И все-таки Жуков был доволен: его поставили командующим Западным фронтом, чтобы он остановил немцев, не дал им захватить Москву — он их остановил и даже нанес поражение, не обладая практически никаким преимуществом над противостоящими ему войсками противника в количестве бойцов и вооружения. Разве что в лучшей подготовленности к войне в условиях русской зимы. Но это преимущество ничего бы не значило, если бы не осознание всеми, что дальше отступать некуда, начиная от рядового красноармейца и кончая… Впрочем, никто не знает, где тут конец, а где начало и кто больше всего внес свой вклад в победу под Москвой. Генералы? Но именно они не слишком задумывались над тем, как наилучшим образом распоряжаться имеющимися у них людскими и материальными ресурсами для достижения победы на отдельных участках фронта. Так что, как не крути, а главными виновникам являются рядовые бойцы, командиры взводов, рот, батальонов, полков. До дивизий включительно. Ими расплачивались командующие армиями за свои победы. А он, Жуков, старался делать все, чтобы они добивались поставленных целей за минимальную плату.
Но какой смысл теперь считать, кто платил и сколько? Ясно и понятно самое главное: это была первая крупная победа Красной армии и первое же крупное поражение немцев с осени тридцать девятого года. Если бы Сталин послушался его совета и дал Западному фронту в феврале-марте еще пару армий и сотни две-три новых танков, он, Жуков, сумел бы «завязать» Ржевско-Вяземский мешок и в нем похоронить наиболее боеспособные дивизии германской армии. Тогда бы, скорее всего, немцы не смогли организовать такое мощное наступление на южном участке советско-германского фронта, а у Красной армии имелись бы крупные резервы, чтобы такому наступлению успешно противостоять. Но Сталин слушал только самого себя и тех, кто не блещет ни умом, ни знаниями. Теперь эти же самые горе-полководцы не могут остановить противника, рвущегося к Волге и каспийской нефти.
Два часа назад позвонил Поскребышев и передал приказ Верховного — незамедлительно прибыть в Москву. Видимо, Жуков снова понадобился Сталину, чтобы исправить положение. Что ж, он готов, хотя Сталин мог бы призвать его и раньше.
На приветствие Жукова Сталин лишь кивнул головой. Затем, ткнув чубуком трубки в карту, произнес:
— 23 августа севернее Сталинграда немцы вышли к Волге. Командующий Юго-Западным фронтом Еременко утверждает, что Сталинград удержать наличными силами невозможно. С потерей Сталинграда мы практически лишаемся бакинской нефти и поступления союзнической помощи со стороны Ирана. Но это одна сторона дела. Другая сторона дела заключается в том, что немцы могут повернуть на север и ударить на Москву вдоль Волги, отрезая ее от восточных районов страны. Они уже бомбят приволжские промышленные города. Отправляйтесь в район Сталинграда, изучите тамошнюю обстановку. Но самое главное — надо организовать наступление с севера против прорвавшейся к Волге группировки немцев и соединиться с Юго-Западным фронтом. Надеюсь, что у вас это получится. Еще надеюсь, что у вас появятся предложения, имея в виду не только остановить немцев, но и нанести им решительное поражение.
Сталин помолчал, затем продолжил все тем же спокойным тоном, как будто речь шла о чем-то весьма неважном, о чем можно и не говорить, а если говорить, то исключительно между делом:
— На Сталинградском фронте сейчас находится Василевский. Вместо Тимошенко командующим фронтом, как вам известно, назначен Гордов. Он вполне справляется с оборонительными задачами, но ему не хватает решительности при проведении наступательных операций. Свяжитесь с Василевским, обсудите, что надо предпринять в первую очередь, но, повторяю, основная ваша задача — организация наступления в южном направлении в сторону Сталинграда. Вы должны отбросить немцев от Волги. Для этого можете использовать 24-ю, 66-ю и Первую гвардейскую армии, расположенные в этом районе. Сталинградский фронт слишком растянут. Еременко не справляется. ГКО решил выделить названные мною армии в отдельный Донской фронт. Командование этим фронтом поручить Рокоссовскому. ГКО полагает, что он кое-чему научился, командуя армией под вашим началом. Но в любом случае ему необходимо помочь. Ко всему прочему Вам предстоит наладить взаимодействие с другими фронтами.
Сталин взял со стола коробок со спичками, встряхнул его, медленно достал спичку, чиркнул по коробку, раскурил погасшую трубку, разогнал ладонью дым.
— Должен вас уведомить, — снова заговорил он, — что решением Государственного комитета обороны вы назначены первым заместителем Верховного Главнокомандующего Красной армии, — и внимательно посмотрел на Жукова. — Ваши приказы обязаны выполнять все. Можете действовать от моего имени. Но я думаю, что и вашего имени будет достаточно.
— Благодарю за доверие, — произнес Жуков, вытягиваясь. — Постараюсь сделать все, чтобы его оправдать.
Лицо генерала выражало крайнюю озабоченность и ничего более.
— Когда вы сможете вылететь? — спросил Сталин, опуская глаза.
