— Осборн, это вы? Не знал, что вернулись. Что стряслось? Походка как будто вам не меньше пятидесяти!
— Да, уже дней десять дома. Должен был нанести визит вашим дамам, так как пообещал миссис Гибсон сообщить о своем приезде, но дело в том, что отвратительно себя чувствую. Воздух угнетает. В доме совсем не могу дышать, а на улице устаю даже от короткой прогулки.
— Давайте-ка возвращайтесь, а я на обратном пути к вам заеду.
— Нет-нет, ни в коем случае! — поспешно возразил Осборн. — Отец страшно рассержен моими частыми отъездами, хотя я целых полтора месяца сидел дома. Списывает нездоровье на путешествия и крепко держит в руках тесемки кошелька. Я вырос в положении наследника без единого пенни в кармане, но время от времени все-таки должен уезжать. А если отец утвердится во мнении, что путешествия вредят здоровью, то окончательно прекратит субсидии.
— Могу ли я спросить, где вы проводите время, покидая Хемли-холл? — неуверенно осведомился мистер Гибсон.
— Скажем так: живу у друзей, в деревне, — неохотно ответил Осборн. — Веду полезную для здоровья жизнь: простую, рациональную и счастливую. Ну вот, уже сообщил вам больше, чем знает отец. Он никогда не спрашивает, где я бываю. А если бы и спросил, я бы не сказал — во всяком случае, так мне кажется.
Несколько мгновений мистер Гибсон ехал молча.
— Осборн, в какие бы неприятности вы ни попали, советую обо всем честно рассказать отцу. Я давно и хорошо знаю сквайра. Сначала он, конечно, рассердится, но потом одумается и найдет способ оплатить ваши долги, если дело в этом. А если возникло затруднение иного рода… все равно он остается лучшим, самым верным другом. Уверен, что именно разногласия с отцом дурно влияют на ваше здоровье.
— Нет, — твердо возразил Осборн. — Прошу прощения, но вы ошибаетесь. Я действительно серьезно болен. Готов утверждать, что нежелание испытать недовольство отца — следствие недостатка сил. Но никак не наоборот. Интуиция подсказывает, что здоровье мое пошатнулось.
— Никогда не ставьте интуицию выше реальности, — бодро посоветовал мистер Гибсон.
Спешившись, доктор перекинул поводья через руку и попросил Осборна показать язык, потом проверил пульс, задал несколько вопросов и заключил:
— Скоро вернем вас в норму, но хотелось бы поговорить спокойно, без этого зверя в качестве ассистента. Если сможете завтра приехать к нам на ленч, то застанете доктора Николса: он обещал осмотреть старого Роу. Таким образом, получите консультацию сразу двух докторов. А сейчас отправляйтесь домой. Для такого жаркого дня прогулка слишком продолжительна. И не хандрите, прислушиваясь к своей интуиции.
— А что еще мне остается? — пожал плечами Осборн. — С отцом мы не ладим. Изо дня в день только писать и читать невозможно, тем более что толку от этого мало. Скажу по секрету — не забудьте, — что пытался опубликовать некоторые из своих стихов, однако ни один издатель их не принял, даже в дар.
— Ого! Так вот в чем дело, мистер Осборн! Как я и думал, причина нездоровья кроется в голове. На вашем месте не стал бы переживать, хотя знаю, что давать советы легко. Если издателям не понравилась ваша поэзия, попробуйте силы в прозе, но главное, не переживайте из-за убежавшего молока. Все, больше не могу задерживаться. Приезжайте завтра, как я сказал. Уверен, что опыт двух докторов, а также остроумие и причуды трех милых дам непременно пойдут вам на пользу.
Попрощавшись, мистер Гибсон уселся на лошадь и отправился дальше той мерной, спокойной рысью, которую все в округе узнавали как аллюр доктора.
Ему не понравилось, как выглядит мистер Осборн, да и пульс плохой. Но, возможно, он ошибается.
На следующий день Осборн явился значительно раньше ленча, но никто и не подумал выразить недовольство. Чувствовал он себя значительно лучше, а немногие признаки недомогания вскоре бесследно исчезли от теплого, радостного приема. Молли и Синтия принялись наперебой рассказывать обо всем, что произошло за время его отсутствия, причем Синтия то и дело возвращалась к веселым беспечным расспросам о том, куда он ездил и чем занимался, однако подозревавшая правду Молли тут же вмешивалась, чтобы избавить гостя от боли лицемерия и обмана, которую сама испытывала намного острее, чем он.
Миссис Гибсон, как обычно, общалась с гостем бессвязно, сентиментально и льстиво. И все же, хотя Осборн часто мысленно улыбался ее словам, речь доставляла ему удовольствие. Вскоре, заранее обсудив состояние здоровья мистера Хемли, приехали доктор Николс и доктор Гибсон. Время от времени старый опытный врач окидывал пациента острым, пристальным взглядом.
Затем все сели за стол — веселые и голодные, все за исключением хозяйки, старавшейся умерить дневной аппетит и считавшей (впрочем, напрасно), что доктор Николс — отличный экземпляр для демонстрации слабого здоровья, который должным образом посочувствует хозяйке (как должен поступить каждый гость), которая жалуется на недомогание. Однако старый доктор был слишком хитер, чтобы простодушно угодить в эту ловушку. Он упорно предлагал отведать самые сытные и тяжелые блюда, а в конце концов заключил, что если ей не нравится холодная говядина, то стоит попробовать то же самое, но с маринованным луком. Блеск в глазах немедленно выдал бы коварный замысел, однако в это время мистер Гибсон, Молли и Синтия дружно нападали на Осборна из-за высказанного им литературного предпочтения, так что доктор Николс получил хозяйку в свое полное распоряжение. Когда ленч закончился, она с радостью предоставила комнату трем джентльменам, а впоследствии называла доктора Николса не иначе, как «этот медведь».
