за несколько сотен лье к востоку, где Великая армия наткнулась на первую преграду в кровавой битве под Прейсиш-Эйлау.
Может ли что-нибудь лучше проиллюстрировать «Движение трубадуров» в период Первой империи — солдаты атакуют армию во время снежного бурана, в то время как их жены и возлюбленные спорят о распределении ролей в любительском спектакле?
Глава 13«Вечносущий я»
Завязнув в скоротечных любовных связях, как это с ним случилось в период затишья перед Аустерлицем в его карьере завоевателя мира, Наполеон не казался таким смехотворным со всеми своими артистками, как он стал выглядеть среди более предприимчивых и бесконечно более беспардонных женщин из свиты Жозефины.
Именно в этом кругу он вплотную подошел к выставлению себя на посмешище всей Европы.
Первая и наименее серьезная из таких встреч произошла с мадам де Водэ, чтицей, которая впервые привлекла его внимание в 1804 году.
Мадам де Водэ, самая злобная и злопамятная из всех женщин, замышлявших поработить его, и ее ярость против него, когда в конечном счете он опомнился и изгнал мадам из своего окружения, превзошла все границы здравого смысла.
Мадам де Водэ вышла из аристократической семьи, уцелела в годы революции и снискала благосклонность нового режима. Ее отец Мишо д’Арсон при Бурбонах был выдающимся военным инженером, и в молодом возрасте она вышла замуж за другого аристократа — де Водэ, капитана королевской армии, позже при Наполеоне ставшего сенатором.
Это была высокая, привлекательная молодая женщина, хорошо вышколенная в правилах придворной жизни, но потом, когда времена наследственных привилегий прошли, она не смогла приспособиться к разумному образу жизни.
Своим экстравагантным поведением и страстью к пустячным развлечениям она соперничала с Жозефиной, но вдобавок к тому, что была опрометчивой транжиркой, она слыла еще закоснелым азартным игроком.
Она так пристрастилась к карточной игре, что повсюду носила с собой колоду карт и не смущалась предложить незанятому адъютанту или чиновникам двора сыграть несколько партий в разных уголках императорских покоев. Если под руку попадал столик для игры в карты, тем лучше. А если такового не оказывалось, она всегда с радостью предлагала воспользоваться своими коленями.
Наполеон прослышал о таких закулисных играх и сразу же положил им конец, но заинтересовался зачинщицей, и она стала его любовницей во время государственного визита в Э-ля-Шапель.
Несколько позже в это же лето императорский поезд отправился на Рейн, и мадам де Водэ в качестве фрейлины Жозефины сопровождала ее.
Неизвестно, что произошло между ними во время поездки, но установлено, что де Водэ возвратилась в Париж, убежденная в том, что Наполеон у нее под каблуком. Соответственно она поторопилась залезть в долги на сумму в сотни тысяч франков. В ответ на назойливые требования торговцев, портных и ювелиров она весело собрала все их счета и отправила своему любовнику, полагая, что быстрая оплата избавит ее от приставаний занудных кредиторов.
Никто не проявил бы большего снисхождения к глупой симпатичной женщине, нежели хозяин Франции. Он оплатил ее долги и, когда она обратилась к нему во второй раз, заплатил за нее еще раз. Он проявил похвальное терпение для человека, обремененного самой расточительной женой в Европе.
Однако и имперскому терпению приходит конец, и, когда нахальная картежница предстала перед ним с третьей пачкой счетов, он вспылил. «Почему я должен так дорого платить за то, что могу дешево получить в другом месте?» — грубовато, но логично вопросил Бонапарт.
Мадам де Водэ несколько встревожило такое неожиданное поведение, однако она не пала духом. Через некоторое время вновь написала жалостливое письмо, в котором объясняла, что для нее теперь речь идет о «долгах чести» и что, если она не изыщет денег в течение двадцати четырех часов, ей придется покончить с собой.
Странно узнать, что величайший в истории военный хитрец сразу же попался на этот крючок и тут же отправил генерала Раппа, своего чванливого немецкого адъютанта, в чудесный дом де Водэ в Отой. Рапп приехал туда, привезя деньги в сумке за седлом.
Адъютант думал, что застанет даму в истерике, с бутылкой настойки из опиума в руках и карманным пистолетом на столике у кровати. Понятно, что он пришел в недоумение, когда увидел перед собой одну из самых веселых компаний картежников, а заправляла этими азартными игроками сама мадам де Водэ. Его неожиданный приезд вызвал у хозяйки приступ страха, но она отличалась хладнокровием и видывала на своем веку вещи и похлеще.
Весело и благопристойно она опустила деньги в карман и начала объяснять, что за люди собрались у нее.
Однако Рапп был человеком искушенным, и его невозможно было провести на мякине. Он подробно доложил Наполеону об увиденном, и тот сразу же написал любовнице записку, предложив освободить занимаемое при дворе место. На этот раз возмутился он искренне. Несмотря на слезы и целые коробы выдумок, он твердо стоял на своем решении, с этого момента не желая иметь с ней ничего общего.
