Пришло время подумать о своем будущем и, оставаясь верной себе, Жозефина смогла распорядиться своими делами, не прибегая к клевете на человека, который когда-то боготворил ее. Через две недели после ее приезда в Наварру адъютант русского царя нанес ей визит, и она сочла, что ей повезло. Посетитель оказался ее старым другом, замолвившим за нее словечко перед своим хозяином.
Царь Александр отреагировал на эти хлопоты так, как и должен был поступить человек его темперамента. Он направил курьера с лестным и ободряющим посланием, в результате чего все вещи снова были собраны и Жозефина вернулась в Мальмезон.
Гортензия, весьма серьезно относившаяся к своим официальным обязанностям, уехала на время от своей матери, чтобы возвратиться в распоряжение обезумевшей императрицы, но как только Мария Луиза решила согласиться с пожеланиями своего отца, Гортензия возвратилась в Мальмезон и приняла участие в социальных мероприятиях, которые начали проходить под руководством ее матери Жозефины.
Дочь приехала в Мальмезон 16 апреля, как раз через десять дней после условного отречения Наполеона. В саду их дома она увидела массу казаков. На недоуменный вопрос ей ответили, что «ее мать прогуливается во дворе с русским царем».
Александр был из тех людей, которыми Жозефина могла управлять в силу своего природного дарования. Тщеславный, мистически настроенный и щедрый, царь рассматривал себя как современного рыцаря, совершающего благородные поступки. Стареющая Жозефина, которую отстранили ради более молодой и родовитой супруги, вызвала в нем рыцарское сочувствие, и он изо всех сил старался по отношению к ней быть добрым.
Он стал ей защитником, другом и наперсником в одном лице, гарантировал выплату французской пенсии, так же как и ее дочери Гортензии.
Жизнь в Париже налаживалась, и все сановники побывали в Мальмезоне. Визит к Жозефине стал обязательным для всех влиятельных и малозаметных принцев, способствовавших падению Наполеона. Атмосферой удивительного благополучия веяло от лужаек и террас дома, которые приобрели такую прелесть благодаря ее вкусу. Приехал король Пруссии, потом наследный принц Швеции, у жены которого худенькая, предприимчивая Жозефина когда-то увела венец императрицы. Сам царь часто появлялся там, играя с детьми Гортензии в жмурки, и даже шепотом поговаривали, что сын Жозефины, доблестный Эжен, может быть избран императором Франции.
Но этой самой заветной мечте Жозефины не суждено было сбыться. Это следовало согласовывать со слишком многими непокладистыми союзниками. В конечном итоге верх взяли их замысловатые аргументы и уклончивая политика Талейрана. Жирный, страдающий подагрой Бурбон вновь возвратился в Тюильри после его нескончаемых изгнаний, и озлобленная Гортензия узнала, что брат погибшего на эшафоте двадцать один год назад короля, Людовик XVIII, рассматривает 1814 год девятнадцатым годом своего правления!
Даже русский царь был не в силах переварить такую байку, когда ему сказали об этом.
Однако Жозефина, которая и сама немало жонглировала датами, постаралась обратить такой оборот дел в свою пользу. Она призвала Эжена и вскоре склонила его к тому, чтобы он постарался снискать к себе расположение нового короля.
Было время, когда Наполеон умолял ее смотреть правде в глаза, и теперь у него не было бы причин для недовольства ею. Она училась принимать факты такими, какие они есть, у человека, пренебрегавшего своими собственными правилами в подходе к реалистическому восприятию фактов. В конце концов он стал гоняться за таким большим количеством призраков, что получил для жительства помещение меньшего размера, чем то, в котором родился.
В мае 1814 года Жозефине исполнилось пятьдесят лет, и на этом она завершила свои сезоны хозяйки салона.
23 мая она принимала в Мальмезоне короля Пруссии. А Гортензия в тот же вечер в Париже принимала царя.
Позже, уже ночью, Гортензию вызвал ее брат и сообщил, что их мать серьезно больна. Царь немедленно отправил к больной своего собственного врача. Поспешили в Мальмезон и сын с дочерью.
25-го числа Жозефина планировала еще раз принять царя, но, когда он приехал, императрица оказалась слишком слаба, чтобы встретиться с ним. К середине дня 29 мая она скончалась.
Даже ее смерть послужила поводом Бурбону для очередной клеветы на Наполеона. В официальном заявлении говорилось: «…будучи очень несчастной во время правления своего мужа, она пыталась отвлечься от его грубостей и пренебрежения, занявшись изучением ботаники!»
Это обвинение было трижды лживо: Жозефина вполне наслаждалась на протяжении большей части своей жизни с Наполеоном, а ботанику она начала изучать еще на Мартинике, где когда-то росла босоногой королевой среди детей рабов. В течение их длительной связи как мужа и жены Наполеон показал себя пылким, лживым, циничным, прощающим, неразборчивым и часто раздраженным в отношении к Жозефине человеком. Но никогда он не опускался до грубостей и пренебрежения.