Вскоре Осборн поднялся наверх и, как обычно, стал рассматривать новые книги и расспрашивать обеих леди о занятиях музыкой, а через некоторое время все трое вышли в сад. Осборн опустился на скамейку, Молли занялась подвязкой гвоздик, а Синтия принялась грациозно и беззаботно собирать цветы.
— Надеюсь, мистер Хемли, вы замечаете разницу в наших занятиях. Молли посвящает себя полезным делам, а я — орнаментальным. А как вы назовете свое времяпрепровождение? Пожалуй, могли бы присоединиться к одной из нас, а не наблюдать, словно важная персона.
— Понятия не имею, чем могу помочь, — пожал плечами Осборн. — Хотел бы принести пользу, но не знаю как. Боюсь, чисто орнаментальная работа требует нежных рук, так что вам придется заниматься самостоятельно. К тому же меня совсем измучили бесконечные вопросы и придирки добрых докторов.
— Хотите сказать, что они терзали вас после ленча? — воскликнула Молли.
— Да, именно так. Боюсь, что не успокоились бы до сих пор, если бы миссис Гибсон не спасла меня своим появлением.
— А я думала, что мама ушла! — заметила Синтия, порхая среди цветов.
— Пять минут назад вошла в столовую, а как раз сейчас идет через холл. Хотите ее увидеть? — Осборн приподнялся.
— О, вовсе нет! — ответила Синтия. — Просто она очень спешила, и я подумала, что давно отправилась по делам. Леди Камнор дала ей какое-то поручение, и она хотела встретить экономку, которая по четвергам всегда приезжает в город.
— Этой осенью семейство графа вернется в поместье?
— Думаю, да, но точно не знаю и не интересуюсь. Они не слишком хорошо ко мне относятся, а я не настолько великодушна, чтобы хорошо относиться к ним.
— Мне кажется, что столь явный недостаток в оценке должен вызвать ваш интерес к столь необычным людям, — заключил Осборн с налетом преднамеренной галантности.
— Это комплимент? — уточнила Синтия, изобразив активную работу мысли. — Если желаете одарить комплиментом, то постарайтесь сделать его коротким и понятным: с трудом распознаю глубокий смысл.
— Значит, предпочитаете высказывания вроде «вы необыкновенно хороши собой» или «у вас очаровательные манеры»? А я горжусь умением старательно заворачивать засахаренные фрукты.
— О чем это вы? — спросила Молли, отвлекшись от своего занятия.
— Всего лишь обсуждаем, как лучше делать комплименты, — ответила Синтия, поднимая цветочную корзину.
— Не люблю комплименты, — заявила Молли. — Пожалуй, для меня они как кислый виноград.
— Чепуха! — воскликнул Осборн. — Хотите, скажу, как отзывались о вас на балу?
— Думаете, позволю вам пересказать мнение мистера Престона? — подхватила Синтия, презрительно поморщившись. — Можно захлебнуться в потоке лести!
— В твой адрес, — добавила Молли.
— В адрес любой женщины: так он понимает любезность. Если ты не против, давай проведем эксперимент, а успех оценишь сама.
— Нет-нет, только не это! — поспешила отказаться Молли. — Он мне страшно не нравится!
— Почему? — осведомился удивленный ее внезапной горячностью Осборн.
— Сама не знаю. По-моему, ему нет дела до чьих-либо чувств.
— Он думает лишь о собственных, — уточнила Синтия, — и не желает понимать, если ему говорят, что он не нужен.
— Его вообще это мало заботит.
— Очень интересно! — оживился Осборн. — Прошу, продолжайте!
— Вы его знаете? — спросила Молли.
— Встречал. Кажется, нас даже когда-то представляли друг другу. Но Хемли-холл расположен намного дальше от Эшкомба, чем Холлингфорд.
— Мистер Престон собирается занять место мистера Шипшенкса, и тогда будет жить здесь постоянно, — добавила Молли.
— Кто тебе это сказал? — воскликнула Синтия совсем иным тоном.
— Папа. Разве ты не слышала? Ах да, это было сегодня утром, когда ты еще не спустилась. Вчера папа встретил мистера Шипшенкса, и тот это подтвердил. А слух прошел еще весной!
Синтия промолчала, а вскоре заявила, что очень устала на жаре и собрала достаточно цветов, поэтому уходит в дом. Мистер Хемли откланялся, а Молли принялась выкапывать отцветшие растения, чтобы на их место посадить другие, которые цветут позже и, несмотря на усталость и жару, все-таки закончила работу и поднялась, чтобы переодеться и отдохнуть. Как обычно, первым делом Молли пошла проведать Синтию. Тихонько постучала в дверь спальни, однако ответа не получила и, опасаясь, что подруга заснула и лежит на сквозняке, тихо вошла. Синтия действительно лежала на кровати в такой позе, как будто упала, не заботясь об удобстве, и не шевелилась. Молли взяла шаль и хотела было ее укрыть, когда глаза вдруг открылись.