Когда ей стало ясно, что он ни за что не смягчится, она нанесла по нему последний удар из укрытия. Обмакнув перо в чернила, она стала строчить мемуары, переплюнув актрису Терезу Бургуа в клевете. Она не стала ждать, как делали другие, пока Наполеон превратится в развенчанного изгнанника, а сразу же приступила к делу, и вскоре Наполеону доложили о написанных ею мемуарах. Он не принял против нее никаких мер в отместку, отдав лишь указание не пускать ко двору.
С годами мадам де Водэ становилась все более истеричной в своей ярости на него. После его отречения в 1814 году она присоединилась к визгливому хору хулителей, ликуя по поводу его свержения и вылизывая элегантные башмаки всех непримиримых эмигрантов, на коленях приползших в Париж в обозах русских, прусских, австрийских, британских и шведских легионов.
Даже тогда волна ее ненависти к человеку, который отнесся к ней столь великодушно, не достигла самой высокой отметки. В марте следующего года, когда ей стало известно о бегстве Наполеона с Эльбы и о его триумфальном продвижении к Греноблю, она бросилась в пришедшую в замешательство толпу убегавших из страны Бурбонов и заявила, что готова отправиться на юг, чтобы убить Бармалея. По ее словам, не понадобится ни пистолет, ни кинжал, довольно будет почтовой кареты и, естественно, достаточного количества наличных средств.
Чиновник, к которому она обратилась, не воспринял всерьез ее предложение. Он, вероятно, не без оснований подозревал, куда могут провалиться любые фонды, выданные под этот безумный проект.
Мы узнаем, что позже она превратилась в полуслепую, наполовину парализованную попрошайку без гроша в кармане, которая использовала свои мемуары с ослиными ушами, чтобы прокормиться.
Вполне заслуженный эпилог для такой безжалостной хищницы.
История другого страстного увлечения Наполеона дамой из окружения своей жены не обрела литературной «формы», похожей на эпизод с де Водэ. Она даже не претендует на достижение кульминации, и по той или иной причине оказалась скрытой под завесой секретности, гораздо более плотной, нежели другие любовные похождения Наполеона.
Даже теперь, по прошествии почти двухсот лет, сохраняются сомнения относительно основных фактов этой короткой, страстной связи между Наполеоном и самой очаровательной фрейлиной его жены. Но несмотря на это, увлечение относят к одному из важнейших в его жизни.
Дворы в периоды консулата и империи насчитывали больше очаровательных женщин, чем гаремы султанов. По крайней мере половина женщин, прислуживавших Жозефине или появлявшихся в качестве невест для маршалов и сановников двора, участвовали в картежных играх и праздниках империи и выделялись исключительной красотой. На этот счет имеются свидетельские показания и мужчин и женщин, писавших дневники, и все они согласны с таким утверждением.
Две сестры Наполеона обладали удивительно привлекательной наружностью, и, когда молодые мужчины решались жениться, то почти каждый офицер императорской армии выбирал грациозность, очарование и красивое лицо, а вовсе не богатство или знатную родословную.
Женитьба по любви не ограничивалась сотнями лихих молодых офицеров, которые наводняли императорский двор в интервалах между кампаниями. Гражданские служащие к пятидесяти или шестидесяти годам женились на смазливых, но неимущих девушках подросткового возраста, не придавая никакого значения тому, принесет ли ему невеста приданое или нет. Да и вообще, с приданым было весьма туго, потому что революция пустила по миру большинство лучших семей.
Однако социальные потрясения пошли на пользу женщинам среднего класса Франции. Так же как две войны двадцатого столетия освободили женщин от глупых и нудных условностей викторианского периода, так и Французская революция открыла для девушек новые горизонты в области интеллекта и приспособления к новым условиям.
Оставаясь удивительно старомодным в этих вопросах, Наполеон делал все возможное, чтобы затормозить приход новых свобод, но ему не удалось сохранить традиционные преграды. Иногда он проповедовал на тему о Новой женщине, но всю свою жизнь с ужасом относился к «синим чулкам» и к женщинам, которые ввязывались в политику. Несмотря на всю свою психологическую прозорливость и авторитет, он не мог тягаться с сообразительными молодыми красотками салонов. На словах они соглашались с его мнениями, а за спиной смеялись над ним, и сдержанность их испарялась, как роса под лучами солнца, как только он обращал свое внимание к полям сражений. Они продолжали бесстыдно использовать свою физическую привлекательность для извлечения материальных выгод, и почти все оказывались гораздо более находчивыми, чем он в преодолении надвигавшегося политического шторма.
Его ждала одинокая смерть в ссылке. А они, за малым исключением, умирали в обстановке богатства и респектабельности.
Королевой этой труппы, самого изощренного кружка таких женщин, была молодая мадам Дюшатель, которая принесла Жозефине больше слез, чем все артистки парижской сцены, вместе взятые.