Наконец мистер Гибсон перестал свистеть и заговорил:
— Итак, Синтия, сегодня я был у сквайра Хемли и обо всем рассказал.
Девушка подняла на него вопросительный взгляд, Молли перестала вязать и прислушалась. Все молчали.
— В четверг мы все отправляемся к нему на ленч: он пригласил, и я дал согласие.
Его слова были встречены все тем же молчанием — возможно, естественным, но унылым и удручающим.
— Надеюсь, ты не против, Синтия? — спросил мистер Гибсон. — Возможно, встреча окажется несколько напряженной, но, надеюсь, положит начало новому взаимопониманию между семьями.
— Спасибо, — с усилием выдавила Синтия. — Но не слишком ли вы торопитесь? Я не хочу, чтобы кто-то что-то узнал до возвращения Роджера.
— Не вижу никаких препятствий, — возразил мистер Гибсон. — Мы с женой едем на ленч к своему старому знакомому и берем с собой дочерей.
— Не уверена, что поеду, — вставила миссис Гибсон, не вполне понимая, зачем, так как с самого начала решила ехать.
Однако слова нечаянно вырвались, и теперь предстояло объясняться, причем следовало непременно найти вескую причину для отказа.
— Почему? — незамедлительно спросил мистер Гибсон, быстро повернувшись.
— О, потому… что считаю, что правильнее было бы ему нанести нам визит. Я слишком переживаю, когда моей дочерью пренебрегают из-за отсутствия богатого приданого.
— Глупости! — воскликнул мистер Гибсон. — Уверяю, что ни о каком пренебрежении нет и речи. Сквайр не намерен никому сообщать о произошедшем, даже Осборну. Разве не таково твое желание, Синтия? Не намерен он также заводить разговор на эту тему и с вами, когда приедете. Но, естественно, у него есть желание познакомиться с будущей невесткой. А от визита сюда он воздерживается…
— В тот единственный раз, когда приезжал, сквайр был не слишком любезен, — перебила мужа миссис Гибсон. — Такой уж у меня характер, что не могу мириться с пренебрежением по отношению к тем, кого люблю, даже если судьба им не улыбнулась.
— Отлично! Значит, ты не едешь! — заявил мистер Гибсон, не желая вступать в дискуссию, тем более что нервы уже начали сдавать.
— Ты готова ехать, Синтия? — обратилась миссис Гибсон к дочери, уязвленная столь быстрым решением супруга.
Девушка сразу уловила суть вопроса и ответила с холодным спокойствием:
— Не особенно, мама: лучше бы отклонить…
— Приглашение уже принято, — холодно перебил падчерицу мистер Гибсон, поклявшись себе, что больше никогда в жизни не вмешается в те дела, где фигурируют женщины.
Его так тронула уступка сквайра и порадовала, и вот каков конец!
— О, пожалуйста, давай поедем, Синтия! — взмолилась Молли, с надеждой глядя на подругу. Уверена, что сквайр Хемли тебе понравится. Какое красивое поместье — ты даже не представляешь.
— Не хочу терять достоинства, — с наигранной скромностью ответила Синтия. — Ты же слышала, что сказала мама!
Ответ не соответствовал истинному положению вещей: она знала, что матушка уже мысленно выбирает платье, — а вот мистер Гибсон, даже будучи доктором, так и не научившийся анатомировать коварный женский ум, воспринял слова буквально и страшно рассердился как на саму Синтию, так и на ее матушку. Рассердился настолько, что, ни слова не сказав, стремительно направился к двери, намереваясь покинуть комнату, но голос жены его задержал:
— Дорогой, если ты хочешь, чтобы я поехала, то готова обуздать собственные чувства и поступить по-твоему.
— Буду признателен! — коротко бросил мистер Гибсон и удалился.
— Значит, поеду! — обреченно выдохнула миссис Гибсон, но вряд ли супруг ее услышал. — Наймем пролетку и наконец-то купим Томасу ливрею: давно пора. Надеюсь, дорогой мистер Гибсон не станет возражать. Томас поедет на козлах, и…
— Но, мама, у меня тоже есть собственные чувства! — возмутилась Синтия.
— Глупости, дитя! Все так хорошо устроилось!
В назначенный день они отправились в Хемли-холл. Мистер Гибсон знал, что планы поменялись и, в конце концов, все собрались, но отношение жены к великодушному приглашению сквайра до такой степени его рассердило, что миссис Гибсон не услышала от мужа ни интереса, ни любопытства по поводу как самого визита, так и оказанного приема. Равнодушие Синтии также чрезвычайно разочаровало мистера Гибсона. Он не вникал в общение дочери с матерью и не мог понимать, сколь значительная часть этого равнодушия была разыграна в пику фальшивой сентиментальности миссис Гибсон. И все же, несмотря на раздражение и недовольство, доктор сгорал от любопытства и при первой же возможности уединился с Молли, чтобы расспросить о визите в Хемли-холл, так как сам он не сопровождал своих дам.
— Итак, вы все-таки отправились в Хемли-холл.
— Да, и думаю, тебе тоже следовало поехать. Кажется, сквайр тебя ждал больше, чем нас.
— Сначала собирался, но потом, подобно другим, изменил решение. Ну и как прошла встреча? Судя по тому, что вчера вечером и матушка, и Синтия пребывали в благостном настроении, полагаю — хорошо.
— Да. Добрый старый сквайр встретил нас в лучшем костюме, держался со всеми безукоризненно вежливо и особенно любезно — с Синтией. Да и она и выглядела прелестно, и вела себя вежливо: гуляла с ним, внимательно слушала рассказы про сад и ферму. Мама пожаловалась, что устала, и осталась в доме, так что они прекрасно провели время вдвоем.
