Жены и любовницы Наполеона. Исторические портреты — страница 31 из 47


Указание на то, что спокойное, твердое очарование Марии Валевски произвело неизгладимое впечатление на сердце Наполеона, можно найти в любопытном пробеле в описании личной жизни Наполеона после его триумфального возвращения в Париж вскоре после победы под Фридлендом.

Помимо шести лет, которые он провел на острове Святой Елены, период от позднего лета 1807-го до осени 1808 года в каком-то смысле является самым бедным по насыщенности событиями за всю его жизнь.

Он не поселил Марию в качестве признанной наложницы. Нет сомнений в том, что она поехала за ним в Париж через полгода после их расставания, или в том, что она находилась там большую часть оставшихся лет его правления, живя помимо всех других мест главным образом на улице Победы.

Похоже, ему особенно нравилась именно эта улица. Это было так, когда она называлась улицей Шантерен, где он впервые посетил Жозефину, и именно в ее доме на этой же улице поселилась супружеская пара после непритязательной свадьбы в 1796 году. Именно здесь, в доме номер 29, остановилась Элеонор Денуэль и родился Леон в декабре 1806 года. Здесь же, в доме номер 48, устроилась Мария Валевска, когда она остановилась в Париже после рождения своего ребенка — Александра Флориана.

На короткий срок после его громкой победы над русскими в Европе воцарился мир, но осенью того же года начался долгий испанский кошмар с оккупацией Португалии, давнишнего союзника Англии.

Наполеон еще целый год не показывался на полуострове. Он послал туда своего старого друга Жюно, веселого молодого гусара, который участвовал во многих его ранних приключениях, а к тому времени женился и страстно хотел получить маршальский жезл.

Жюно многое познал с тех пор, как в Тулоне обратил на себя внимание Наполеона. Недавно он с удовольствием флиртовал с младшей сестрой Наполеона Каролиной, будучи губернатором Парижа, а ветераны буянили в Польше. Наполеон, гораздо менее терпимый к проступкам других, чем к своим собственным, строго отругал его, узнав, что карету Жюно вместе с ливрейными слугами видели у дома Каролины в два часа ночи!

«Вы допустили большую ошибку, компрометируя таким образом сестру императора», — отчитывал он его, а Жюно, который, должно быть, удивлялся, как мог кто-нибудь на свете скомпрометировать Каролину, попросил прощения и был отправлен в Лиссабон с приказом захватить королевскую семью Португалии и добиться славной победы!

Он не сумел сделать ни того ни другого. Король вместе со своим двором бежал в Бразилию, а Жюно основательно разбил суровый длинноносый британский генерал, которого перед тем еще не встречали на полях сражений в Европе.

В промежутке между прибытием на родину и поспешным отъездом в Испанию для ведения новой войны в приливе прежней энергии Наполеон занялся делами управления. Он вообще был чрезвычайно занят, даже по его меркам, и у него оставалось очень мало времени на то, чтобы заниматься женщинами из общества.

Одна или две попались ему в то время по дороге, и он накоротке встречался с ними. Первой была мадам Газзани, прекрасная генуэзка, относительно которой ходили слухи, что у нее был роман с императором, когда тот поправлялся после должностных тягот во дворце Фонтенбло. Второй, с кем связывают его имя, была мадам де Берраль (о которой говорили, что она может руководить придворным кортежем с такой элегантностью и умением, как никто другой при дворе).

Именно о мадам де Берраль Констант рассказывает забавную историю, связанную с ним самим.

Камердинер, которому поручили доставить послание в спальню дамы, оступился на подоконнике ее открытого окна и с грохотом свалился, потревожив всех окружающих и разбив колено, локоть и голову.

Послание он не передал, и Констант возвратился к своему хозяину, надеясь услышать от него хотя бы слова сочувствия. Но он их почти не услышал. Выслушав рассказ камердинера и вдоволь насмеявшись, Наполеон предложил дать мадам де Берраль час или около того, чтобы оправиться от страха, а потом сделать новую попытку. Во время этого перерыва Констант занялся своими ушибами, а через час сопровождал своего хозяина к окну и помог ему проникнуть через это окно. Дама не могла быть так напугана, как предполагал Наполеон, потому что окно по-прежнему оставалось открытым и на этот раз никто не оступился. Наполеон оставался в спальне в течение всего остатка ночи.

Мадам Жюно вовсю старается защитить добродетель мадам де Берраль, а мы располагаем только словами камердинера, чтобы утверждать обратное. Несмотря на это, эпизод смахивает на правду, поскольку соответствовал плутовскому поведению Наполеона в тот период, и он, должно быть, получал большое удовольствие от таких полуночных похождений в обществе своего камердинера.

Как говорят, в то же время его внимание привлекла еще одна симпатичная женщина, мадам Савари, жена начальника полиции.

По мнению мадам Жюно, у мадам Савари была самая великолепная фигурка из всех, какие ей приходилось видеть. Говорят, Наполеон обсуждал добродетели этой дамы или их отсутствие с ее собственным мужем и посоветовал ему не обращать внимания на ее недостатки. Савари, оставаясь самим собой, последовал совету. По-видимому, он разделял фривольные взгляды своего властителя по поводу супружеской неверности. «Это мелочь, когда мы знаем об этом, и абсолютное ничто, когда мы об этом не знаем!» — заявил однажды император в разговоре с молодой женщиной, когда они обсуждали эту тему.

