Леди Харриет, в отличие от мисс Пайпер возражавшая против прогулки по залу в одиночестве не больше, чем если бы головы зрителей оказались кочанами капусты, очень быстро заметила Гибсонов и сразу к ним направилась.
— Вот и мы наконец. Как поживаете, дорогие? О, малышка Молли! Чудесно выглядите! Правда, мы постыдно опоздали?
— Но сейчас всего лишь половина первого, — успокоила ее миссис Гибсон. — Должно быть, обед закончился очень поздно.
— Дело не в обеде, а в этой дурно воспитанной даме, которая после обеда поднялась в свою комнату и пропала там вместе с леди Эллис. Мы решили, что их наряды столь великолепны, что требуется время, дабы их надеть. В половине одиннадцатого мама послала к ним служанку сообщить, что экипажи поданы, но герцогиня потребовала бульон и, наконец, появилась в этом жутком детском платьице. Мама страшно на нее сердита, многие раздражены из-за того, что приехали поздно, а кое-кто и вообще считает, что не стоило ехать. Папа единственный, кто ничуть не переживает.
Затем, повернувшись к Молли, леди Харриет поинтересовалась:
— Много танцуете, мисс Гибсон?
— Да, почти каждый танец.
Казалось бы, ничего особенного, однако сам факт обращения леди Харриет к Молли подействовал на миссис Гибсон так, что она почувствовала себя уязвленной, но, разумеется, не проявила своих чувств, а просто пресекла любую возможность их дальнейшего общения, заняв место.
Леди Харриет пришлось сесть возле миссис Гибсон и, как потом заметила миссис Гуденаф, она «выглядела как все». Почтенная особа произнесла данное суждение, чтобы извиниться за небольшую неприятность, в которую случайно попала. Вооружившись очками, миссис Гуденаф пристально рассматривала аристократическое общество и громко расспрашивала мистера Шипшенкса — управляющего графа и своего доброго соседа, — кто есть кто. Напрасно тот пытался охладить ее пыл, отвечая шепотом. Дело в том, что миссис Гуденаф не только плохо видела, но и плохо слышала, а потому приглушенные ответы вызывали свежий поток вопросов. Прежде чем отправиться домой, дабы зря не тратились уголь и свечи, пожилая дама, после того как любопытство было удовлетворено, случайно остановилась напротив миссис Гибсон и, продолжая начатый разговор, заметила:
— В жизни не видела такой захудалой герцогини! Ни единого бриллианта! Вообще не на кого смотреть, кроме графини, а она, как всегда, выглядит достойно: даже похудела немного, — а больше ничего примечательного, так что и ждать столько было незачем.
Возникла пауза, а потом леди Харриет подала даме руку и проговорила:
— Вы меня не помните, но я видела вас в Тауэрс-парке. Леди Камнор действительно заметно похудела, но мы надеемся, что это пойдет на пользу здоровью.
— Это леди Харриет, — пояснила миссис Гибсон с отчаянной укоризной.
— Господи! Ваша светлость! Надеюсь, я не оскорбила вас? Понимаете, я и приехала-то ради того, чтобы увидеть герцогиню: думала, она пожалует в ожерелье и диадеме. В моем возрасте это был единственный шанс увидеть столь великолепное зрелище! Вот и сидела допоздна. А вышло вон как…
— Я тоже расстроена, — поддержала пожилую даму леди Харриет. — Хотела приехать пораньше, но не вышло, а сейчас прямо сбежать хочется и спрятаться под одеялами.
Признание прозвучало настолько просто и мило, что миссис Гуденаф расплылась в улыбке, а от ворчания перешла к комплиментам.
— Ах, вы само очарование! Вы уже простите, что бормочу не пойми что: я старая, и мне уже это позволено.
Леди Харриет встала, присела в глубоком реверансе, а затем пожала руку даме и проговорила:
— Не смею вас задерживать, но обещаю: если когда-нибудь стану герцогиней, то непременно приеду лично к вам во всех своих драгоценностях. Доброй ночи, мадам!
Миссис Гуденаф направилась к выходу, а леди Харриет воскликнула:
— Вот, знала, что так и будет! Причем накануне выборов в графстве!
— Не стоит так переживать из-за миссис Гуденаф, она постоянно ворчит! Уверена, что больше никто не станет сетовать на ваш поздний приезд, — заверила ее миссис Гибсон.
— А что скажете вы, Молли? — неожиданно спросила леди Харриет. — Не считаете, что своим опозданием мы потеряли популярность среди избирателей? Отвечайте правдиво, как всегда!
— Не знаю, как насчет популярности или голосов, — неохотно сказала Молли, — но думаю, что многих огорчил столь поздний приезд хозяев Тауэрс-парка. Разве это не доказательство популярности?
— Вы очень дипломатичны, — улыбнулась леди Харриет, похлопывая веером по щеке.
— Молли ничего не понимает! — не сдержалась миссис Гибсон. — Это дерзость для кого бы то ни было усомниться в праве леди Камнор приехать, когда ей удобно.
— Ладно. Пожалуй, пора вернуться к маме, — проговорила леди Харриет. — Но вскоре я опять наведаюсь в ваши края, так что приберегите для меня местечко. Ах вот и обе мисс Браунинг! Как видите, мисс Гибсон, я не забыла ваш урок!
— Молли, я запрещаю тебе так разговаривать с леди Харриет! — ревниво заявила миссис Гибсон, оставшись наедине с падчерицей. — Без меня ты никогда бы с ней не познакомилась, так что не смей постоянно встревать в нашу беседу.
