[49], где Лондон представал центром разложения провинциальных жен и дочерей в безостановочном кружении далеко не невинных удовольствий.
Город представлялся ей неким моральным дегтем, к которому никто не мог прикоснуться, не испачкавшись, поэтому после возвращения Синтии домой мисс Браунинг зорко высматривала в ее характере признаки порчи, но никаких изменений, кроме множества новых красивых платьев, не замечала. Девушка побывала «в свете», «повидала блеск, сияние и ослепительный свет Лондона», однако, вернувшись в Холлингфорд, по-прежнему не считала зазорным подать стул мисс Кларинде, собрать букетик для мисс Фиби или заштопать и переделать собственную одежду. Все эти достоинства сестры единодушно сочли заслугой самой Синтии, а не Лондона, и старшая мисс Браунинг авторитетно продолжила:
— Насколько могу судить, Лондон похож на карманника или грабителя в обличье обыкновенного человека. Интересно, как в наших местах могли вырасти такие выдающиеся умы, как милорд Холлингфорд или мистер Роджер Хемли? Добрый мистер Гибсон, который принес нам этот научный журнал, так гордится их достижениями, словно это его родственники.
Миссис Гибсон загадочно улыбнулась в ответ на эти слова, а мисс Кларинда продолжила:
— Фиби прочитала статью вслух, потому что для меня шрифт мелковат. Названия новых мест ее озадачили, но я посоветовала их пропустить: все равно мы никогда не слышали о них прежде и не услышим в будущем, — но вот все хвалебные слова в адрес милорда и мистера Роджера она прочитала. Так вот я и спрашиваю вас: как могли у нас родиться и вырасти эти прекрасные джентльмены? Всего на расстоянии восьми миль отсюда? И Молли, и я не раз там бывали. И вот теперь все рассуждают о достоинствах интеллектуального общества Лондона, о выдающихся людях, повстречать которых — большая честь, а на самом деле большинство привлекают только магазины да театры. Но это все ерунда. Мы стараемся выглядеть лучше, чем есть на самом деле, а если хотим сказать что-то разумное, то начинаем говорить по-человечески. Но я снова вас спрашиваю: откуда берутся эти научные сообщества, мудрые ученые и выдающиеся путешественники? Да из сельских приходов, подобных нашему! Лондон забирает к себе лучших уроженцев провинции, выставляет напоказ, а потом обращается к жителям тех мест, которые обокрал: «Приезжайте и посмотрите, как я хорош!» Хорош, ничего не скажешь! Терпеть не могу ваш Лондон. Синтии намного полезнее оставаться здесь, в Холлингфорде, и на вашем месте, миссис Гибсон, я бы положила конец лондонским письмам: они только сбивают ее с толку.
— Но, возможно, мисс Браунинг, когда-нибудь ей придется жить в Лондоне, — жеманно улыбнулась миссис Гибсон.
— Значит, самое время об этом подумать. Желаю ей честного сельского мужа с приличным достатком и хорошим характером в придачу. Запомни, Молли, — повернулась мисс Браунинг к испуганной девушке, — у Синтии есть мать, чтобы позаботиться. А ты растешь без матери. Когда дорогая Мери была жива, мы с ней крепко дружили, поэтому я не позволю тебе броситься на шею тому, чья жизнь как мутная водица. Клянусь богом!
Заключительная речь прозвучала с таким напором, что произвела в тихой гостиной эффект разорвавшегося пушечного ядра. Мисс Браунинг явно предупреждала любимицу поостеречься мистера Престона, но поскольку сама Молли даже не представляла, о чем она, поэтому не могла понять, что означает эта суровая проповедь. Тем временем миссис Гибсон, неизменно принимая близко к сердцу каждое касавшееся ее слово (она называла это чувствительностью), заметила обиженно:
— Уверена, мисс Браунинг, вы глубоко заблуждаетесь, полагая, что родная мать могла бы заботиться о Молли лучше, чем это делаю я, так что нет никакой необходимости ее защищать. Не понимаю, что заставило вас говорить в таком тоне, как будто все мы поступаем неправильно и в чем-то ее ущемляем. Я глубоко оскорблена. Молли сама подтвердит, что нет такой вещи или такого развлечения, которое имела бы только Синтия, а она чувствовала бы себя обделенной. Что же касается отсутствия заботы о ней, то если бы завтра ей предстояло отправиться в Лондон, я бы тоже поехала с ней, чтобы присмотреть, хотя не делала этого для Синтии, когда та училась во Франции. Спальни девочек убраны совершенно одинаково. Я даже позволяю ей всякий раз, когда захочется, надевать свою красную шаль. Просто не понимаю, что вы имеете в виду, мисс Браунинг.
— Вовсе не хотела вас оскорбить, а просто собиралась предупредить Молли. Думаю, она поняла, что я имела в виду.
— Ничего не поняла, — смело возразила Молли. — Даже не представляю, что вы собирались сказать, если не все выразили прямо: хотите, чтобы я вышла замуж за доброго человека, и, как мамина подруга, ни за что не позволите выйти за дурного. Я вообще не хочу выходить замуж и даже не думаю о браке, но если вдруг соберусь, а жених окажется недостойным, обязательно поблагодарю вас за предупреждение.
