Три такие звезды, как мадемуазель Дюшенуа, Бургуа и Жорж, стали любовницами Первого консула, но из них лишь названная последней добилась некоторого рода постоянства в таких отношениях.
Мадемуазель Жорж заслуживает особого места в описании любовных связей Наполеона хотя бы только потому, что оказалась одной из очень немногих женщин в его жизни, которые сохранили крепкую привязанность к нему и после его падения и вспоминали о нем с благодарностью, когда его ссылка трансформировалась в легендарную вечность.
Если бы не мадемуазель Жорж, то наполеоновский «период актрис» превратился бы в заурядное перечисление случайных, циничных связей, более характерных для Барраса, Массены или Талейрана, чем для Бонапарта. Но как бы там ни было, схематичные и незавершенные мемуары, оставленные этой женщиной в виде набросков, когда она состарилась, осталась без гроша и страшно растолстела, дают верное представление о характере Наполеона, хотя наброски наивны, очаровательны и глубоко содержательны!
Настоящее имя мадемуазель Жорж — Маргерит Жозефин Веймер, но она не носила фамилию своего отца из немцев. Она стала именоваться Жорж после того, как добилась сценического успеха в столице.
Оба ее родителя, мать и отец, были профессиональными странствующими актерами. Они много лет колесили по провинции и были ведущими мастерами представлений в составе труппы бродячих артистов.
Они ставили комедии, трагедии и даже водевили. Их дочь родилась в театре близ Бейо, и если не в провинциальной корзинке со старыми чулками, то во время исполнения спектакля «Тартюф».
Все детство и отрочество Маргерит прошло среди бродячих артистов, и другой жизни, кроме театральной, она не знала. Почти с самого рождения ей были знакомы долгие, неудобные поездки в скверную погоду, апатичные зрители в маленьких, замшелых городках, унылые ночлеги на одну ночь и постоянная нехватка денег.
Когда она была еще ребенком, ее отец выбился в управляющие театра в Амьене, и именно там, когда его дочь стала показываться на сцене, появилась традиционная сказочная крестная мать для всех юных артисток в лице искательницы талантов мадемуазель Рокур.
Мадемуазель Рокур была знаменитой актрисой, и случилось так, что она проезжала через Амьен и ненадолго заглянула в театр ее отца. Актрису сразу поразили дикция и голос девочки с задатками будущей классической красоты в облике. Она там же согласилась взять ее в ученицы, и в возрасте шестнадцати лет Маргерит выступала в центральных эпизодах материнских ролей в «Комеди Франсез»!
Это многое говорит о способностях мадемуазель Жорж, ведь ее дебют состоялся в трудной, многого требовавшей от артистки классической роли Клитемнестры, и в таком раннем возрасте. Но она очень быстро созрела и как актриса, и как женщина. Еще до семнадцатилетия о ней отзываются как о самой красивой женщине в Париже!
Ее поразительный портрет кисти Жерара дошел до нас, и по нему можно судить, почему она обрела такую популярность среди людей, обладавших традиционной способностью оценивать женскую красоту. У нее была крепкая, но чувственно возбуждающая фигура, роскошные темные волосы и, прежде всего, черты лица исключительно классической формы. Действительно, настолько классические, что их обладательница могла бы служить моделью для изображения греческих богинь. И еще много лет спустя после того, как ее фигура превратилась в предмет для бульварных шуток, ее славный профиль сохранял черты, свойственные греческим портретам.
К тому же она обладала привлекательными руками, но, к сожалению, эта привлекательность не распространялась на ее ноги — большие и грубой формы. У нее не было и намека на вулканический темперамент, которым так часто наделены наиболее яркие представители театра. Почти все, кто знал ее, говорят о ее безмятежности, детском добродушии и полном отсутствии злого умысла.
Она отличалась большой работоспособностью, но ей не хватало честолюбия. Она никогда не ловчила, чтобы добыть денег или ради продвижения в своей профессии с помощью кого бы то ни было из обожателей. А их было много. Именно столь необычный характер в дополнение к ее детской простоте и добросердечности дали Наполеону основание поставить ее выше всех актрис Парижа и сохранить к ней, несмотря на совершенные ею впоследствии глупости, теплые чувства, порождавшие щедрые импульсы с его стороны еще долго после распада их связи.
История ее первой встречи с Наполеоном проливает дополнительный случайный свет на быстро освоенное первым консулом искусство любовника. Она также проливает свет на нравы, существовавшие в среде трагедийных артисток той эпохи.
При первой же вспышке своего успеха на сцене, когда все еще оставалось несколько недель до ее семнадцатилетия, она привлекла внимание двух важных мужчин, которые оба горели желанием предложить ей такую форму покровительства, которая известна под вежливым названием «защита».
Один из них был польский князь Сапега. Другой — Люсьен Бонапарт, наиболее талантливый и буйный брат Наполеона и, можно сказать, единственный среди братьев, питавший к Наполеону чувства соперничества.