— Но ведь если мне задают вопросы, надо отвечать на них, — попыталась оправдаться Молли.
— Надо, надо, признаю, однако в твоем возрасте рановато иметь собственное мнение.
— Не знаю, что с этим делать.
— Что за эксцентричная особа! Смотри: разговаривает с мисс Фиби. А та настолько глупа, что готова поверить в дружбу леди Харриет. Больше всего на свете ненавижу, когда чернь пытается приблизиться к знатным людям.
Молли не ощущала за собой вины, а потому не стала ни объясняться, ни отвечать на претензии, обратив взор на Синтию и стараясь понять произошедшую с ней перемену. Та танцевала с прежней легкостью и грацией, однако естественность движений перышка на ветру исчезла, с партнером разговаривала без того мягкого воодушевления, которое прежде сияло на лице. А когда подруга вернулась на место, Молли сразу заметила ее бледность и рассеянность и тихо поинтересовалась:
— Что случилось?
— Ничего, — резко ответила Синтия и с вызовом спросила: — С чего ты взяла?
— Не знаю. Просто выглядишь как-то… устало или расстроенно.
— Ничего не случилось… ну а если даже и так, не стоит об этом говорить. Всего лишь твои фантазии.
Ответ прозвучал крайне противоречиво и потребовал скорее интуитивной, чем логической интерпретации. Молли поняла, что подруга нуждается в покое и молчании, однако каково же было ее удивление, когда после всех замечаний в свой адрес и резкого с ним обращения мистер Престон неожиданно подошел, без единого слова подал Синтии руку и увел танцевать. Судя по всему, сцена поразила и миссис Гибсон, ибо, забыв о недавних нападках на Молли, она удивленно спросила, словно не доверяя собственным глазам:
— Синтия собирается танцевать с мистером Престоном?
Ответить Молли не успела, так как ее тоже пригласили, но на своего партнера и на фигуры кадрили она едва обращала внимание, сосредоточившись на знакомом розовом платье, и вдруг заметила, что Синтия стоит неподвижно, потупившись и слушая горячую речь мистера Престона.
Потом подруга начала медленно, рассеянно двигаться, словно не замечая ничего вокруг, а когда танец свел их ближе, Молли заметила, насколько помрачнело лицо Синтии, но в то же время пылало гневом.
Пока продолжалась кадриль, леди Харриет подошла к брату, взяла под руку и, увлекая прочь от высокородной толпы, сказала:
— Холлингфорд, ты даже не представляешь, насколько все эти добрые люди обижены и разочарованы нашим поздним приездом и нелепым нарядом герцогини.
— Какая им разница? — буркнул лорд.
— О, только не притворяйся глупым. Разве ты не понимаешь? Мы для них — главное развлечение! Спектакль с Арлекином и Коломбиной, только без масок.
— Не понимаю, о чем ты… — начал лорд.
— Раз не понимаешь, то просто поверь. Они действительно разочарованы, и неважно, чем именно. Обязательно нужно исправить впечатление. Во-первых, потому что не могу видеть вассалов разочарованными и недовольными, а во‐вторых, потому что в июне состоятся выборы.
— Считаю, что нам в парламенте делать нечего.
— Вздор! Папа страшно расстроится. Но сейчас некогда об этом рассуждать. Ты должен пригласить на танец одну из жительниц города, а я попрошу Шипшенкса представить меня респектабельному молодому фермеру. Не сможешь ли привлечь капитана Джеймса? Вон он рядом с леди Эллис! Постараюсь на следующий танец представить его самой страшненькой дочке портного!
Леди Харриет ухватила брата под руку, явно намереваясь отвести к какой-то партнерше.
— Прошу, не надо! Ты же знаешь, что я совсем не умею танцевать, — попытался сопротивляться бедняга. — Ненавижу! Всегда ненавидел! Даже не понимаю, что делать в кадрили.
— Но это контрданс! — решительно возразила сестра.
— Какая разница? И о чем разговаривать с партнершей? Не представляю. Ни единой общей темы. Все разочаруются еще больше, когда поймут, что я не умею ни беседу поддерживать, ни танцевать!
— Не трусь! По их понятиям, лорду позволено даже танцевать как медведь. А начать советую с Молли Гибсон — дочери твоего друга доктора. Хорошая, простая, умная девочка, что, наверное, для тебя куда важнее того банального факта, что еще и хорошенькая.
Леди Харииет едва ли не насильно подвела Холлингфорда к Гибсонам и провозгласила:
— Клэр, позволь представить мисс Гибсон моего брата. Он хотел бы пригласить ее на этот танец. Лорд Холлингфорд! Мисс Молли Гибсон!
Бедный Холлингфорд! Что ему оставалось? Пришлось подчиниться воле сестры. Они с Молли заняли свои места в центре зала, и каждый мечтал, чтобы этот танец как можно скорее закончился. Леди Харриет упорхнула к мистеру Шипшенксу, чтобы получить своего респектабельного молодого фермера, и миссис Гибсон осталась в одиночестве, мысленно умоляя леди Камнор, чтобы прислала за ней хоть кого-нибудь из своих джентльменов. Намного почетнее сидеть даже на самом краешке аристократического сообщества, чем здесь, среди простолюдинов! Она надеялась, что все увидят, как Молли танцует с лордом, и в то же время переживала, что выбрали не Синтию. Уж не входит ли в моду простота? Впрочем, есть еще лорд Альберт Монсон. Надо подумать, как бы так сделать, чтобы леди Харриет представила ее красавице дочери.