— Что ж, реабилитируй, но потом присматривай. Ленин не очень-то доверял интеллигентам.
— Кстати, этот Рамзин принимал участие в разработке плана ГОЭЛРО. Ленин его хорошо знал.
— Кто еще? — недовольно поморщился Берия: он не любил, когда ему совали в нос его неосведомленность. Но от Меркулова он всегда требовал полной информации без всяких прикрас и умолчаний. Сам требовал, сам и получай.
— Тогда я бы порекомендовал авиационного конструктора Туполева, — ровным голосом предложил Меркулов. — За ним тоже абсолютно ничего нет, кроме его личного признания в контрреволюционной деятельности. Его подвела неуживчивость, слишком высокое мнение о себе самом и зависть соперников…
— Туполев… Туполева я знаю хорошо. Это на его самолете Чкалов летал в Америку.
— АНТ-25, — подсказал Меркулов.
— Помню-помню! Его взяли после катастрофы самолета «Максим Горький». Но разве он не работает в закрытом КаБэ?
— Распоряжение о его переводе было отдано месяц назад. Временно его перевели в лагерную больницу для поправки здоровья. До этого работал в одном их сибирских лагерей.
— Что ж, пусть будет Туполев. Ну и еще человека три-четыре. Теперь военных.
— Есть командарм третьего ранга…
— Нет, этого не надо. Такие проходили по особым спискам. Не исключено, что и этот пошел за подписью Сталина. Странно, что его не расстреляли… — Берия недоуменно качнул головой, вдавил пальцем пенсне в переносицу. — Но ты его попридержи: может пригодиться. Хотя известно, что Хозяин свои подписи назад не берет. Ты мне дай людей, чтобы не выше комдива. Комдивы и комбриги шли за подписью Ворошилова и Мехлиса. Оба сейчас не в фаворе. Значит так: троечку комбригов и одного комдива — будет достаточно. В армии не хватает именно среднего и младшего комсостава. Людей подбери сам. Переведи в Лефортово. Создай более-менее сносные условия. Приглядись. Потом по одному — ко мне.
— Будет исполнено, Лаврентий Павлович.
— Ну, иди, работай, — отпустил Меркулова Берия.
Глава 27
Через неделю в приемную наркома внутренних дел молодцеватый капитан госбезопасности ввел высокого, сутулого старика с большой синеватой лысиной, серым изможденным лицом и слезящимися глазами. Под костюмом угадывалось худое костистое тело.
— Вас ждут, — произнес секретарь наркома, вставая из-за стола. Затем подошел к двери кабинета, предупредительно открыл ее, посторонился: — Прошу.
Берия сидел за столом, держал возле уха телефонную трубку и был весь почтительное внимание. Он встретил вошедших манящим движением руки, затем показал на трубку и приложил палец к губам.
Вошедшие замерли, едва переступив порог кабинета.
— Да, товарищ Сталин. Я все понял, товарищ Сталин. Я все сделаю, товарищ Сталин. Я во всем разберусь, товарищ Сталин, — говорил Берия бархатным тенорком, кивая головой после каждой фразы. — До свиданья, товарищ Сталин! Непременно, товарищ Сталин! — воскликнул он таким тоном, точно на другом конце провода выразили сомнение в его способности разобраться, и бережно положил трубку. Что-то записав в настольном календаре, поднял голову, произнес: — Вас, товарищ капитан, попрошу подождать в приемной. А вы, товарищ Туполев, проходите и садитесь. Вон за тот столик. — Нажав кнопку, коротко бросил: — Чаю! — и некоторое время молча смотрел, как Туполев топчется возле столика, как по-стариковски тяжело опускается в низкое кресло.
Секретарь принес поднос, на котором стояли стаканы, два чайника, сахарница и плетеная из соломки хлебница с булочками и пирожками. Он поставил поднос на стол и вышел, закрыв за собой дверь.
Берия встал из-за стола, подошел, сел напротив Туполева.
— Рад вас видеть, Андрей Николаевич, — сказал он, заглядывая в глаза старика. — Поверьте, когда я узнал, что вас арестовали, то был крайне удивлен. Туполев — и враг народа! В голове не укладывалось. Но Ежов уверял с пеной у рта, что вы продавали американцам секреты наших самолетов, что в случае войны советовали им оккупировать наш Дальний Восток, что были связаны с немецкой разведкой. И уверял, что вы признали себя виновным по всем предъявленным вам пунктам.
— Да-да, что ж, не я один, — прошамкал старик, сунул руки между колен, согнулся и уставился в стол.
Лаврентий Павлович принялся разливать чай по стаканам.
— Вам сколько сахару, Андрей Николаевич?
— Чего? А-а, сахару! — очнулся Туполев. — Две ложечки… Если можно.
— Отчего же нельзя. Но думаю, четыре будет лучше, — широко улыбнулся Лаврентий Павлович, хотя глаза его оставались такими же холодными, изучающими, как и до улыбки. Пояснил: — Ложечки у нас тут маленькие… Вам с лимоном?
— Да-да, спасибо большое. Лимон… — Туполев с изумлением смотрел на дольки лимона, на булочки и все остальное. Забормотал вдруг несвязно, проглатывая окончания слов: — Лимон… В нем много витамина С. В лагере у всех авитаминоз. Пробуют извлекать витамины из почек кедров и других хвойных, но толку мало: зубы все равно выпадают. — Спохватился, в растерянности глянул на Берию, точно вспомнив, где он находится и с кем говорит. — Извините меня, гражданин нарком, у меня что-то… — Оторвал от колена правую руку и тут же уронил ее.
