоризненно воскликнула миссис Гибсон, пока девушки поднимались вслед за ней на второй этаж. — Сама знаешь, что вовсе не глупа. Хорошо, не будь «синим чулком»: джентльмены избегают таких женщин, — но зачем же было принижать себя и возражать против всего, что я сказала о твоей любви к Байрону и поэзии! Да еще в присутствии Осборна Хемли!
— Но, мама, — возразила Синтия, — если я глупа, то правильно поступила, признав это; а если нет, то глуп тот, кто не понял шутки.
Слегка сбитая с толку, миссис Гибсон ждала объяснений.
— Только если он глуп, его мнение обо мне ничего не стоит. Следовательно, в любом случае все это не имеет значения.
— Ты окончательно запутала меня своими нелепостями, дитя. Молли на твоем фоне значительно выигрывает.
— Вполне с тобой согласна, мама, — сказала Синтия и, обернувшись, взяла Молли за руку.
— Да, но так не должно быть, — раздраженно воскликнула миссис Гибсон. — Подумай о своих преимуществах.
— Боюсь, я предпочла бы производить впечатление дурочки, а не «синего чулка», — возразила Молли, даже не пытаясь скрыть обиду.
— Тише! Они идут. Хлопнула дверь столовой! Никто не считает тебя «синим чулком», дорогая, так что не расстраивайся. Синтия, любовь моя, где ты нашла эти чудесные цветы? Кажется, анемоны? Идеально оттеняют цвет лица.
— Ну же, Молли, улыбнись! — воскликнула Синтия. — Ты же знаешь, что мама хочет видеть нас милыми разряженными куклами?
Мистеру Гибсону пришлось срочно отправиться по вызову к какому-то пациенту, а молодые люди перешли в уютную гостиную, где в камине весело потрескивали поленья. Стулья для всей компании были полукругом расставлены возле огня: хозяйка старалась создать теплую атмосферу, любезно держались девушки, и Роджер прошел в тот угол, где стояла Синтия и крутила в пальцах сачок.
— Скоро в Холлингфорде состоится благотворительный бал. Поедете?
— Да, мама хочет вывезти нас с Молли в свет.
— Рады, что сможете отправиться вместе?
Впервые за время короткого разговора Синтия подняла глаза и совершенно искренне, без тени иронии, ответила:
— Конечно. Мне без нее было бы страшно скучно.
— Вы, наверное, близкие подруги?
— Никогда не предполагала, что смогу так полюбить совершенно постороннюю.
Роджер подошел чуть ближе и заговорил чуть тише:
— Очень рад это услышать. Я часто спрашивал себя, сможете ли вы поладить.
— Правда? — удивилась Синтия. — Неужели думали о нас в Кембридже? Должно быть, Молли вам очень нравится!
— Да. Она долго у нас жила, да еще в такое тяжелое время, что стала мне почти как сестра.
— Она очень всех вас любит и так много рассказывала, что вы мне стали тоже как родные.
Роджер помолчал и признался:
— А я не знал вас даже по рассказам, поэтому — не удивляйтесь — сначала немного боялся, но как только увидел, сразу понял, что зря, и почувствовал облегчение.
— Синтия! — окликнула миссис Гибсон, решив, что младший брат уже исчерпал свое право на разговор наедине. — Иди сюда и спой мистеру Осборну Хемли какую-нибудь французскую балладу.
— Ты имеешь в виду «Ты пожалеешь, Колин»?
— Да. Такое забавное, игривое предупреждение молодым людям, — ответила миссис Гибсон, улыбаясь Осборну. — Там такой припев:
Ты пожалеешь, Колин,
Если женишься.
Да, пожалеешь.
Совет может пригодиться, если речь идет о французской жене, но не подходит англичанину, мечтающему жениться на соотечественнице.
Выбор песни оказался чрезвычайно неудачным, однако миссис Гибсон об этом не подозревала. Впрочем, Осборн и Роджер сразу осознали пикантность ситуации и оттого почувствовали себя вдвойне неловко, а Молли смутилась так, как будто сама тайно вышла замуж. И все же Синтия невозмутимо исполнила развязную песенку, а матушка выслушала выступление с одобрительной улыбкой, совершенно не подозревая скрытого смысла. Осборн импульсивно встал за спиной Синтии, якобы для того, чтобы при необходимости переворачивать ноты, однако руки спрятал в карманы, а взгляд сосредоточил на ее пальцах. Несмотря на шуточные слова, лицо его выглядело мрачным. Роджер также казался серьезным, хотя держался намного свободнее брата. В душе он почти посмеивался над неловкостью ситуации, а заметив взволнованный взгляд и румянец Молли, понял, что она переживает намного глубже, чем следует, подошел, сел рядом и прошептал:
— Запоздалое предупреждение, не так ли?
Молли подняла глаза и ответила тем же тоном:
— О, мне так жаль!
— Не переживайте. Он скоро успокоится. К тому же мужчина должен принимать последствия своих поступков.
Не зная, что ответить на строгое замечание, Молли молча опустила голову, но заметила, что Роджер не изменил положения и даже не убрал руку со спинки стула. Любопытство заставило посмотреть внимательнее: Роджер сосредоточил взгляд на паре возле фортепиано. Осборн что-то энергично говорил Синтии, а та слушала, подняв на него полные любопытства глаза и даже приоткрыв рот, словно ждала момента возразить.
— Они говорят о Франции, — пояснил Роджер в ответ на невысказанный вопрос. — Осборн хорошо знаком с этой страной, а мисс Киркпатрик, как вам известно, училась там в школе. Беседа обещает быть очень интересной. Может быть, стоит присоединиться и послушать?
В вопросе не было ничего особенного, и все же Молли подумала, что мог бы дождаться ее ответа, однако Роджер ждать не стал, а просто поднялся, подошел к фортепиано, облокотился на крышку и принял участие в веселом споре, с восхищением глядя на Синтию. Молли едва не заплакала: еще минуту назад он сидел совсем близко, говорил с ней дружески и доверительно, а теперь держался так, словно забыл о ее существовании. Она думала, что переживает дурные чувства, и преувеличивала свою вину, называя себя скверной, завистливой, эгоистичной и злой, но ничто не помогало: настроение никак не улучшалось.