— Мне нужен день, чтобы досконально изучить обстановку на южном направлении. Думаю, что вылететь смогу завтра.
— Хорошо. Я позвоню в Генштаб, чтобы они подготовили вам всю информацию и карты. Самолет будет ждать вас с утра следующего дня. Желаю успеха.
Самолет летел на небольшой высоте. Над ним, под самыми облаками, барражировали истребители прикрытия. Тень от самолета неслась по выжженной степи, ныряла в лощины, перепрыгивала через овраги и речушки, заросшие камышом.
Жуков сидел у окна, смотрел вниз, вспоминал вчерашнюю встречу со Сталиным.
В общем — ничего неожиданного. Разве что назначение на самую высокую военную должность, какая только существует в СССР, если не считать должности самого Сталина. Разумеется, не за красивые глаза она ему, Жукову, пожалована, а за то, что правильно оценивал обстановку на театре военных действий, в своем положении командующего фронтами делал все, что можно было реально сделать в тех условиях и теми силами, которыми располагал.
Только сейчас Жуков обратил внимание еще на одну особенность разговора со Сталиным: Верховный никого не критиковал и не осуждал за сложившееся положение на южном участке фронта. Впрочем, это вполне объяснимо: именно его, Сталина, мнение, именно его, Сталина, решения привели к новым поражениям Красной армии, и не понимать этого Верховный не может. Смущало лишь одно: его, Жукова, снова хотят использовать в качестве «пожарника», человека, способного заставить других выполнять волю Верховного главнокомандующего. И опять не очень-то интересуются его мнением: лети и заставь атаковать. И это пока все. Что ж, он полетит и заставит. Но решит ли это судьбу Сталинграда, из Кремля не видно.
Глава 29
На командном пункте генерала Москаленко, командующего Первой гвардейской армией, все замерло в напряженном ожидании. Сам командующий, с испитым нервным лицом, тонкой шеей, стянутой тугим воротником гимнастерки, то и дело поглядывает на часы, хмурит густые брови: его смущает присутствие первого заместителя Верховного Главнокомандующего Красной армии генерала армии Жукова, начальника Генерального штаба Василевского, командующего фронтом генерала Рокоссовского, почти полная неизвестность относительно противостоящих ему войск противника, малочисленность собственной артиллерии, авиации, слабая обученность войск и среднего командного состава, полученного в качестве пополнения. В то же время генерал Москаленко понимает, что Жуков и Василевский сидят у него на КП не от хорошей жизни, что от наступления его армии зависит, снимет ли командующий 6-й немецкой армии генерал Паулюс часть своих сил со Сталинградского направления. Немцам важно удержать «коридор», образовавшийся в результате выхода немецких танковых дивизий к Волге. Они этим выходом отрезали Сталинград от остальных советских армий, прекратили судоходство по реке, обрекая город, его жителей и обороняющие его войска на уничтожение. Более того, они заняли господствующие высоты, по которым пролегал внешний пояс обороны Сталинграда, созданный войсками и жителями окрестных станиц и хуторов. Наши войска на этом поясе даже не задержались в своем паническом бегстве, а немцы сделали его практически непреступным.
Секундная стрелка с тягучей медлительностью заканчивает очередной круг. Оранжевое солнце, едва оторвавшись от горизонта, заглянуло в узкую щель блиндажа, ослепило окуляры стереотрубы. Черные тени побежали по блеклой траве, сгустились в распадках и оврагах, на северо-западных склонах древних курганов.
Заговорила артиллерия. Застонали спрятанные в лощинах реактивные минометы. Над передним краем немцев заметались черные клубы дыма и пыли. В воздухе появилась авиация. Бомбардировщики наплывали волна за волной, вспенивая землю крупнокалиберными бомбами. Над ними едва заметными точками кружили истребители прикрытия, среди самолетов возникали белые облачка разрывов зенитных снарядов.
Жуков и Василевский молча смотрели на все это, не вмешиваясь в приказы Москаленко. Они понимали необходимость такого наступления, но оно походило на довоенные учения войск, когда боевые действия лишь обозначались, и это их угнетало. Если наступать с целью деблокирования фактически окруженного Сталинграда, надо готовиться серьезно, использовать средства и силы, сопоставимые со средствами и силами противника. К тому же это не решает главного — нанесения немцам поражения. Все сводится к перемалыванию своих и чужих войск. При этом свои перемалываются быстрее, чем войска противника, а результат скажется лишь через длительное время, определить которое никому не дано.
Артподготовка длилась недолго. Самолеты улетели. Над передним краем повисли красные ракеты — сигнал к наступлению. Из окопов неровными цепями, иногда сбиваясь там и сям в плотные комочки, поднялась пехота и двинулась к немецким позициям, расположенным на возвышенности. До слуха долетело протяжное и какое-то отчаянно-жалобное «А-ааа!», слитный гул выстрелов. Цепи стало заволакивать дымом разрывов немецких мин и снарядов, они исчезли в этом дыму, и жалобный крик их растворился в нарастающем грохоте.