В Париже ходили настойчивые слухи о том, что она собиралась высвободить орла из его темницы в скалах Святой Елены и что на это она-де бросила все свое состояние. Мадам Жюно поверила в это и была наказана за то, что написала об этом в своих мемуарах. Но в действительности эта дама о подобном и не помышляла. Ее поездка представляла собой деловую инициативу, которая оказалась весьма успешной, так как она возвратилась на родину с большим грузом розового и красного дерева, пользовавшегося тогда огромным спросом у краснодеревщиков Парижа. Любопытно отметить, что некоторые образцы утонченной французской мебели того периода, которые продаются теперь на аукционах «Кристи» и «Сотби», были изготовлены из великолепной древесины, привезенной Маргерит и купленной по дешевке на деньги Наполеона.
Гвардеец Беллар скоро исчез из ее жизни, но она продолжала оставаться в Париже вплоть до потрясений 1830-го и 1848 годов и всего периода Второй империи, когда императорский трон занимал племянник ее бывшего любовника.
Она дожила до счастливой старости, издавала романы, писала картины, дружила с выходцами из Богемии, содержала в доме канареек и обезьян. В последний год своей жизни она, наверное, улыбалась про себя, когда видела портрет скачущего императора с эскортом, облаченного в железные доспехи кирасиров, похожего на неубедительное воплощение мужчины, которого она обнимала в Египте ровно семьдесят лет назад.
Когда она умерла в 1869 году, то оставила большую коллекцию ценных полотен музею в Блуа. Установлено, что одним из последних ее поступков было сожжение писем Наполеона, адресованных ей, когда она ездила по улицам Каира под аккомпанемент веселых выкриков: «Да здравствует Клеопатра! Да здравствует маленькая генеральша!»
Жаль, что она сожгла свои письма, потому что они могли бы ярче осветить связь этих людей, но поступок больше говорит в ее пользу по сравнению с другими императорскими любовницами, женщинами, которые собирали письма и публиковали их ради выгоды сразу же, как только Наполеона отправили в ссылку.
Описания Маргерит Полин недостоверны, но они являются любопытным отрицанием утверждений моралистов. Она предала одного мужа, добровольно согласившись стать любовницей знаменитого мужчины, бросила второго мужа и совершенно не испытывала стыда из-за своих поступков. И все-таки она умерла состоятельной и уважаемой женщиной в возрасте девяноста лет! И все, кто знал ее, вспоминали о ней с теплотой.
Похоже, нет указаний, что у нее были дети. Поэтому, возможно, Наполеон, в конце концов, был прав, возможно, «маленькая дурочка» так и не сумела научиться, как их завести!
Глава 9Отправной пункт и голос
Когда весть о неожиданном возвращении Наполеона из Египта докатилась до Парижа, один из французских депутатов издал возглас радости и тут же свалился замертво от разрыва сердца.
Этот эпизод правдиво отражает встречу генерала с населением, которое устало и которому надоели неразбериха и беспорядки. Люди хотели лишь одного, совершенно игнорируя революционные лозунги и философские принципы, а именно: прихода к власти сильного человека, кого-нибудь, кто сумеет навести порядок в истощенной и обезумевшей стране.
Его продвижение на север носило триумфальный характер. В каждом городе и в каждой деревне Бонапарта встречали криками восторга. Не важно, что египетская кампания обернулась провалом. Или что он бросил свою армию, которая почти полностью полегла в боях и от чумы, а ее остатки должны были сами договариваться с неприятелем. Он был здесь, во Франции, чтобы сразиться с не оправдавшим себя правительством, и французы от всего сердца приветствовали его.
Жозефина узнала эти новости за обедом с Гойе, одним из членов Директории. Весть, наверное, поразила обоих, так как они не ждали его возвращения, собственно говоря, и уж, во всяком случае, не триумфального возвращения.
Жозефина покинула охваченного паникой члена Директории, быстро и умело отдала нужные распоряжения, достойные ученицы Наполеона.
Она бросилась домой, собрала свои самые красивые туалеты, приказала заложить карету с резвыми застоявшимися лошадьми и понеслась галопом, чтобы перехватить его, прежде чем Бонапарта встретят родичи, чтобы прожужжать ему уши отравленными речами.
Жозефина забыла о своем красавце Шарле и о целой горе наделанных ею долгов, сосредоточившись только на том, чтобы как можно скорее добраться до супруга и снова пустить в ход свои чары, которые вдохновляли его на создание таких замечательных любовных писем из Италии.
Она была на пороге потери его, а то, что все-таки не потеряла, свидетельствует о глубинной прочности их отношений.
В поспешной гонке по осенним дорогам она разминулась с его кавалькадой, и, когда Наполеон прибыл в их дом на улице Шантерен, он застал там не жену, а поджидавшую его мать.
К Летиции вскоре присоединилась вся Бонапартова родня. Члены семейства слонялись по дому, выкладывая ему все подробности измены жены и преступной ее расточительности. Его просто подавил этот поток правды, полуправды и вымысла, и он коротко заявил, что сразу же начнет бракоразводный процесс. Его сестры радостно загудели, и весь клан рассыпался по Парижу, чтобы разнести повсюду хорошие новости.