— На предупреждении я не остановлюсь, дорогая. Если потребуется, заявлю в церкви протест против заключения брака, — добавила мисс Браунинг, убежденная в истинности слов, которые Молли произнесла, густо покраснев, но не сводя глаз с лица собеседницы.
— Заявите! — решительно кивнула Молли.
— Ну-ну, не сердись. Возможно, я ошиблась. Пора оставить эту тему. И все-таки запомни мои слова, Молли, в любом случае вреда в них нет. Сожалею, что обидела вас, миссис Гибсон. Думаю, что как мачеха вы пытаетесь честно исполнять свой долг. Желаю хорошего дня. До свидания. Да благословит вас Господь.
Если мисс Браунинг верила, что прощальное благословение восстановит мир в комнате, которую покидала, то глубоко ошибалась. Едва за ней закрылась дверь, миссис Гибсон немедленно разразилась гневной тирадой:
— Пытаюсь честно исполнять свой долг! Еще чего! Буду чрезвычайно тебе признательна, Молли, если впредь станешь вести себя так, чтобы мне не пришлось выслушивать подобные упреки.
— Не знаю, что заставило ее говорить таким тоном, — в недоумении заметила Молли.
— Я тоже понятия не имею, да и не хочу. Знаю одно: прежде никто не заявлял, что я пытаюсь исполнять свой долг, потому что все видели, что я его исполняю, и не оскорбляли недоверием. Отношусь я к долгу так серьезно, что готова говорить о нем только в церкви и других священных местах, а не выслушивать рассуждения некой особы, считающей себя подругой твоей матери. Можно подумать, не забочусь о тебе так же, как о Синтии! Вот, например, вчера зашла к ней в комнату и застала за чтением письма, но даже не спросила, от кого оно. А тебя непременно заставила бы признаться.
Вполне возможно. Миссис Гибсон избегала конфликтов с дочерью, потому что знала: это бессмысленно, все равно проиграет, — в то время как Молли сразу сдавалась, не желая усугублять ситуацию.
В гостиную вошла Синтия и, уже с порога заметив неладное, быстро спросила:
— Что-то случилось?
— Видишь ли, Молли совершила что-то такое, что дало повод мисс Кларинде явиться сюда и заявить, что я только пытаюсь исполнять свой долг! Если бы твой бедный отец был жив, дорогая, никто не осмелился бы говорить со мной в таком тоне. «Мачеха пытается исполнять свой долг!» Подумать только! И какая муха ее укусила?
Любое упоминание об отце сразу избавляло Синтию от желания иронизировать. Она подошла ближе и поинтересовалась у Молли, в чем дело.
Еще не успев успокоиться, та ответила:
— Мисс Браунинг почему-то решила, что я собираюсь замуж, но мой избранник вызывает у нее нарекания…
— Ты, Молли?
— Да. Однажды она уже беседовала со мной. Подозреваю, что она имеет в виду мистера Престона…
Синтия едва не рухнула на стул, а Молли продолжила:
— Мисс Браунинг едва ли не обвинила миссис… маму в ненадлежащем уходе за мной, держалась довольно оскорбительно…
— Не довольно, а очень, очень оскорбительно, — возразила миссис Гибсон, немного успокоившись.
— С чего она это взяла? — очень тихо спросила Синтия.
— Не знаю, — ответила матушка в своей обычной манере. — Я далеко не всегда одобряю действия мистера Престона, но даже если она имела в виду его, то я предпочла бы его визит общению с этой старой девой.
— Насчет мистера Престона было всего лишь предположение, — вставила Молли. — Когда вы обе были в Лондоне, она уже затевала подобный разговор. Кажется, что-то услышала о нем и о тебе, Синтия.
Синтия бросила на нее такой осуждающий взгляд, что Молли тут же умолкла. После столь бурной реакции тем более удивительным показалось спокойствие, с которым она тут же отреагировала:
— В конце концов, ты сама сказала, что про мистера Престона всего лишь догадка, поэтому лучше о нем забыть. А что касается совета присматривать за вами, мисс Молли, то готова поручиться за ваше безупречное поведение. Мы с мамой прекрасно знаем, что последнее, на что вы решитесь, это вести себя неблагоразумно. А теперь давайте поговорим о чем-нибудь другом. Я, собственно, пришла вам сказать, что маленький сынишка Ханны Брэнд обварился кипятком, а его сестра пришла попросить старых тряпок.
Всегда добрая к бедным, миссис Гибсон немедленно поднялась и отправилась исполнять просьбу, а Синтия спокойно повернулась к Молли:
— Умоляю, больше никогда не упоминай обо мне и мистере Престоне, ни с мамой, ни с кем-то еще. Никогда! У меня на то есть веская причина. Больше ни слова!
В этот момент вернулась миссис Гибсон, и Молли так и осталась в неведении о причине столь острого недовольства подруги, но время, когда ей предстояло все узнать, приближалось.
Глава 42Гроза разражается
Осень прошла сквозь все свои стадии: уборка золотого урожая; прогулки по убранной стерне; набеги на орешник в поисках спелых орехов; освобождение яблоневых садов от румяного груза под радостные крики наблюдающих детей, — и вот, наконец, в сопровождении коротких прозрачных дней, яркая разноцветная листва. В природе царила тишина, нарушаемая лишь редкими выстрелами да шумом крыльев вспархивающих с поля куропаток.