— Надо же! — воскликнула еще слабая пожилая леди, выпрямляясь в кресле и упираясь руками в подлокотники. — Кто бы мог подумать, что у нее такие важные родственники! Однажды мистер Эштон сказал мне, что королевский адвокат имеет столько же шансов стать судьей, как котенок стать котом. Она почти сестра будущего судьи! Однажды я видела судью. Уверена, что не желала бы лучшего зимнего пальто, чем его мантия, если бы знала, где можно купить по дешевке. А ведь когда она жила в Эшкомбе, перелицовывала, чистила и красила шелковые платья, причем не по одному разу! Держала школу и при этом состояла в близком родстве с королевским адвокатом! Сказать по правде, это была не настоящая школа: в лучшие времена всего-то десяток учениц, — так что, возможно, он об этом и не слышал.
— Интересно, что они предложат гостю на обед, — задумчиво вставила старшая мисс Браунинг. — Сейчас не лучшее время для визитов: никакой дичи, ягнята в этом году поздние, а куры очень дорогие.
— Придется королевскому адвокату довольствоваться телячьей головой, — торжественно заключила миссис Гуденаф. — Если бы была здорова, то непременно переписала бы бабушкин рецепт фаршированной телячьей головы и отправила миссис Гибсон. Доктор всегда очень добр ко мне. Так что если бы дочь прислала из Комбермера осенних цыплят, то отдала бы их ему, но она постоянно их забивала и присылала мне, а недавно написала, что это последние.
— Интересно, устроят ли они вечер в честь мистера Киркпатрика, — проговорила мисс Фиби. — Хотелось бы раз в жизни посмотреть на королевского адвоката. Однажды видела судейскую охрану, но больше никого из сферы закона.
— Конечно, пригласят мистера Эштона, — уверенно заявила мисс Кларинда. — Три черные грации: Закон, Медицина и Религия. В подобных случаях в хорошие дома всегда приглашают пастора.
— Интересно, он женат? — осведомилась миссис Гуденаф, не обращаясь ни к кому конкретно.
Мисс Фиби испытывала не меньшее любопытство, однако не считала достойным девицы проявить его даже в отношении сестры, а ведь мисс Кларинда являлась источником информации, ибо по пути к миссис Гуденаф встретила на улице саму миссис Гибсон.
— Да, женат и, должно быть, имеет нескольких детей, потому что миссис Гибсон сказала, что мисс Киркпатрик одно время жила у них в Лондоне и училась вместе с кузенами. А еще она сказала, что его супруга прекрасно воспитана, из хорошей семьи, хотя и не принесла ему состояния.
— Очень почетное родство. Странно только, почему раньше мы так мало о нем слышали, — заметила миссис Гуденаф. — На первый взгляд, миссис Гибсон не из тех, кто скрывает хорошие связи. Обычно все мы в таких случаях выставляем напоказ все лучшее. Да, кстати о лучшем: помню, как сама не раз перешивала юбки, чтобы повернуть пятно к бедному мистеру Гуденафу. В первые годы брака он был очень добр и говорил: «Пэтти, возьми меня под левую руку, чтобы быть ближе к сердцу». Так мы и ходили, хотя ему было о чем подумать, кроме того, с какой стороны у него сердце. Так вот, я всегда переворачивала юбку испорченной стороной вправо, и когда мы шли рядом, никто не замечал пятна.
— Не удивлюсь, если он снова пригласит Синтию к себе в Лондон, — призналась старшая мисс Браунинг. — Если сделал это, когда был беден, то наверняка сделает и сейчас, став королевским адвокатом.
— Да, вполне возможно, что так и случится. Лишь бы только девочка не зазналась: Лондон в ее-то возрасте. Я впервые оказалась там в пятьдесят лет!
— Но молодая леди образованная, жила во Франции, — заметила мисс Фиби.
