— Мистер Осборн Хемли может услышать о содержании писем, оставаясь слишком благородным, чтобы их прочитать. Даже до вашего отца могут долететь неприятные слухи. Насколько помню, в своих посланиях мисс Киркпатрик не слишком лестно отзывается о леди, которая стала миссис Гибсон. Есть и…
— Хватит! — перебила Молли. — Не хочу ничего слушать! Одинокая девушка считала вас своим другом, а вы… Но я предвидела такой исход нашей беседы. Первое, о чем подумала, это рассказать все отцу, но Синтия взяла с меня обещание этого не делать, поэтому я поведаю все леди Харриет и попрошу ее поговорить с отцом. Уверена, она не откажет, а противостоять лорду Камнору не в ваших силах.
Мистер Престон прекрасно знал, что убедить графа в своей невиновности действительно не сможет. Ни один порядочный джентльмен не допустил бы столь вероломного поведения и шантажа с письмами, которые позволил себе управляющий поместьями — пусть даже такой деловой и квалифицированный. Удивляло лишь то, как смогла сообразить стоявшая перед ним наивная девочка. На миг все чувства померкли перед восхищением. Испуганная, но отважная, она продолжала бороться даже тогда, когда вроде бы потерпела поражение. Но больше всего Престона поразило то, что в полной мере отразило его натуру: он осознал, что Молли совершенно не воспринимает его как молодого мужчину, а себя — как девушку, словно она ангел во плоти. Хотя стало ясно, что выхода нет и придется вернуть письма, Престон не собирался сразу сдаваться. Задумавшись, каким образом оттянуть время, он вдруг услышал на гравийной дорожке скрежет копыт, а спустя мгновение звук проник и в сознание Молли. На лице отразился испуг, она была готова убежать, но не успела: мистер Престон крепко сжал ее руку.
— Спокойно. Пусть увидит. Вы не совершили ничего постыдного.
Пока он это говорил, мистер Шипшенкс появился из-за поворота аллеи и подъехал вплотную. В отличие от Молли Престон заметил на умном обветренном лице пожилого джентльмена особый проницательный взгляд, но не придал этому значения, а шагнул навстречу и поприветствовал. Тот же обратил все свое внимание на его спутницу:
— Мисс Гибсон! Не слишком ли ветреный день для прогулки, юная леди? А уж стоять на одном месте и вовсе холодно. Не так ли, Престон?
Он многозначительно ткнул молодого коллегу хлыстом, на что тот ответил:
— Да. Боюсь, слишком задержал мисс Гибсон беседой, что непростительно.
Молли не знала, как себя вести в таких ситуациях, поэтому молча поклонилась и, горько переживая провал миссии, отправилась домой. Она пока не знала, что победила, да и сам мистер Престон еще не успел ясно осознать поражение. Молли не успела отойти достаточно далеко, поэтому услышала голос мистера Шипшенкса:
— Простите, что нарушил ваше уединение, Престон.
Однако смысл фразы не проник в сознание: девушка переживала, что ничего не добилась и возвращается к Синтии побежденной.
Синтия, с нетерпением дожидавшаяся возвращения подруги, встретила ее у входа и сразу увлекла в столовую.
— Похоже, ничего не вышло: вижу, что писем у тебя нет. Собственно, другого я и не ожидала.
Она села, как будто так легче было справиться с разочарованием, а Молли, словно провинившаяся школьница, принялась оправдываться.
— Глубоко сожалею! Я очень старалась, но мистер Шипшенкс помешал разговору.
— Вот же незадача! Принесла его нелегкая! Как по-твоему, если бы времени было больше, удалось бы вернуть письма?
— Не знаю. Плохо, что мистер Шипшенкс увидел меня наедине с мистером Престоном: теперь пойдут сплетни.
— О, вряд ли он что-нибудь подумает на этот счет. А что сказал мистер Престон?
— Кажется, до последней минуты он искренне считал, что ты с ним до сих пор помолвлена, а письма — тому доказательство. Судя по всему, он тебя любит… по-своему.
— Вот именно: по-своему! — презрительно фыркнула Синтия.
— Чем больше об этом думаю, тем яснее понимаю, что нужно сказать папе: пусть с ним поговорит. Я пригрозила ему, что расскажу обо всем леди Харриет, и тогда сам лорд Камнор заставит его вернуть письма. Но это будет крайне неловко.
— Крайне! — повторила Синтия мрачно. — Но он наверняка понял, что это всего лишь пустая угроза.
— Ну почему? Я могу написать хоть сейчас, если хочешь. Только мне кажется, папа справится с этим лучше и без лишнего шума.
— Вот что, Молли: ты мне пообещала, что ничего не скажешь мистеру Гибсону, и думаю, не нарушишь данного слова, но все же: если что-то пойдет не так, немедленно уеду из Холлингфорда и больше никогда не вернусь!
В нервном возбуждении Синтия встала и принялась складывать шаль Молли.
— Но, Синтия, ведь есть еще и Роджер! — воскликнула та.
— Да, знаю, можешь не напоминать, но я не смогу жить в одном доме с человеком, который считает меня едва ли не распутницей, хотя ничего страшного я не совершила. Приехав сюда, чувствовала себя такой счастливой! Все вы любили меня, восхищались мной, а теперь… Да, Молли, даже ты, я заметила, относишься ко мне иначе: ведь у тебя мысли написаны на лице, и прочитать их ничего не стоит. Ты думаешь: «Какая Синтия обманщица: все это время морочила голову сразу двум мужчинам!» Эти мысли наверняка волновали тебя куда больше, чем жалость к девушке, у которой не было ни защитников, ни друзей, ей всегда приходилось самой заботиться о себе.
