То ли от известия о болезни кузины, то ли по другой причине после завтрака Синтия впала в уныние и в таком состоянии пробыла весь день. Теперь Молли понимала причину частой смены настроений подруги и старалась не докучать ей и быть терпимой. Ближе к вечеру, оставшись наедине с Молли, Синтия подошла, но встала так, чтобы не было видно лица, и с надеждой спросила:
— Ты это сделаешь? То, о чем говорила ночью? Весь день об этом думаю. Иногда мне кажется, что, если убедительно попросить, он может отдать письма. Во всяком случае, если тебе не очень противно, то попробовать можно.
Так получилось, что, чем дольше Молли думала о предстоящем разговоре с мистером Престоном, тем острее ненавидела идею. Но ведь она сама предложила помощь и не собиралась идти на попятную, поскольку верила, что способна принести пользу, и не видела, каким образом это может навредить, поэтому согласилась и постаралась скрыть недовольство, стремительно возраставшее, по мере того как Синтия принялась торопливо объяснять детали.
— Встретишь его в Тауэрс-парке: на аллее, что ведет от сторожки к главному дому. Он будет возвращаться оттуда: там всегда много дел, и у него есть все ключи. Можно подождать возле сторожки, не обязательно заходить далеко.
Молли недовольно подумала, что Синтия имеет богатый опыт в устройстве подобных встреч, и отважилась спросить, как мистер Престон узнает о ее намерении.
— Ах, какая разница! Он будет рад прийти! Ты же слышала о его намерении продолжить разговор. Впервые свидание назначу я. Если бы только удалось освободиться! Всю жизнь была бы тебе благодарна!
— Это, наверное, ужасно, — призналась Молли, густо покраснев. — Хотя я и не смогла бы принять предложение — даже от Роджера, — если бы над головой висела нерасторгнутая помолвка.
— Забываешь, насколько я ненавижу Престона! — возразила Синтия. — Скорее именно это, а не избыток любви к Роджеру, заставило меня заключить этот договор. Роджер не хотел произносить слово «помолвка», но я произнесла, чтобы почувствовать себя свободной. И если бы не письма, то и стала бы свободной! Ах если бы удалось убедить его взять эти деньги и вернуть письма! Тогда можно было бы обо всем забыть. Он бы женился на другой девушке, я бы вышла замуж за Роджера, и все бы успокоилось. В конце концов, речь идет об ошибках юности, не более того. Можешь предупредить мистера Престона, что если он все-таки предаст мои письма гласности — покажет твоему отцу или сделает еще что-то подобное, — я сразу уеду из Холлингфорда и больше никогда сюда не вернусь.
Итак, перегруженная множеством условий и оговорок, без понятия, что скажет, в условленный час Молли отправилась к назначенному месту. Хоть ей и претило и само поручение, и манера, в какой Синтия говорила о Роджере. И все же он была готова все вытерпеть ради спасения подруги и возвращения ее на путь добродетели. День выдался ветреный. Под шум высоких голых деревьев она миновала ворота и ступила на алеею. Шагала быстро, чтобы не было возможности думать. Примерно в четверти мили от сторожки аллея изгибалась, а затем прямо стремилась к пустующему дому. Чтобы не терять сторожку из виду, Молли остановилась возле дерева лицом к ней. Вскоре послышались шаги по траве. Престон заметил полускрытую стволом женскую фигуру и решил, что это Синтия, но, когда подошел ближе и девушка обернулась, вместо ее прекрасного лица увидел бледное, суровое лицо Молли. Она не произнесла слов приветствия, и по всему было видно, что ей страшно, но серые глаза встретили его вопросительный взгляд твердо и мужественно.
— Синтия не смогла прийти? — осведомился мистер Престон.
— Не знала, что вы надеялись встретить ее, — ответила Молли с легким удивлением.
По простоте своей она решила, что подруга предупредила его о встрече именно с ней в условленном месте и в условленное время, однако Синтия для этого оказалась слишком хитра и заманила туманной запиской, где, избегая прямой лжи, заставила поверить, что явится лично.
— Она написала, что будет здесь, — заявил мистер Престон, крайне раздосадованный неожиданной встречей с мисс Гибсон.
— Мисс Киркпатрик попросила меня вместо нее прийти сюда и встретиться с вами, — заявила Молли, — подробно объяснив суть ваших отношений.
— Неужели? — презрительно усмехнулся мистер Престон. — Мисс Киркпатрик не самая открытая и правдивая особа на свете!
Молли покраснела, но при всей грубости его тона сумела сохранить спокойствие и тем самым укрепить пошатнувшуюся решимость.
— Не пристало говорить так о даме, которую желаете видеть своей женой. Но сейчас важно не это. У вас хранятся несколько ее писем, и она хотела бы получить их обратно.
— Вот как?
— Вы не имеете права держать их у себя.
— Законного или морального? О каком праве вы говорите?
— Не знаю. Просто негоже джентльмену хранить письма от девушки, которая хотела бы их забрать, а тем более использовать для шантажа.