Миссис Гуденаф не меньше минуты молча качала головой и только после этого высказала авторитетное мнение:
— Это риск. Большой риск. Не хочу говорить доктору Гибсону, но на его месте постаралась бы сделать так, чтобы моя дочь не столь тесно общалась с девушкой, выросшей в той самой стране, где родились Робеспьер и Бонапарт.
— Но Бонапарт был корсиканцем, — возразила мисс Кларинда, куда более продвинутая и в знаниях, и в либеральных взглядах, чем миссис Гуденаф. — А общение с жителями других стран способствует развитию ума. Всегда восхищаюсь грацией и манерами Синтии: никогда не стесняется говорить, но знает меру. Всегда на месте в любом обществе. Ну а если слегка кокетничает, то это так естественно в ее-то возрасте! А что касается дорогой Молли, то в ней ощущается неловкость. В прошлый раз, когда была у нас на вечере, разбила лучшую чашку и разлила кофе на новый ковер, а потом все оставшееся время смущенно молча просидела в уголке.
— Бедняжка расстроилась из-за своей неудачи, сестра, — выступила в защиту всегда преданная Молли мисс Фиби.
— Разве я сказала, что нет? Но неужели из-за этого стоило молчать?
— И все же ты повела себя довольно резко… выразила недовольство…
— Считаю своим долгом выражать недовольство, когда молодежь ведет себя неаккуратно. А если понимаю свой долг, то и исполняю его. Не собираюсь сторониться правды, и молодые люди должны испытывать благодарность. Миссис Гуденаф знает, что не каждый возьмет на себя ответственность за их воспитание. Очень, очень люблю Молли Гибсон (как любила и ее матушку): пожалуй, она стоит полудюжины таких, как Синтия, — но даже ей непозволительно разбить мою лучшую чашку, а потом до конца вечера просидеть молча.
К этому времени миссис Гуденаф заметно устала. Неловкость Молли и разбитая чашка сестер Браунинг оказались темами не столь интересными, как вновь открывшееся счастье миссис Гибсон в виде успешного родственника в Лондоне.
Мистер Киркпатрик походил на многих мужчин, упорно пробивавшихся в профессии и обремененных большой семьей. Он был готов поддержать родственные связи, если это не требовало много времени и если (важнейшее условие) он о них помнил. Визит Синтии на Даути-стрит девять-десять лет назад не оставил в его памяти заметного следа после того, как однажды он изложил его возможность своей добродушной жене. Время от времени глава семьи даже пугался появления среди своих детей хорошенькой девочки, когда целая гурьба являлась к десерту и напоминала папочке, кто это такая. Но поскольку он имел обыкновение почти сразу уходить в кабинет и до ночи погружаться в бумаги, Синтия не произвела на него особого впечатления. Возможно, в следующий раз он вспомнил о ее существовании, когда миссис Киркпатрик обратилась с просьбой приютить дочь на ночь по пути в Булонь. Просьба повторилась при ее возвращении, однако случилось так, что во время обоих визитов мистер Киркпатрик не увидел племянницу и только смутно запомнил замечание жены, что опасно отправлять такую юную девушку в столь далекое путешествие, не позаботившись о ее безопасности надежнее, чем это сделала миссис Киркпатрик. Он знал, что супруга исправит все недостатки в этом отношении так, как будто Синтия ее родная дочь, а потому больше не думал о племяннице до тех пор, пока не получил приглашения на свадьбу миссис Киркпатрик с мистером Гибсоном — глубокоуважаемым доктором из Холлингфорда, и все такое прочее. Надо заметить, что внимание вызвало скорее раздражение, чем радость.
— Неужели эта женщина думает, что мне больше нечего делать, кроме как ездить по стране за женихами и невестами, когда приближается грандиозное дело Хьютона против Хьютона и у меня нет ни минуты свободной? — возмущенно обратился он к жене.
— Возможно, она ничего не слышала об этом деле, — предположила миссис Киркпатрик.