— А моя малышка бежала сзади?
— О да. Тебе же известно, что я там почти дома, а кроме того… — Молли замолчала, густо покраснев.
— Как по-твоему, она его достойна? — спросил вдруг отец.
— Роджера, папа? Синтия мила и очень-очень обаятельна.
— Может быть, может быть… но я все равно ее не понимаю. Зачем понадобилась вся эта секретность? Почему она не хотела засвидетельствовать почтение отцу Роджера? Приняла мои слова так холодно, как будто я потребовал отправиться в церковь!
— Не думаю, что не хотела, дело скорее в другом. Я тоже ее не всегда понимаю, но все равно глубоко люблю.
— Хорошо, что я не психиатр: душа женщин — потемки. Так ты действительно считаешь, что она его достойна?
— Ах, папа! — воскликнула Молли и умолкла. Как ни хотелось говорить о Синтии хорошо, почему-то на этот прямой вопрос не находилось нужного ответа.
Впрочем, доктор, похоже, его не очень ждал: погрузившись в собственные мысли, через некоторое время спросил, получила ли Синтия письмо от Роджера.
— Да. В среду утром.
— Тебе, конечно же, не показала? Впрочем, он прислал письмо сквайру, где рассказывает о делах. Я читал.
На самом же деле Синтия удивила Молли предложением прочитать письмо, но та отказалась: нехорошо подсматривать и подслушивать чужие признания.
— А Осборн был дома? — спросил мистер Гибсон. — Сквайр сказал, что, возможно, он вернется, но молодой человек настолько непредсказуем…
— Нет, его не было. — Молли густо покраснела, внезапно подумав, что скорее всего Осборн проводил время с женой, с той самой таинственной женой, о чьем существовании она случайно узнала.
Заметив смятение дочери, мистер Гибсон встревожился. Что бы это значило? Недавно выяснилось, что один из драгоценных сыновей сквайра влюбился, нарушив границы дозволенного пространства, так неужели нечто подобное произойдет между Осборном и Молли? Желая освободиться от неприятного предчувствия, доктор поспешил расставить все по своим местам:
— Дорогая, меня очень удивил роман между Синтии и Роджером Хемли. Если вдруг произойдет что-то еще в том же роде, немедленно признайся честно и открыто. Знаю, что вопрос тебя смущает, но я не стал бы задавать его безосновательно.
Мистер Гибсон коснулся руки дочери, и Молли взглянула на него чистыми искренними глазами, которые тут же наполнились слезами, взявшимися неизвестно откуда. Наверное, она уже не была такой сильной, как раньше.
— Если ты намекаешь на то, что Осборн думает обо мне так же, как Роджер о Синтии, это не так: мы просто друзья и ничего больше, и никогда не станем чем-то бо2льшим. Это все, что я могу сказать.
— Вполне достаточно, малышка, и это большое облегчение для меня. Пока не готов отдать свою маленькую девочку какому-то молодому человеку, будь он хоть принц.
Молли вдруг обняла отца за шею, склонила голову на плечо и разрыдалась.
— Ну-ну! Перестань, что ты? — удивился доктор, подводя дочку к дивану. — Зачем же плакать? Изо дня в день я вижу так много слез по действительно серьезным поводам, что вовсе не хочу видеть еще и дома, тем более что, надеюсь, для них нет причин. Ведь ничего не случилось? Правда, дорогая?
Мистер Гибсон слегка отстранился, заглядывая дочери в лицо, и Молли улыбнулась сквозь слезы, но уже без того печального выражения, что было раньше.
— Ничего, дорогой папочка. Ровным счетом ничего. Мне так хорошо с тобой! Я счастлива.
Мистер Гибсон понимал истинный смысл этих слов и знал, что невозможно исправить далекоидущие последствия собственного поступка. Для обоих было лучше не продолжать разговор, поэтому он поцеловал дочь и заключил:
— Верно, дорогая! Теперь наконец оставляю тебя в покое, и так заболтались. Лучше сходи погуляй, возьми с собой Синтию. Ну, до вечера, малышка.
Простые слова благотворно подействовали на растерзанные чувства дочери. Доктор произнес их сознательно, проявив отцовскую доброту, но ушел с острой болью в сердце, которую немедленно притупил, погрузившись в привычную заботу о пациентах.
Глава 37Счастливая случайность и ее последствия
Честь и слава получить собственного поклонника скоро выпала и на долю Молли, правда, несколько померкли оттого, что джентльмен, явившийся с твердым намерением сделать ей предложение, в конце концов, сделал предложение Синтии. Мистер Кокс вернулся в Холлингфорд, чтобы исполнить намерение, объявленное мистеру Гибсону два года назад: попросить руки его дочери, как только унаследует дядюшкиного поместье. Теперь это был богатый, хотя по-прежнему отчаянно рыжеволосый молодой человек. Он приехал в гостиницу «У Джорджа» в собственном экипаже, со своими лошадьми и грумом, но не потому, что собирался много ездить, а потому, что наивно полагал, будто внешние проявления богатства помогут в сватовстве. Да, мистер Кокс отличался столь очевидной скромностью в оценке собственных достоинств, что считал внешнюю поддержку необходимой, но в то же время гордился постоянством чувств. Действительно, учитывая, что он был ограничен родственным долгом, ожиданиями наследства и привязанностью к старому ворчливому дядюшке, редко появлялся в обществе, а еще реже в компании молодых леди, преданность Молли выглядела весьма достойной, особенно в его собственных глазах. Мистер Гибсон также высоко оценил верность слову и счел делом чести предоставить соискателю открытые возможности, в глубине души надеясь, что дочка не окажется глупой гусыней и не развесит уши перед невеждой, так и не запомнившим разницу между апофизом