Сентиментальные люди в Париже — их можно было найти даже и в тот ошеломительный сезон, — которые заявляли, что бывшая императрица умерла от горя, сильно преувеличивали. Она умерла от дифтерита.
Глава 23«Хозяин положения»
Залитый солнцем и омываемый морем остров Эльба размером всего в восемнадцать миль с востока на запад последние двадцать лет оставался тогда в стороне от самых сильных житейских штормов. На нем жили крестьяне и шахтеры, первые занимались выращиванием фруктов, вторые добывали руду доходных шахт, разрабатывавшихся еще со времен Древнего Рима. Было там и небольшое количество рыбаков, зарабатывавших себе на скудную жизнь выпариванием соли в корытах и продажей мелкого тунца.
Эльба — прекрасное место с вдающимися в сушу бухтами, густыми лесами и горной цепью в глубине острова. Однако такие красоты не занимали нового хозяина острова, если их нельзя было использовать для увеличения доходов.
Его яростная умственная активность, зажатая в небольшой лужице после того, как она располагала океанскими просторами, сразу стала искать себе выхода в разных направлениях — строительстве, реорганизации, использовании ресурсов, подсчетах. Нервная энергия, которая почти два десятилетия была устремлена на обширные континенты, теперь сконцентрировалась на одной обитаемой скале. Это благотворно повлияло на население.
Доходы классифицировали по статьям, морской флот, состоящий из старого, прогнившего двухмачтового судна и нескольких баркасов, был приведен в порядок, разработан флаг, включивший геральдических пчел Наполеона, и все игрушечные «дворцы» отдали в руки авральных бригад строителей и декораторов.
Даже сформировали армию, и, возможно, ни одна другая армия в мире не располагала таким перевесом закаленных в боях ветеранов, поскольку великие державы по своему недомыслию позволили Наполеону для защиты его крошечного королевства включить в нее шестьсот своих гвардейцев. Союзники поступили бы гораздо умнее, если бы запретили ему приглашать гвардейцев, а позволили бы взять к себе жену и сына.
Примерно с месяц Наполеон увлеченно занимался своей необременительной игрой в построение государства, но все-таки это была всего лишь игра, и вскоре он переключил свое главное внимание на прием и развлечение редких посетителей и на вытягивание из них новостей с Большой земли.
Первой приехала его сестра Полина, которую любили и братья и сестры, — красивая, чувственная женщина, чьи скандальные любовные похождения были известны во всей Европе.
Полина оказалась наиболее дружелюбной из всех прочих представителей клана Бонапартов, а также самой симпатичной и сообразительной. Однажды она позировала в голом виде знаменитому скульптору Канове. На вопрос о том, «не очень ли неудобной» была ее поза, она заметила: «Что вы, какое неудобство! В комнате пылал камин!»
Она пробыла на острове два дня, потом уехала, чтобы вернуться вновь в октябре и по-домашнему там устроиться. Череда ее головокружительных балов, праздников и театральных представлений ошеломила простых жителей Эльбы, которые начали гадать, уж не волшебная ли сила превратила их остров в сказочное место из «Тысячи и одной ночи».
А в августе приехала мать, которая тоже выражала желание остаться у сына надолго.
Суровая старая корсиканка с огрубевшими руками пришлась гораздо больше по душе жителям Эльбы, чем ее сын и дочь. Она сразу же отбросила всякую показуху и мишуру и занялась максимально возможным улучшением жизни островитян.
Она не стала разворачивать грандиозные и яркие дела или стараться превзойти блистательное поведение своей дочери, а спокойно осматривала остров и приносила людям добро в стиле знатной дамы, которая сознает свою ответственность по отношению к бедным и несчастным.
Нормальная, благоразумная мадам матушка! Ей не могли вскружить голову помпезность и благоприятные условия империи, и она не скрывала своих опасений. «Однажды все это схлынет», — предупреждала она близких, когда они смеялись над ее крестьянской бережливостью и бранили за отказ тратить деньги, которыми щедро осыпали ее. Теперь события показали, что она была права. И империя, и доходы канули в вечность, и только она смогла предложить своему упрямому сыну миллионы франков, годовое содержание которого, так охотно обещанное Бурбонами, когда он все еще не соглашался на безоговорочное отречение, теперь каждый месяц урезалось, ставя его в затруднительное финансовое положение.
По мере того как проходило лето и ослепительное солнце заливало лучами маленькое, занятое делами королевство, на острове стали появляться любопытные кругосветные английские путешественники, моряки и аристократы, кое-кто из которых воевал против этого человека свыше двадцати лет.
С ними он был разговорчив и доброжелателен. Они вежливо слушали его, когда он говорил, что вторжение в Англию прошло бы успешно и что мир стал бы гораздо безопаснее в результате заключения договора между британским военно-морским флотом и французской армией.