Жены и дочери — страница 69 из 128

— Послушайте, отец, — неожиданно заявил Роджер, — думаю, что смогу найти средства на возобновление мелиорации. Доверьтесь мне. Дайте два месяца, чтобы развернуться, и тогда обязательно получите деньги — во всяком случае, достаточные для начала работ.

Сквайр посмотрел на сына, и лицо его просияло счастьем, однако тут же спросил серьезно:

— Но как ты это осуществишь? Дело-то непростое.

— Неважно: найду способ, — а для начала могу выделить на это около сотни фунтов. Не забывайте, отец, что я старший ранглер[38], а еще «многообещающий молодой автор», как назвали меня в отзыве. Даже не представляете, какой замечательный у вас сын. Чтобы узнать обо всех моих достоинствах, следует прочитать статью.

— Читал, Роджер. Услышал, как Гибсон о ней говорил, и попросил достать для меня, хотя понял не все. Было бы лучше, если бы там называли животных по-английски и вообще не увлекались французскими глупостями.

— Но ведь это был ответ на статью французского автора, — парировал Роджер.

— Тяжело далась мне эта статья! — честно признался сквайр. — И все-таки, несмотря на латынь и французский, дочитал ее до конца. А если не веришь, то загляни в конец бухгалтерской книги и переверни ее вверх ногами. Увидишь, что я выписал все комплименты в твой адрес: «тонкий наблюдатель», «глубокий философ», «сильный, нервный английский язык»… О, запросто могу перечислить красивые выражения по памяти, потому что всякий раз, когда устаю от долгов, счетов Осборна или хозяйственных расходов, переворачиваю книгу вверх ногами, закуриваю трубку и читаю, как восторженно в этой статье отзываются о тебе!

Глава 32Грядущие события

Роджер перебрал в уме множество планов, посредством которых надеялся найти необходимые отцу деньги. Предусмотрительный дедушка по материнской линии — лондонский купец — так вдумчиво припрятал оставленные дочери несколько тысяч фунтов, что в случае ее смерти раньше мужа тот мог распоряжаться процентами с капитала, а в случае ухода обоих родителей младший сын вступал в наследство только в двадцать пять лет. Если же умирал раньше этого возраста, то причитающиеся ему деньги уходили к одному из кузенов с материнской стороны. Короче говоря, старый скупой торговец предусмотрел так много ограничений, словно оставлял десятки, а не пару тысяч. Конечно, Роджер мог обойти препятствия, застраховав жизнь до назначенного возраста. Возможно, если бы обратился к адвокату, то получил бы именно такой совет, но он не любил никому рассказывать о нужде отца в деньгах. Раздобыв копию дедовского завещания, после пристального изучения он пришел к выводу, что все упомянутые обстоятельства падут в свете природы и здравого смысла. В этом он слегка заблуждался, однако не оставил твердого намерения получить деньги и выполнить данное отцу обещание, но маячила перед ним и высшая цель: обеспечить сквайру жизненный интерес, способный отвлечь от сожалений и забот, едва ли не ослаблявших страдающий ум, — поэтому прежнее представление «Роджер Хемли, старший ранглер и член Тринити-колледжа с требованием высшей оплаты за любой достойный труд» скоро превратилось в «Роджер Хемли, старший ранглер и член Тринити-колледжа, согласен на любую оплату».

В это же время Роджера тяготило еще одно туманное семейное обстоятельство: Осборн — старший сын и наследник — скоро станет отцом. Поместье Хемли переходило к «наследнику мужского пола, рожденному в законном браке». Но был ли этот брак законным? Сам Осборн не только не сомневался, но и никогда об этом не задумывался, а Эме, сама наивность, скорее всего вообще не задавалась подобными вопросами. И все же кто мог сказать, сколько несчастий и теней незаконного происхождения таило будущее? Однажды, сидя рядом с беспечным, ленивым, легкомысленным Осборном, Роджер начал расспрашивать брата о подробностях брака, и тот инстинктивно почувствовал, к чему клонит многомудрый ранглер. Дело не в том, что Осборн не стремился к полной легальности в отношении жены, а просто так плохо себя чувствовал, что не хотел вникать в юридические тонкости. Его состояние напоминало рефрен скандинавской пророчицы Грея: «Оставь меня; оставь меня в покое».[39]

— Почему бы тебе не рассказать, как ты оформил брак.

— Как ты надоедлив, Роджер! — отозвался Осборн.

— Согласен, и все же!

— Я же говорил, что нас поженил Моррисон. Помнишь старину Моррисона из Тринити-колледжа?

— Самый добрый и бестолковый парень из всех, кого я знаю.

— Так вот: он принял сан, но экзамены так его утомили, что он выпросил у отца пару сотен и отправился путешествовать на континент. Собирался добраться до Рима, потому что слышал, какие там теплые зимы, и в августе оказался в Метце.

— Не понимаю, с какой целью.

— Он и сам этого не знал. Никогда не был силен в географии. Очевидно, решил, что раз Метц произносится по-французски, значит, должен находиться по пути в Рим. Кто-то в шутку так ему сказал. Но для меня стало удачей встретить его там, так как я твердо решил жениться, причем безотлагательно.

