— Надо признать, — продолжал оратор, все более воодушевляясь, — что все попытки оппозиции, предпринятые в предыдущие годы на демократической основе и направленные на углубление революционного процесса, объективно привели к тому, что личная власть Сталина обросла новыми атрибутами и политическими подпорками. Следует также признать, что время открытой, легальной, демократической борьбы с личной диктатурой Генерального секретаря партии если еще не упущено безвозвратно, однако подходит к своему заключительному этапу, на котором Сталин постарается окончательно закрепить за собой безраздельную власть, подавив всех инакомыслящих, а также своих потенциальных противников. Если не использовать этот оставшийся до семнадцатого съезда партии незначительный исторический отрезок времени и тот факт, что еще многие советские институты, — как партийные, общественные, так и государственные, — находятся под непосредственным контролем и влиянием реальных противников Сталина, то полное поражение оппозиции и полное восторжествование сталинского режима станет свершившимся фактом…
Человек во главе стола говорил хорошо поставленным голосом, но голосом скорее актера, чем оратора. Он точно расставлял акценты, то понижая голос до трагического шепота, то слегка усиливая его громкость, но так, что слушатели невольно вздрагивали: им казалось, что человек чуть ли ни кричит, как кричал когда-то с трибун настоящий Троцкий. При этом каждый из присутствующих понимал, что участие в этом странном собрании смертельно опасно, но и неучастие опасно не меньше, однако они давно привыкли ходить как бы между двумя близко расположенными друг от друга металлическими сетками, по которым пропущен ток высокого напряжения, постоянно чувствуют это напряжение, от которого шевелятся волосы и по телу пробегают слабые разряды, в душе смирились с самыми страшными для себя последствиями, связанными с почти фатальной неизбежностью вольно или невольно потерять равновесие, качнуться в одну из сторон и погибнуть то ли на правой, то ли на левой сетке, так что иным, уставшим от ожидания и напряжения, хотелось, чтобы эти последствия наступили скорее. Между тем они все еще надеялись и верили, что можно что-то изменить: или как-то отодвинуть от себя эти смертоносные сетки, или выключить ток, или избавиться от того, в чьих руках рубильник, или сделать что-то еще более решительное.
Предыдущие годы, начиная с Октябрьского переворота, когда эти люди имели практически неограниченные возможности претворять в жизнь свои идеи, безжалостно истребляя представителей старого русского мира, доказали им, что они обладают определенными способностями в этом роде деятельности и необоримой волей к власти, а тот факт, что многочисленные возможности закрепить за собой власть были упущены одна за другой, что опасность подстерегала их совсем с другой стороны, откуда они ее не ждали, что, в конце концов, они оказались между этими проклятыми сетками с высоким напряжением, — все это объяснялось странным стечением субъективных обстоятельств, недостаточной решительностью и сплоченностью вождей, и даже известной интеллигентской щепетильностью определенных кругов. Не было бы в наличии нерешительности, разобщенности и щепетильности, во главе преображенной России стояли бы или Троцкий, или Зиновьев и Каменев, потому что русскому народу, с его рабской психологией, как и прочим народам, населяющим Россию, все равно, кто ими правит, а им, собравшимся в этой комнате, не пришлось бы таиться и опасаться за свою жизнь и жизнь близких им людей, они бы сейчас…
— Из выше сказанного сами собой напрашиваются выводы, — жестко дробил размышления слушателей, подчиняя их железной логике, хорошо поставленный актерский голос. — Выводы следующие: форсированно консолидировать те партийные и военные кадры, воспитанные на бескомпромиссных революционных традициях, которые ущемляются сталинским произволом как в плане личностном, так и должностном; всемерно подрывать веру Сталина в свое окружение, особенно в командный состав Красной армии, используя для этого любые доступные средства, особенно по линии ОГПУ и НКВД; сеять неуверенность в ближайшем сталинском окружении в прочность положения Сталина как вождя партии и страны, в его способность управлять этой страной на основе учения Маркса-Ленина и, в то же время, проявлять лично к Сталину и его режиму подчеркнутую лояльность со стороны оппозиционно настроенных членов партии, верными идеи пролетарского интернационализма и мировой революции с тем, чтобы обратить репрессии на наиболее преданные Сталину фигуры из его ближайшего окружения; всячески поднимать авторитет и популярность как руководителей-евреев, так и евреев вообще, для чего выставлять руководителей-русских в самом невыгодном свете, способствуя выдвижению на ответственные должности людей недалеких, малообразованных, честолюбивых и завистливых, на практике доказывая как самим русским, так и многочисленным нацменам, что русские в большинстве своем люди малопрактичные и малоспособные к руководящей деятельности, что замена руководителя-русского руководителем-евреем приводит к резкому практическому улучшению положения в той области партийной, государственной или общественной деятельности, в которой произошла соответствующая замена. Наконец, поддерживать и разжигать до известных пределов в определенной части русской интеллигенции и рабочих великодержавный национализм и шовинизм, направленные против любых нацменов (в том числе и грузин), а также дозированный антисемитизм, который наиболее способствует сплочению еврейства в единый народ и укреплению его национального духа… Впрочем, — сделав многозначительную паузу, продолжил оратор, — это далеко не все способы и методы борьбы с диктатурой Сталина и его приспешников, и мы надеемся, что товарищам, работающим в реальных условиях развала и разложения режима, не составит труда отыскивать новые способы и методы на месте. И когда таким образом удастся изолировать Сталина от партии и лишить его поддержки, останется либо сместить его с поста генсека формальным путем на предстоящем партийном съезде, либо устранить физически. В любом случае необходимо действовать быстро и решительно. Пора наконец от слов переходить к делу. В то же время надо продолжать работать по укреплению страны, ибо, при всех искривлениях, допускаемых режимом Сталина, в стране нет частной собственности, власть номинально принадлежит рабочим. Вместе с тем надо показать этим рабочим, что свержение диктатуры Сталина и его бюрократического аппарата есть благо для СССР, мирового пролетариата и вклад в будущую Всемирную республику советов.