Как только они покинули дом, он приказал собрать вещи Жозефины и сложить их в прихожей, где хозяйка может забрать их, не встречаясь с возмущенным мужем. После чего Наполеон лег спать, закрыв дверь на ключ, отгородившись таким образом не только от Жозефины, но также и от якобинцев с роялистами, которые уже точили ножи на человека, который не был ни экстремистом, ни законником, ни прикормленным политиком.
Едва Жозефина поняла, что разминулась с мужем, она приказала развернуть карету и гнать в Париж. Наверное, во время этой поездки ей приходили в голову гнетущие мысли, потому что пока она катила в южном направлении, то, во всяком случае, тешила себя надеждой, что обнимет его и поцелуями заставит забыть о своих глупостях. Ей удавалось это раньше, и она была убеждена, что, если ей представится такая возможность, она снова добьется своего. Теперь же она поняла, что ее задача в десятки раз усложнилась после того, что наплели восемь корсиканских языков. Разве можно услышать голос еще одной женщины в таком шумном гвалте?
Она выпрыгнула из кареты и кинулась в переднюю, прошуршала мимо собранных сундуков и стала подниматься по лестнице. Потом заколотила кулачками в дверь, но он не отозвался. Тогда она, отбросив всякую гордость, опустилась на колени, держась за ручку двери, и, рыдая, стала звать его своим мелодичным контральто, вновь и вновь умоляя выслушать себя.
Наполеон не отзывался очень долго. Он сидел сраженный ее воплями, убитый своей нерешительностью, не знающий, как лучше поступить. Уставший, задерганный человек, к которому вся Франция обращалась за помощью. А за дверью, заливаясь слезами, склонилась его жена. Женщина, которой он когда-то написал: «Моя жизнь стала невыносимой после того, как узнал, что ты несчастна!»
Похоже на сцену из волнующей трагедии.
Внутри комнаты сохранялась тишина, и в конце концов Жозефину охватил ужас не менее леденящий, чем тот, который она испытала прежде, когда распахивались железные решетки тюрьмы Ле-Карм и тюремщик громко выкликал имена обреченных на казнь.
Она уже почти потеряла надежду, но тут подоспела ее служанка, а также подкрепление в лице других членов семьи Богарне — загоревшего Эжена и его привлекательной пятнадцатилетней сестры Гортензии. К детям Жозефины великий воин привык относиться как к своим собственным.
Они стояли со своей матерью на лестничной площадке и тоже умоляли его. Такого тройного натиска он не выдержал. Дверь распахнулась, и появился Наполеон, по щекам его стекали слезы. Он широко раскрыл объятия, в которые бросилась Жозефина. Потом дверь снова захлопнулась, а дети отправились к себе.
Возможно, эта дверь никогда надежно и не закрывалась. Возможно, ее закрыли лишь за неделю до Ватерлоо, когда полный мужчина бесшумно обошел Мальмезон, вошел в ее комнату, а потом вышел со слезами на глазах…
Семью Бонапарт потрясло ужасное известие о том, что Наполеон смягчился. Им не оставалось ничего другого, как проглотить свое разочарование, вступить в перемирие. А тем временем подыскивать тщеславную красотку, чтобы подучить ее, как занять место цепкой креолки.
В любом случае надвигались другие события, довольно важные, в которых Жозефине предстояло сыграть определенную роль, а именно — добиваться от всех ведущих деятелей Парижа обещания сохранить верность ее мужу или хотя бы блюсти нейтралитет.
На две последующие недели дом на улице Шантерен превратился в биржу слухов, интриг, заговоров и маневрирования.
Приходили и уходили ветераны, чванливые и самодовольные, вроде кавалерийского начальника Мюрата, пехотинцы со шрамами, подобные Ланну, который все еще хромал от полученных в Египте ран, его старинный друг Мармон, эксперт в делах артиллерии, а за ними тянулись осторожные политики, интриганы и прожектеры, подобные аббату Сьейесу и Рожеру Дюко.
Среди других хромал и улыбался Талейран, переходя от одной группы к другой, прощупывая настроения и прикидывая шансы. Там же находились и братья Наполеона, Жозеф и Люсьен, стремившиеся сохранить перемирие с Жозефиной до тех пор, пока она будет использовать все свои чары, чтобы польстить всем и каждому, кто поможет семье Бонапарт приблизиться к ступенькам трона. Непоседа и интриган Бернадот, муж отвергнутой Наполеоном Дезире, тоже находился там, но ничто — никакие уговоры Жозефины, никакие грубоватые призывы шурина Жозефа, ни явная лесть самого ненавистного ему корсиканца не могли повлиять на этого прожженного приспособленца, чтобы он занял ту или иную позицию.
В конце концов все было подготовлено, во всяком случае, насколько это оказалось возможным подготовить, и Наполеон сделал свой ход.
Через два дня он стал первым консулом, а до наследственного трона оставалось сделать всего несколько движений.