Молли молчала. Синтия была во многом права, но далеко не во всем. Молли по-прежнему искренне любила подругу и переживала из-за создавшегося положения куда сильнее, чем сама Синтия. Сознавала она и то, что во время разговора с мистером Престоном испытала немало боли и унижения — больше, чем могла вынести. Крупные слезы подступили к глазам и потекли по щекам.
— Ах, до чего же я жестока! — воскликнула Синтия. — Как я посмела упрекать тебя! Все это ведь правда, и я заслужила презрение.
— Ты не упрекала! — возразила Молли, попытавшись улыбнуться. Возможно, и я поступила бы точно так же.
— Нет, ты бы так не поступила никогда, потому что совсем по-другому устроена.
Глава 45Откровения
Всю оставшуюся часть дня Молли пребывала в дурном настроении и плохо себя чувствовала. Необходимость что-то скрывать оказалась для нее настолько необычным, не испытанным прежде грузом, что угнетала морально и физически.
Этот кошмар никак не удавалось стряхнуть. Так хотелось все забыть, и все же любое мелкое происшествие заставляло заново вспоминать каждое слово. На следующий день с утренней почтой принесли несколько писем. Одно из них, адресованное Синтии, пришло от Роджера. Молли ничего не получила, и ей оставалось лишь наблюдать, как подруга с задумчивой грустью читает заветные строчки. Ей казалось, что Синтия не имеет права читать искренние признания Роджера, пока не поставит точку в отношениях с мистером Престоном и откроет ему истинное положение дел. И все же, как всегда, та смущалась и краснела от слов восхищения и любви.
— Ну наконец-то! Именно этого я и ждала! — вдруг раздался ликующий возглас миссис Гибсон, только что отложившей адресованное мужу письмо.
Повернувшись к дочери, она пояснила:
— Послание от мистера Киркпатрика, дорогая. Он просит тебя приехать к ним и помочь подбодрить Хелен. Бедная девочка! Боюсь, она очень нездорова, но мы не могли пригласить ее сюда, не потревожив дорогого папу. Он не может обойтись без приемной. И я была готова отказаться от гардеробной, там невозможно устроить бедняжку с достаточным комфортом. В письме Каркпатрику я рассказала, как ты переживаешь из-за Хелен, и как хотела бы ей помочь (уверена, что так и есть). Теперь они ждут тебя в гости.
Глаза Синтии сверкнули.
— Поехала бы с радостью! Но как же ты, Молли?
— Успеешь собраться к вечернему дилижансу? — осведомился мистер Гибсон. — Удивительно, но после двадцати лет практики в Холлингфорде меня впервые вызвали в Лондон на завтрашний консилиум. Боюсь, леди Камнор чувствует себя хуже.
— Что ты говоришь? Бедная дорогая графиня! Какой это шок для меня! Хорошо, что успела позавтракать, а то кусок не полез бы в горло, — проговорила миссис Гибсон.
— Нет-нет, ничего страшного не произошло: всего лишь стало немного хуже, — но это вполне может означать, что скоро наступит заметное улучшение. Не вкладывай в мои слова иного смысла, кроме буквального.
— Ну слава богу! Как насчет твоих туалетов, Синтия?
— Все в порядке, мама, спасибо. Буду готова к четырем часам. Молли, поможешь собраться? Хотела с тобой поговорить кое о чем, — попросила Синтия, испытывая некую неловкость.
Девушки удалились, и едва закрылась за ними дверь, Синтия сказала:
— Какое облегчение оказаться как можно дальше от этого человека. Только не подумай, что я рада тебя покинуть. Вовсе нет.
Заявление носило несколько преувеличенный характер, но Молли ничего такого не ощутила.
— Ничего подобного. Представляю, как должно быть неприятно встречаться с джентльменом на людях, если до этого встречалась наедине. Лично я постараюсь обходить мистера Престона стороной. Но, дорогая, ты ни слова не сказала о письме Роджера. Как он? Оправился после лихорадки?
— Да, вполне. Пишет в очень хорошем настроении. Как всегда, много рассказывает о птицах и зверях, местных обычаях и прочем в том же духе. Если хочешь, можешь прочитать отсюда, — указала Синтия, — и вот до этого места. А я тем временем буду собираться. Видишь, как я тебе доверяю. Можешь прочитать и до конца, но вряд ли тебе интересны чужие любовные признания. А так хоть составишь представление о том, где он, что делает, как живет. Потом сможешь переслать копию его отцу.
Молли без единого слова взяла письмо, ушла в гостиную, села за стол и принялась переписывать указанную страницу. Несколько раз перечитала дозволенные строки и задумалась, позволяя воображению нарисовать автора письма так, как его видела, и так, как представляла. Из глубокой задумчивости вывело внезапное появление сияющей радостью Синтии.
— Больше никого нет? Какое счастье! Ах, мисс Молли, на самом деле вы более красноречивы, чем сама себя считаете. — Она подняла большой толстый конверт и тут же, словно испугавшись, снова спрятала в карман, а потом подошла ближе. — В чем дело, дорогая? Все еще переживаешь над письмом Роджера? Лучше взгляни сюда: это же те самые ужасные послания, которые мистер Престон милостиво вернул благодаря твоим усилиям. Они уже два года висели над моей головой как дамоклов меч! Надо поскорее их сжечь!