— Но ведь Эме принадлежит к католической церкви?

— Верно! Но я, как тебе известно, нет. Уж не подозреваешь ли, что я способен ее обмануть, Роджер? — Осборн внезапно выпрямился в кресле, покраснел и с негодованием посмотрел на брата.

— Ничуть! Уверен, что на такое ты не способен. Но ведь родится ребенок, а это поместье переходит по мужской линии, причем исключительно законной. Хочу знать, легален ли брак. Что-то мне подсказывает, что вопрос щекотливый.

— О! — выдохнул Осборн и снова откинулся в кресле. — Если речь об этом, то следующий наследник — ты, а тебе я доверяю как самому себе. Прекрасно знаешь, что брак мой настоящий, и я считаю его вполне законным. Мы отправились в Страсбург. Эме пригласила подругу — француженку средних лет, уже побывавшую и подружкой невесты, и дуэньей, и все мы предстали перед мэром… или префектом? Как он называется? Думаю, Моррисон веселился от души. В префектуре я подписал множество бумаг, причем не читая. Испугался, что осознанно не смогу подписать. Это был самый надежный план. Эме дрожала так, как будто вот-вот упадет в обморок. Потом мы поехали в ближайшую англиканскую церковь, в Карлсруэ. Пастора на месте не оказалось, поэтому Моррисон без труда арендовал помещение и на следующий день нас обвенчал.

— Но ведь наверняка должен существовать какой-то документ или сертификат?

— Моррисон обещал выправить все необходимые бумаги. Он должен знать свое дело. А я знаю, что хорошо заплатил ему за работу.

— Вам придется пожениться еще раз, — решительно заявил Роджер. — Причем до рождения ребенка. У тебя есть свидетельство о браке?

— Наверное, осталось у Моррисона, но брак легальный и по английским, и по французским законам. Правда, старина. Где-то лежат бумаги от префекта.

— Ерунда! Вам надо срочно пожениться в Англии. Эме ходит в римско-католическую часовню в Престаме, не так ли?

— Да. Она настолько предана своей вере, что ни за что на свете я не осмелился бы ее потревожить.

— Значит, обвенчаетесь и там, и в церкви того прихода, где она живет, — твердо заключил Роджер.

— Это вызовет беспокойство и потребует лишних расходов, — упрямо возразил Осборн. — Зачем суетиться? Ни Эме, ни я никогда в жизни не совершим подлости и не откажемся от брака. Если же родится мальчик, а мы с отцом умрем, то в твоей честности, старина, я уверен едва ли не больше, чем в своей!

— А если и я тоже умру? Похорони всех Хемли за компанию, раз уж об этом зашла речь. Кто тогда станет наследником поместья?

Осборн задумался.

— Полагаю, один из ирландских Хемли: кажется, они далеко не богаты. Да, пожалуй, ты прав. Но зачем думать о таких мрачных возможностях?

— Закон заставляет проявлять бдительность в таких делах, — спокойно ответил Роджер. — Поэтому на следующей неделе, когда окажусь в Лондоне, навещу Эме и все подготовлю к твоему приезду. Думаю, когда все свершится, то сразу почувствуешь себя счастливее.

— От встречи с ней — точно. Но что влечет тебя в город? Хотелось бы и мне иметь деньги, чтобы тоже свободно путешествовать, а не сидеть в этом скучном старом доме.

Порой Осборн любил пожаловаться на жизнь, забывая, что вполне заслужил такое положение и что значительную часть своего дохода брат отдает на содержание все той же Эме, но если бы подобные мысли были честно представлены перед его совестью, он бил бы себя в грудь и каялся, признавая вину. Проблема заключалась в том, что он был слишком ленив.

— У меня и в мыслях не было никуда ехать, — сказал Роджер, краснея так, как будто тратил не собственные, а чужие деньги, — но, увы, дела. Лорд Холлингфорд прислал письмо. Он знает, что я ищу работу, и услышал о каком-то предложении, которое считает в высшей степени подходящим. Вот его письмо. Если хочешь, прочитай, но ничего конкретного там нет.

Осборн прочитал и вернул листок брату, а спустя пару мгновений уточнил:

— Зачем тебе потребовались деньги? Неужели мы с Эме забираем слишком много? — с обидой, как будто Роджер его упрекал, спросил Осборн. — Мне очень стыдно, но что же делать? Только предложи работу, и я завтра же устроюсь.

— Не смей даже допускать в голову подобные мысли! Рано или поздно мне придется зарабатывать на жизнь, вот и ищу варианты. К тому же хочу, чтобы отец продолжил мелиорацию. Это пойдет на пользу и его самочувствию, и настроению. Если смогу найти необходимые средства, будете оба платить мне проценты, пока не отдадите всю сумму.

— Роджер, ты наше спасение! — воскликнул Осборн, пораженный благородством брата, однако даже не подумал сравнить его поведение с собственным.

Таким образом, Роджер уехал в Лондон, за ним последовал и Осборн, и почти три недели Гибсоны не видели никого из Хемли. Однако как волна догоняет волну, так один интерес сменяется другим: в поместье на осенние месяцы приехала «семья», как называли обитателей Тауэрс-парка. Дом снова наполнился гостями, а слуги,