— Ерунда! Все газеты писали несколько дней подряд!
— Но могла не знать, что ты там занят.
— Могла, — задумчиво согласился супруг: такое невежество казалось возможным.
Но теперь грандиозное дело Хьютона против Хьютона ушло в прошлое; вершина королевской адвокатуры покорилась, и у мистера Киркпатрика появилось время для семейных связей и воспоминаний. Однажды во время пасхальных каникул он оказался неподалеку от Холлингфорда, имея в распоряжении свободное воскресенье, а потому предложил себя Гибсонам в качестве гостя с пятницы до понедельника, выразив острое желание (которое действительно испытывал, хотя и не столь остро) познакомиться с мистером Гибсоном. Несмотря на постоянную профессиональную занятость, мистер Гибсон всегда был гостеприимен. Больше того, ему хотелось вырваться из замкнутой интеллектуальной атмосферы и вдохнуть глоток свежего воздуха: узнать, что делается в большом мире за пределами привычных границ мыслей и действий, — поэтому он готовился сердечно встретить нового родственника. Миссис Гибсон трепетала от сентиментального восторга в ожидании семейного события, которое не произвело бы столь сильного впечатления, если бы мистер Киркпатрик по-прежнему оставался бедным юристом с семью детьми и жил на Даути-стрит.
Когда джентльмены встретились, их сразу привлекла друг к другу схожесть характеров в сочетании с разницей во взглядах, которая делала опыт каждого особенно ценным для собеседника. К миссис Гибсон, хотя семейная связь между ними почти ничего не значила, мистер Киркпатрик отнесся с очень вежливым вниманием и искренне порадовался, что вдове брата удалось выйти замуж за такого импозантного и умного человека, способного содержать жену в комфорте и великодушно относиться к ее дочери. Молли произвела впечатление очень умной девушки, которой для красоты не хватало яркости и энергии, хотя при более внимательном рассмотрении лицо ее оказалось не лишенным привлекательности: миндалевидные серые глаза, черные пушистые загнутые ресницы, ямочки на щеках, безупречные белые зубы. Однако все эти достоинства скрывались под вуалью вялости и медлительности, особенно заметных по контрасту с оживленной, быстрой, грациозной и остроумной Синтией. Как мистер Киркпатрик впоследствии признался жене, племянница его очаровала. А Синтия, готовая производить впечатление, как трехлетняя малышка, тут же забыла обо всех своих огорчениях и заботах, отбросила сожаление по утраченной симпатии мистера Гибсона. Сейчас она внимательно слушала и порой вставляла остроумные, хотя и наивные, замечания, чем привлекла особый интерес мистера Киркпатрика. Из Холлингфорда он уехал на удивление довольным: не только исполнил долг, но и получил удовольствие. К миссис Гибсон и Молли он испытывал обычное дружелюбие и не беспокоился о том, увидит ли их снова. Мистер Гибсон внушил королевскому адвокату горячее уважение и личную симпатию, которую, если бы позволила мирская суета, тот с радостью превратил бы в дружбу. А главное, мистер Киркпатрик твердо решил продолжить отношения с племянницей. Следовало обязательно познакомить с ней жену: пригласить девушку в гости и показать ей столицу. К сожалению, вернувшись домой, мистер Киркпатрик обнаружил огромное количество срочной работы, а потому на время отложил осуществление своих благородных планов, с головой погрузившись в текущие дела, и только в мае нашел возможность вместе с женой посетить ежегодную выставку Академии художеств, и один портрет настолько поразил сходством с Синтией, что королевский адвокат поведал и о ней, и о поездке в Холлингфорд больше, чем прежде. В результате на следующий день было написано и отправлено письмо, адресованное миссис Гибсон, с приглашением Синтии навестить родственников в Лондоне и множеством воспоминаний о детских шалостях, связывавших прошлое с настоящим.