После неудачного визита мисс Браунинг в доме Гибсонов ощущалось напряжение. Синтия мысленно держала всех и каждого на расстоянии вытянутой руки, особенно избегая бесед с Молли. Миссис Гибсон, все еще обиженная на мисс Браунинг за обвинение в ненадлежащем присмотре за падчерицей, избрала тактику крайне утомительного наблюдения за бедной девушкой: «Где ты была? Кого видела? От кого это письмо? Почему так долго не возвращалась, хотя собиралась только…» — как будто Молли действительно была замечена в неподобающем общении. Она отвечала на все вопросы с простым откровением абсолютной невинности, но любопытство (хотя она понимала его мотив и знала, что дело не в подозрении, а все делается для того, чтобы миссис Гибсон могла сказать, что хорошо следит за падчерицей) невыразимо обижало. Очень часто Молли предпочитала остаться дома, чем сообщить, куда собирается отправиться, даже если не имела конкретных намерений, а всего лишь хотела погулять и насладиться торжественной красотой увядающей природы. Это время стало для нее очень тяжелым: жизненная энергия иссякла, оставив от многих радостей лишь пустые оболочки. В девятнадцать лет ей казалось, что юность прошла! Синтия неуловимым образом изменилась: возможно, эта перемена могла повлиять и на отношение к ней далекого Роджера. По сравнению с отстранением подруги мачеха казалась почти доброй. Конечно, миссис Гибсон докучала постоянным наблюдением, но зато во всем остальном оставалась прежней. И все-таки сама Синтия выглядела встревоженной и озабоченной, хотя и не делилась переживаниями с Молли. В наивной добродетели бедная девушка винила себя в излишней чувствительности относительно манер Синтии: «Если мне тяжело выносить отсутствие Роджера и постоянную тревогу о нем, то каково ей?»
Однажды мистер Гибсон появился в гостиной бодрым и оживленным.
— Молли, где Синтия?
— Ушла по каким-то делам.
— Жаль. Но ничего. Как можно скорее надень шляпу и плащ. Я взял у Симпсона коляску: хотел вас прокатить. Места хватило бы для вас с Синтией, а теперь тебе придется возвращаться домой в одиночестве. Довезу до Барфорд-роуд: там сойдешь и обратно пойдешь пешком. В Бродхерст не повезу: могу задержаться надолго. Ну как, согласна?
Миссис Гибсон в комнате не было. Возможно, ее не было и дома, однако Молли это обстоятельство ничуть не беспокоило. Главное, что рядом отец. Уже через пару минут она сидела возле него в плаще и шляпе; задняя скамейка была поднята, и легкая тележка весело катилась, подпрыгивая на мощеных улицах.
— Ух как здорово! — воскликнула Молли после особенно ощутимого толчка.
— Для молодых, но не для старых, — ворчливо возразил мистер Гибсон. — Мои кости ощущают приближение ревматизма, так что предпочел бы ездить по щебню.
— Это предательство по отношению к прекрасному пейзажу и чудесному чистому воздуху, папа! Только я тебе не верю.
— Спасибо. Раз ты так любезна, пожалуй, высажу у подножия вот этого холма. Уже проехали указатель второй мили от Холлингфорда.
— О, позволь подняться на вершину! Знаю, что оттуда видна голубая гряда холмов Молверн, а среди лесов стоит Дорример-холл. Лошадь немного отдохнет, а потом я сразу сойду.
Они заехали на вершину холма и просто молча посидели, наслаждаясь великолепным пейзажем: посреди одетых в золото лесов — старинный кирпичный дом с кривыми трубами, обращенный к зеленой лужайке и тихому озеру, а за ним, вдалеке, холмы Молверн.
— Ну, теперь спрыгивай, девочка, и скорее беги домой, пока не стемнело. Тропинка через Кростон-Хит намного короче дороги, по которой мы ехали.
Чтобы добраться до Кростон-Хит, Молли пришлось пройти по узкому темному проулку с редкими старыми хижинами по обе стороны, потом пробежать через небольшой лесок, по дощатому мостику переправиться через ручей и подняться на противоположной стороне по высеченным в земле ступеням. В конце этого пути открывался Кростон-Хит — просторная долина, по краям застроенная домами работников, которую пересекала короткая тропинка в Холлингфорд.
Самой пустынной частью пути оказалась первая: проулок, лес, маленький мост и подъем по земляным ступеням, — но Молли нисколько не боялась, напротив, радостно шагала по проулку под низко нависшими ветками вязов, откуда время от времени падали крупные желтые листья, и вдыхала полной грудью чистый осенний воздух. Она уже подходила к последнему дому, когда услышала испуганный крик. Это малыш споткнулся и упал. Молли склонилась, подняла ребенка, прижала к груди и по грубым каменным ступеням понесла к хижине, решив, что это его дом. Им навстречу выбежала испуганная женщина с полным фартуком поздних слив. Увидев ее, малыш протянул ручонки, и женщина, тут же высыпав фрукты под ноги, схватила его, принялась утешать, а заодно и благодарить Молли, причем называла ее по имени. Девушка очень удивилась и спросила, откуда та ее знает, и женщина ответила, что до замужества работала служанкой у миссис Гуденаф, так что не могла не узнать дочку доктора Гибсона.