— Меня зовут Лаврентием Павловичем, — мягко напомнил Берия. — Гражданин — это в прошлом. Ведь мы с вами ни раз встречались во время показательных полетов ваших аэропланов. Незабываемое впечатление!
— Да-да, извините, гражда… Лаврентий Павлович: привычка.
— Понимаю. Да вы, Андрей Николаевич, не стесняйтесь, — продолжил Берия, подвигая к Туполеву стакан с чаем. — Я все отлично понимаю: самому пришлось когда-то похлебать тюремной баланды. Витаминов в ней, действительно, не наблюдалось. Но, надеюсь, для вас все это в прошлом. Я разобрался в вашем деле и не нашел в нем состава преступления, которое вам инкриминировали ваши следователи… Да вы пейте, пейте! И берите булочки, пирожки! Не стесняйтесь! — воскликнул Лаврентий Павлович и подвинул к Туполеву хлебницу. — Пейте, — повторил он настойчиво. — А на меня не обращайте внимание: я у себя дома, вы у меня в гостях. — Сам отпил из стакана пару глотков, заговорил снова. — Вы наверное знаете, Андрей Николаевич, что Ежов со своей бандой многих людей понапрасну отправил в тюрьмы и лагеря, лишил жизни. Отчего так произошло? А вот отчего. Мы строим новое общество, но вынуждены строить его руками людей, все корни которых питаются их прошлым. Только одни эти свои корни обрубили, другие сделали вид, что обрубили, пролезли наверх, и тут-то и сказалась их связь не только с прошлым, но и с теми силами, которые это прошлое представляют за рубежом. К сожалению, сразу распознать таких людей трудно. Они слишком умны и изворотливы. А в душу не заглянешь. И какое им дело ни поручи, они всегда стараются его так извратить, что вместо пользы для государства рабочих и крестьян получается сплошной вред. Товарищ Сталин приказал очистить страну от этих выродков и восстановить попранную ими революционную справедливость. Вы слышали, я как раз разговаривал по этому поводу с товарищем Сталиным. Он весьма озабочен вашим положением…
— Да-да, конечно, конечно, — закивал головой Туполев. — Я понимаю, понимаю…
Берия смотрел на Туполева, в его изрезанное морщинами лицо, тусклые глаза и впалый рот, слушал его несвязные бормотания и удивлялся, как изменился этот человек всего за какой-то год лагерной жизни. Казалось иногда, что Меркулов подсунул ему не того человека, которого ему доводилось видеть: уверенного к себе, со снисходительным взглядом слегка прищуренных глаз на всех, кто его окружал. В том числе и на Сталина. Может быть, он и был неплохим авиаконструктором, но, судя по всему, лагерь настолько подорвал его силы и умственные способности, что теперь он ни на что не годен. Но игру надо было доводить до конца, и Лаврентий Павлович продолжил:
— Мне доложили, что вы отказываетесь забрать свои показания, из которых следует, что вы были связаны с заговором против советской власти и с германской разведкой. Мы проверили ваши показания и не нашли им ни малейшего подтверждения. Мне непонятно, почему вы настаиваете на них.
Туполев беспомощно глянул на Берию, в растерянности захлопал слезящимися глазами: ему столько пришлось вынести, прежде чем он подписал эти «свои» показания, столько пережить потом, что теперь, когда он вроде бы смирился со своим положением и даже начал приноравливаться к лагерной жизни, ему предлагают все начать сначала — он этого просто не выдержит.
— Я написал правду, — тихо промолвил он и опустил голову.
— Ну что ж, правду так правду. Давайте сделаем так… Да вы ешьте, ешьте! — Лаврентий Павлович снова настойчиво придвинул к Туполеву хлебницу, и тот взял из нее булочку двумя пальцами, откусил краем рта, принялся жевать, двигая челюстями из стороны в сторону, как это делают жвачные животные. — Давайте сделаем так, — повторил Берия. — Вы назовете мне людей, которые нужны вам для продолжения работы по конструированию самолетов. Вам будет предоставлено конструкторское бюро и все, что нужно для работы. Правда, я не властен вас отпустить на волю, хотя сделал бы это сию же секунду. Но мы соберем материалы и пошлем в наркомат юстиции. Там разберутся окончательно и пересмотрят ваше дело. Я в этом больше чем уверен. А пока надо работать. Вы знаете, какая нынче складывается напряженная международная обстановка. Нам нужна современная авиация, чтобы была не хуже немецкой. И даже лучше.
«Вот отчего вы забегали, — подумал Туполев, стараясь заглянуть в меняющиеся глаза наркома. — Самолеты вам понадобились. А год назад не надобились, год назад вы весь цвет авиационной мысли загнали за Можай… Теперь спохватились, мудрецы, елеем мажете…»
Под детски откровенным взглядом Туполева Берия отвел глаза поспешнее, чем надо, поднял стакан с чаем, подумал: «Э-э, да ты вон какой фрукт», но поскольку Туполев молчал, пояснил:
— Война не за горами.
— Вы думаете?
— Я в этом уверен. И не только я. Весь вопрос во времени. Товарищ Сталин считает, что мы должны наилучшим образом использовать имеющееся у нас время для вооружения армии новейшими образцами оружия. Если вы патриот своей родины…