Дамы Газзани, де Берраль и Савари не больше как тени в его жизни. Если Наполеон и уделял им какое-то особое внимание, то делал это осторожно, даже не приближаясь к тому, чтобы заменить Жозефину, Марию Валевску или даже Жоржину в его привязанности к ним.

В 1808 году в Испании разразилась война и заполыхал весь Пиренейский полуостров. Он бросил все и помчался на юго-запад, раскидывая на своем пути испанские армии, и вышвырнул сэра Джона Мура и его наскоро собранный английский экспедиционный корпус вон из страны к январю 1809 года. Потом он покинул Испанию, а задачи по ее завоеванию, управлению и в конечном итоге потере передал случайно подобравшимся, препирающимся друг с другом маршалов. Его внимание вновь сосредоточилось на Центральной Европе, где Австрия вновь встала на ноги и бросила свой предпоследний вызов Франции.


Мария Валевска последовала за ним на Дунай. Ее разместили в большом доме, по соседству с дворцом Габсбургов Шенбрунн, который очистили от его королевских владельцев в третий раз за последние несколько лет.

Среди важных лиц, которые бежали при приближении ужасного человека, находилась шестнадцатилетняя дочь императора Франца, девушка, которую никогда не оставляли наедине с мужчиной, если это не был ее отец. Она представляла себе французского императора в виде великана-людоеда. Но в недалеком будущем ей предстояло изменить это мнение.

С Марией Валевской возобновились отношения, в некотором смысле похожие на то, что было в замке Финкенштейн, во время непродолжительной австрийской кампании. Одному Господу известно, сколько забот и отвлекающих хлопот выпало на его долю в это знойное лето. Его армии пришлось форсировать разлившийся Дунай, чтобы атаковать австрийские войска, а под Асперн-Эсслингом он получил еще более мощный, остановивший его удар, чем под Эйлау двумя годами раньше. В течение пяти напряженных недель он был зажат на острове Лобау, и потребовалась победа прежнего масштаба под Ваграмом в июле, чтобы подкрепить закачавшийся было императорский трон.

Кампания принесла и побочные результаты. Весной 1810 года, когда был подписан мир с Австрией, Мария Валевска начала скучать по своей любимой Польше. И именно там, в Валевичах, надо рожать сына, решила она. Это сын завоевателя, который, возможно, станет символом решимости Польши освободиться, когда соперничающие короли перестанут оспаривать верховенство отца этого ребенка.


Александр Флориан Жозеф Колонна Валевский родился 4 мая 1810 года, и позже, в том же году, Мария с сыном вновь отправилась в столицу Европы.

Никто не зафиксировал их прибытия и не высказывался по поводу отцовства ее ребенка. Парижане уже ждали другого ребенка, появившегося от того же отца. Во время отсутствия Марии в Париже состоялась пышная свадьба в соборе Нотр-Дам, когда шлейф невесты поддерживали четыре королевы! Говорили, что Наполеон начал учиться танцам, для того чтобы сделать приятное своей молодой австрийской жене, которая могла шевелить ушами, не затрагивая привлекательных черт своего бесстрастного лица.

Не осталось письменных указаний на то, что сказала или подумала Мария Валевска по поводу этих ярких событий. Австрия продолжала претендовать на часть Польши, которую Наполеон однажды пообещал освободить.

Глава 16Лучший друг императора

Все еще говорят много глупостей о мнимой крепкой привязанности Наполеона к тому, что он называл своей «звездой» или «судьбой».

Нет сомнений в том, что Бонапарт в какой-то степени находился под влиянием полумистической концепции личного честолюбия, но в зрелые годы он не допускал, чтобы личное честолюбие затеняло основную цель его жизни. Его «звезда» — то есть концепция судьбы — перестала сводиться к достижению чисто личного возвеличивания, а получила гораздо более широкое и глубокое толкование того, что, как он искренне считал, является его целью на земле.

К середине лета 1809 года, когда он приближался к своему сорокалетию, он больше рассматривал себя как силу, нежели как человека. У него были определенные широкие представления (большинство которых в ретроспективе оказались чрезвычайно разумными) о том, как должно развиваться человеческое общество на Западе. С отвращением относясь к неразберихе и беспорядку, он направил всю силу своей воли на создание нового общества в Европе и питал надежду распространить влияние такого общества на остальной мир.

Прежде всего он не был завоевателем, а скорее превосходным организатором. Он не очень гордился победами на полях сражений, и некоторые из войн ему навязывали монархи и правительства, которые все еще мыслили понятиями средневековой государственности. Всегда, когда его оружие венчал успех, он тут же заключал мир, обычно на очень щедрых условиях. Конечно, он был эгоцентричен, но его эгоизм, в отличие от такого качества у его противников, преследовал цель, которая выходила за рамки личного возвеличивания. В то время как филос