После короткой беседы Молли продолжила путь, время от времени останавливаясь, чтобы собрать букет из особенно ярких листьев. Войдя в лес и следуя изгибам тропинки, она вдруг услышала чей-то возглас и, остановившись, оглянулась. Среди янтарной и алой листвы сияли блестящей зеленью пышные падубы. Если здесь кто-то прятался, то только за этими кустами, поэтому Молли сошла с тропы и по бурым зарослям папоротника к подлеска направилась в сторону падубов. Там стояли мистер Престон и Синтия. Он крепко сжимал ее руки, и оба выглядели так, словно, услышав шорох шагов, прервали бурный разговор.
Пару мгновений все трое молчали, потом Синтия попросила:
— О, Молли! Иди скорее сюда и рассуди нас!
С презрительным выражением лица мистер Престон медленно выпустил руки Синтии. Он тоже выглядел очень взволнованным. Молли подошла и, пристально глядя на джентльмена, бесстрашно взяла подругу за руку. Тот не смог выдержать взгляда и обратился к Синтии:
— Тема нашего разговора не допускает присутствия третьих лиц. Поскольку мисс Гибсон претендует на ваше общество, вынужден просить назначить другое место и время для продолжения беседы.
— Если Синтия захочет, я уйду, — проговорила Молли.
— Нет-нет, останься: хочу, чтобы ты все услышала, — жалею, что не рассказала раньше.
— Иными словами, жалеете, что не рассказали о нашей помолвке, о том, что давным-давно пообещали стать моей женой. Прошу не забывать, что это вы взяли с меня обещание сохранить все в тайне, а не я с вас!
— Я не верю ему, Синтия! Только не плачь!
— Синтия, — проговорил мистер Престон с неожиданной нежностью, — умоляю, не уходите в гневе и обиде. Даже не представляете, как я страдаю! — Он шагнул к девушке и попытался взять за руку, утешить, но она в страхе отпрянула и разрыдалась еще отчаяннее. Присутствие Молли оказалось настолько желанной защитой, что Синтия позволила себе не сдерживать чувств.
— Уходите! — воскликнула Молли. — Разве не видите, что ваше присутствие терзает и без того измученную душу?
Но мистер Престон даже не пошевелился: будто и не услышал слов, не сводил глаз с Синтии.
— Да уйдите же наконец! — гневно воскликнула Молли. — Если действительно хотите, чтобы она успокоилась. Неужели не ясно, что слезы из-за вас?
— Уйду, если мисс Киркпатрик сама мне прикажет, — сказал мистер Престон.
— Ах, Молли, не знаю, что делать, — пробормотала Синтия, открыв лицо и разрыдавшись еще отчаяннее.
Девушка была близка к истерике, сквозь рыдания пыталась что-то говорить, но разобрать было невозможно, и Молли распорядилась:
— Сбегайте к ближайшему дому и принесите воды!
Мистер Престон не двинулся с места, и Молли разозлилась:
— Почему стоите как истукан?
— Разговор еще не закончен. Не уйдете до моего возвращения?
— Нет. Разве не видите, в каком она состоянии?
Мистер Престон поспешно удалился, хотя и с очевидной неохотой.
Синтия продолжала рыдать, а немного успокоившись, воскликнула:
— Молли, я его ненавижу!
— Почему он сказал, что вы помолвлены? Постарайся не плакать, дорогая, и объясни. Насколько в моих силах, постараюсь помочь, но пока не представляю, что все это значит.
— История слишком долгая, чтобы сейчас рассказывать, а у меня совсем нет сил. К тому же он возвращается. Немного приду в себя, и пойдем домой, там все и расскажу.
— С радостью, — согласилась Молли.
Мистер Престон принес воды, и Синтия напилась и успокоилась.
— Что ж, не будем терять время: пойдем домой, — предложила Молли, — а то темнеет очень быстро.
Только она напрасно надеялась так легко отвязаться от мистера Престона: уступать тот не собирался.
— Полагаю, поскольку мисс Гибсон уже многое узнала, лучше рассказать ей всю правду: что мы обручились и, как только вам исполнится двадцать лет, должны пожениться. Иначе ваше пребывание здесь, со мной, да еще по предварительной договоренности, может показаться ей странным и даже двусмысленным.
— Но мне известно, что Синтия помолвлена с другим человеком, а потому никак не могу вам поверить, мистер Престон.
— Ах, Молли! — воскликнула Синтия, пытаясь сохранить видимость самообладания. — Я не помолвлена ни с тем, кого ты имеешь в виду, ни с мистером Престоном.
Джентльмен холодно улыбнулся.
— У меня хранятся письма, способные убедить мисс Гибсон в правоте моего утверждения, а при необходимости и мистера Осборна Хемли — ведь, полагаю, речь о нем?
— Вы оба меня крайне озадачили, — задумчиво заключила Молли. — Единственное, в чем я не сомневаюсь: мы не должны здесь стоять в столь поздний час. Нам с Синтией нужно немедленно вернуться домой, а вы, мистер Престон, если хотите поговорить с мисс Киркпатрик, приходите в дом моего отца и, как пристало приличному человеку, открыто попросите о встрече.
— Что ж, я готов, — ответил мистер Престон. — Буду рад объяснить мистеру Гибсону суть своих отношений с мисс Киркпатрик. Если не сделал этого раньше, то только потому, что следовал ее воле.