Оратор замолчал и некоторое время сидел неподвижно, выложив руки на стол и сцепив пальцы. Молчали и все остальные.
— Таково вкратце содержание письма, полученного нами с той стороны, — вновь заговорил оратор уже совершенно другим голосом, но тоже явно не своим. — Каждый из вас должен сделать практические выводы из этих указаний применительно к своей сфере деятельности, довести до своих доверенных лиц в соответствующей форме соответствующие инструкции с тем, чтобы в ближайшее время начали вызревать реальные плоды нашего активного противодействия диктатуре Сталина. Учтите: промедление смерти подобно. У нас есть все основания полагать, ибо такова внутренняя логика развития всякой диктатуры, что в голове Сталина вынашиваются планы дальнейшего укрепления своей личной власти и подавления всякого инакомыслия. Следовательно, надо использовать эти планы против самого Сталина и его ближайшего окружения.
— Учтите, далее, что одним из первых ударов будет нанесен удар именно по еврейству, как наиболее сплоченной и дееспособной части советского общества, внесшей огромный вклад в дело революционного преобразования России. Наконец, гонения и притеснения евреев отвечают интересам носителей великорусского национализма и шовинизма, великодержавного черносотенства, они не вызовут противодействия со стороны основной части политически активного населения, даже тех, кто лояльно настроен к евреям, потому что удар будет замаскирован своим всеобщим охватом и смещением акцентов на оппозиционность режиму. Мы не должны превращаться в овнов, ведомых на заклание… Это все, что мы имели вам сообщить… С этой минуты от вас ожидаются самые решительные действия.
Председательствующий поднялся с места. Молча поднялись и все остальные. Послышался шорох подошв, осторожный стук задвигаемых под стол стульев.
Человек в маске исчез за таинственной дверью, а все остальные потянулись назад. Уходили по одному, по двое, через коридор снова попадали в туалет, из туалета в фойе, где сновал народ по случаю антракта.
Глава 2
Через час на столе Генриха Григорьевича Ягоды, заместителя председателя ОГПУ, лежало письменное донесение о состоявшемся в подвале еврейского театра конспиративном собрании. В отчете значилось двенадцать фамилий, была подробно изложена речь неизвестного оратора, имитирующего голос Троцкого. Ягода, внимательно прочитав эту речь, ни на мгновенье не поверил, что такую инструкцию мог написать сам Троцкий: он слишком хорошо знал Троцкого, его политические взгляды и пристрастия, постоянно читал его статьи в зарубежной прессе, чтобы поверить, что лидер троцкизма мог эти взгляды изменить и скатиться до такого примитивизма.
Там, правда, есть кое-что от Троцкого, но, скорее всего, над составлением этой инструкции поработали в так называемом Всемирном Израильском центре, эмиссары которого периодически появляются в Советском Союзе под видом представителей торговых фирм и компаний. А имитация голоса — дело здешнего резидента, имя которого для Генриха Григорьевича не составляло тайны.
Человек, принесший на Лубянку это донесение, сидел напротив, положив на колени черную меховую шапку пирожком, еще сырую от растаявшего снега, и смотрел, как Ягода читает бумагу, шевеля тонкими губами.
Закончив читать, заместитель председателя ОГПУ вложил листок в папку и попросил принесшего донесение подождать в приемной, а сам вызвал своего помощника. Разговор товарища Ягоды с помощником занял не более минуты.