— Вижу, вы действительно знаете все, мисс Гибсон, — заметил мистер Престон более уважительно. — Во всяком случае, она рассказала вам свою половину истории. А теперь выслушайте мою. Мисс Киркпатрик торжественно, как истинная женщина, пообещала мне…
— Да какая женщина! Ей тогда едва шестнадцать исполнилось!
— Вполне достаточно, чтобы отвечать за свои действия. Но если хотите, назову мисс Киркпатрик девушкой. Итак, она торжественно пообещала стать моей женой, оговорив лишь тайну помолвки и некоторый период ожидания. Затем писала письма, повторяя данное обещание, — достаточно откровенные, чтобы доказать, что считала себя связанной словом. Я не привык поддаваться на обман. Не выставляю себя святым и в большинстве случаев умею постоять за свои интересы. Вы прекрасно знаете, что за душой у нее нет ни пенни, а в ту пору не было и влиятельных друзей, способных как-то помочь в жизни. Страсть моя была совершенно бескорыстной. Она и сама знает, что я вполне мог жениться на богатой наследнице. Одна из таких была к тому же красива и питала ко мне нежные чувства.
Самодовольство и хвастливость Престона возмутили Молли:
— Прошу прощения, но мне не интересно слушать о ваших матримональных возможностях. Я пришла сюда по просьбе Синтии, которая вас совсем не любит и не хочет выходить за вас замуж.
— Что же, значит, придется заставить полюбить, как было когда-то: мисс Киркпатрик меня не только любила, но и дала обещание. Очень надеюсь, что после свадьбы сумею внушить ей прежнюю любовь — ту, которую она выражает в письмах.
— Синтия никогда не выйдет за вас замуж, — твердо заявила Молли.
— В таком случае, если есть мужчина, чьим мнением она дорожит, он получит возможность прочитать ее письма ко мне.
Молли едва не рассмеялась, уверенная, что Роджер ни за что на свете не опустится до подобного, но потом подумала, что вся эта история и особенно общение с мистером Престоном доставит боль, если сначала он не услышит правду от Синтии. Придется Молли самой что-то предпринять, чтобы избавить его от боли, но прежде чем она решила, что именно, мистер Престон продолжил:
— На днях вы обмолвились, что мисс Киркпатрик помолвлена. Могу я узнать, с кем именно?
— Нет, не можете. Сами слышали, как она сказала, что это не помолвка. Но будь даже это так, неужели думаете, что после ваших слов я открыла бы имя ее избранника? Можете не сомневаться в одном: он никогда не прочтет ни строчки из ваших писем. Для этого он слишком… Нет, не произнесу больше ни слова: все равно не поймете.
— Мне представляется, что этот таинственный «он» — счастливец, нашедший горячую защитницу в лице мисс Гибсон, с которой вовсе не обручен, — заключил мистер Престон с таким презрительным видом, что Молли едва не расплакалась, но сдержалась и продолжила борьбу не только за Синтию, но и за Роджера.
— Ни один уважающий себя мужчина не станет читать эти письма. А если кто-то все же прочитает, то настолько устыдится, что не захочет обсуждать. Зачем они вам?
— Они содержат многочисленные обещания выйти за меня замуж.
— Но Синтия утверждает, что скорее навсегда покинет Холлингфорд и станет сама зарабатывать свой хлеб, чем исполнит обещание.
Мистер Престон не смог скрыть глубокого унижения. В эту минуту он выглядел настолько расстроенным, что Молли почти прониклась жалостью.
— Уверены, что передаете чистую правду? Она действительно произнесла эти слова, отдавая себе отчет в чувствах и мыслях? Конечно, если они соответствуют истине, — продолжил Престон, взяв себя в руки. — Молодые леди обожают бросаться словами вроде «ненавижу» и «презираю»: знаю немало особ, которые так говорили про мужчин, за которых мечтали выйти замуж.
— Не готова отвечать за других, — возразила Молли. — Знаю только, что Синтия… — Она на мгновение умолкла, но тут же заставила себя закончить фразу: — …ненавидит вас так, как девушка ее характера вообще способна ненавидеть.
— Ее характера? — растерянно повторил мистер Престон, пытаясь скрыть унижение.
— Да, потому что я ненавидела бы сильнее, — тихо добавила Молли, но замечание ее было оставлено без внимания.
Мистер Престон ковырял тростью мягкую землю и сосредоточенно смотрел под ноги.
— Итак, не соизволите ли вернуть письма через меня? Уверяю, что заставить ее выйти за вас замуж все равно не удастся.
— Все не так просто, мисс Гибсон, — проговорил мистер Престон, внезапно поднимая голову. — Вы, похоже, даже не подозреваете, что, помимо любви, существуют и другие чувства, которыми можно руководствоваться. Никогда не слышали о мести? Синтия так долго обманывала меня обещаниями, что… Впрочем, бесполезно об этом говорить. Безнаказанным это не останется, так ей и передайте. Письма я сохраню и, когда сочту нужным, использую в своих интересах.
Провал миссии привел Молли в отчаяние. Почему-то она надеялась добиться успеха, а в итоге все испортила. Оставался ли какой-нибудь действенный аргумент? Тем временем, мистер Престон продолжал, подстегивая себя мыслью, как две девушки обсуждали его персону. К горечи любовного разочарования добавился гнев уязвленного самолюбия.