Люсьен (он женился на вдове, которая родила ему ребенка за день до церемонии) познакомился с молодой артисткой в салоне своей сестры Элизы и быстро сообразил, какие открываются возможности. Помимо посылки ей дорогого подарка (ста золотых монет, помещенных на дне посеребренного чайника), он начал наблюдать за ее карьерой и приступил к подготовке взаимоприемлемой договоренности с ее воспитательницей, мадемуазель Рокур.
К несчастью для Люсьена, ему пришлось уехать из Парижа как раз тогда, когда, казалось бы, у него стало получаться. И первым в небольшой, но знаменательной очереди оказался польский князь Сапега. Он начал с визитов к Маргерит и подарил ей среди прочих вещей прекрасную кружевную вуаль.
Однако князь проявлял большую леность в своих ухаживаниях, и дело не очень продвинулось, когда произошло нечто такое, что заставило князя и других возможных претендентов раствориться в сумерках.
Возвращаясь однажды ночью из театра, мадемуазель Жорж, за которой многие ухлестывали, нос к носу столкнулась с главным камердинером Наполеона Константом, который поджидал ее с приглашением от консула.
С тех пор Констант начинает играть интересную роль в любовных похождениях Наполеона. Общительный, вежливый и исключительно осторожный (пока Наполеон находился поблизости), он был совершенно светским человеком — этакий всезнающий воспитанный джентльмен, без которого сценический роман оказался бы неполным. Есть нечто удивительно двойственное в Константе, будто он и не существовал нигде, кроме как на страницах книги, и, хотя он бесшумно прохаживается взад и вперед по коридорам императорской биографии год за годом, трудно по-настоящему поверить, что этот человек представлял собою нечто иное, кроме сценического образа.
Образно выражаясь, Констант перенял от генерала Жюно обязанности главного наперсника Судьбоносного Человека. Может быть, «наперсник» сказано слишком громко, но тем не менее обязанности его носили исключительно доверительный характер.
В течение многих лет его использовали для дел сугубо личного характера, и за это время он накопил достаточно сенсационного материала, чтобы стать признанным авторитетом в вопросах любовных связей Наполеона в момент, когда подобные подробности пользовались огромным спросом у издателей всего мира.
К сожалению, Констант не всегда может служить надежным источником, и нельзя отделаться от ощущения, что он не гнушался пожертвовать правдой ради сенсационной подачи материала. Он был отличным камердинером, но, живи он на столетие позже, он стал бы еще более блестящим редактором сенсационных статей в бульварной газете.
Он спокойно и любезно передал мадемуазель Жорж послание своего господина. Первый консул присутствовал на ее исполнении в тот вечер, и оно произвело на него столь сильное впечатление, что Констант умолял ее посетить Наполеона в Сен-Клу на следующий же день в восемь часов вечера, с тем чтобы знаменитый человек имел возможность поздравить ее. В этом и заключалось послание, которое Констант заучил наизусть.
Молодая Маргерит совершенно не заблуждалась относительно того, что подразумевалось за такими приглашениями. Она росла в нестандартной обстановке бродячей театральной труппы, и уже в десятилетнем возрасте имя Наполеона привычно звучало в их среде. Теперь притчей во языцех в парижских театральных кругах стала его репутация как человека, склонного к случайным ухаживаниям. И теперь посетители театра «Комеди Франсез» прикидывали, какая артистка удостоится приглашения от консула.
Несмотря на это, появление Константа у ее жилища породило в семнадцатилетней актрисе ужасное состояние нерешительности.
Описывая этот случай примерно сорок пять лет спустя, когда она познала множество любовников, в том числе Александра Дюма, она отмечает, что сказала Константу в тот вечер, что она девственница. И похоже, нет оснований сомневаться в этом ее утверждении. Ее отрывочные и не совсем связные мемуары несут на себе отпечаток правдивости, и она не пытается в них извиняться за свой образ жизни. В действительности она скорее гордилась тем, как влияла ее удивительная красота на людей. Дюма говорил, что иногда она принимала ванну в присутствии толпы зрителей. Однако на этом этапе ее карьеры существовали факторы, помимо стыдливости, которые надо было принять во внимание, и страдания Маргерит в течение всего следующего дня были настолько явными, что по крайней мере два актера, в том числе сам Тальма, заметили это и сделали вывод, что у нее возникли серьезные проблемы с руководством театра.
Мадемуазель Жорж, должно быть, представлялось, что любой ее поступок будет связан со значительным риском, на что бы она ни решилась.
Если она откажется от приглашения, то может не только упустить шанс, который, возможно, не повторится, но — что еще более важно — поставит под угрозу источник своего благополучия, получения хлеба с маслом. В то время ей еще не было известно, что мужчина, подпавший под ее чары, был еще менее злонамерен, чем она сама. Но зато Маргерит отлично сознавала, что он один представляет собой источник, из которого проистекают все блага, и что он был самым выдающимся покровителем театра, в котором она выступала. С другой стороны, если она примет приглашение и станет наложницей Наполеона, то навлечет на себя злобное соперничество многих своих товарок, трагедийных артисток. Стоит ли из-за всего этого заводить связь, которая могла продлиться меньше одной недели?