енного совета, начальников артиллерии и фронтовой разведки, командующих армиями. Он повторил им все, что сказал ему Сталин, не упоминая, естественно, о телефонном звонке, добавил кое-что от себя:
— С сегодняшнего дня каждая проведенная операция, независимо от ее масштабов, будет рассматриваться с двух точек зрения: что было достигнуто и какие для этого достижения принесены жертвы. Пора научиться воевать по-настоящему, бить врага не растопыренными пальцами, а железным кулаком! Пора относиться к своим бойцам бережно и с максимальной заботой. Каждый боец должен понимать и знать, что его на смерть посылают не недоумки, которым не жаль никого, а отцы-командиры. За бессмысленную трату людских ресурсов будем отдавать под трибунал. Так и передайте в войска.
Помолчал, перебирая бумажки на своем столе, нашел искомую, нацепил очки.
— Вот тут мне разведка подбросила захваченный у немцев бюллетень, в котором они анализируют итоги нашего с вами наступления. Вот слушайте: «Атаки русских проходят, как правило, по раз и навсегда данной схеме — большими людскими массами и повторяются несколько раз без всяких изменений. Наступающая пехота компактными группами покидает свои позиции и с большого расстояния устремляется в атаку с криком „Ура!“ Офицеры и комиссары следуют сзади и стреляют по отстающим…»
Конев поднял голову и, оглядев собравшихся, заметил:
— Ну, это они нагло врут, конечно, насчет офицеров и комиссаров, а остальное, к сожалению, верно. Далее… — Пошелестел бумажками. — Ну, тут не важно, да… Где это я подчеркнул? Ага, вот: «Так как русские перед началом атаки собираются в ложбинах, то большой для них урон наносит огонь из гранатометов…» Так они минометы зовут, — пояснил Конев, прижав строчку пальцем. Но палец закрывал сразу несколько строк, и Конев нужную строчку потерял. — «…перед началом атаки…» так-так… «урон наносит огонь из гранатометов…» ага, вот: «…которого они особенно боятся… Для отражения атак русских нужны крепкие нервы и подавление атакующих с близкого расстояния автоматическим оружием… Моральное воздействие от рева русских „Ура“ может быть ослаблено собственными криками „Ура“, что создает у русских впечатление, будто немцы сами переходят в атаку. Не рекомендуется организовывать местные самопроизвольные контратаки при наличии слабых сил. С другой стороны, надо заметить, что русские не выдерживают планомерно проводимых контратак, особенно с флангов…»
Конев потряс бумажками в воздухе, возгласил:
— Правильно немец пишет: именно так мы и воюем! Организация наших атак хромает на обе ноги. Фланги не обеспечиваются огневым прикрытием, за фланги никто не отвечает. — И спросил, уставившись поверх очков на командира пехотного корпуса генерала Валецкого: — Или у нас ума для понимания таких простых вещей не хватает? А потом жалуемся: нет резервов. А резервы лежат перед немецкими траншеями. Сами их гробим, а потом жалуемся. — Новая пауза, чтобы дать всем время осмыслить сказанное, и новый вопрос: — Что нужно для исправления этого ненормального положения? Первое: не ставить перед войсками невыполнимых задач; второе: разведка, разведка и еще раз разведка!
Оглядев присутствующих, продолжил:
— Пойдем дальше… Так, тут опять неважно, ага, вот: «Проведение постоянно беспокоящих атак малыми силами преследует цель измотать части противника, разведать систему огня, предотвратить его нападение. Поэтому отражение таких беспокоящих атак русских надо проводить разнообразными методами, так как в случае повторения оборонительных действий облегчается для русских разведка боем. Целесообразно всякий раз отражать подобную атаку малыми средствами, чтобы встретить атаку главными силами всеми имеющими средствами, использование которых станет для русских губительной неожиданностью…» — Глянул поверх очков, спросил: — Все ясно? Это к вопросу о разведке. А потом кричим: противник ввел в бой дополнительные резервы! А он ничего не вводил. Он просто грамотно воюет. А мы, наоборот, глупо воюем, товарищи командиры. Немец — он не дурак. Он нас, дураков, изучил до самой подноготной, а мы все думаем, что мы такие особенные, что и сами себя не понимаем. Мы-то, может, и не понимаем, а он понял, что воевать мы не умеем, лезем вперед дуриком, лбом стенку пробиваем. Так вот, товарищи мои дорогие, я вам эту немецкую бумагу прочитал не для того, чтобы вы похихикали и забыли, а чтобы сделали из этой бумаги соответствующие выводы, чтобы, прежде чем посылать людей в бой, все продумали до мелочей, довели до каждого подчиненного вам командира ваши мудрые решения, а уж потом требовали с них по всей данной вам власти. А я, само собой, буду требовать с вас. А теперь по местам: завтра наступление. Оперативно-тактические планы вам известны. К концу дня чтобы на столе у меня лежали конкретные разработки атакующих действий каждой дивизии, каждого полка и батальона. — И повторил слова Сталина, даже интонации выдержал, разве что без акцента: — Желаю успехов.
Глава 24
5 декабря войска Калининского фронта начали наступление и вклинились в передний край обороны противника. На другой день войска Западного фронта, отбив севернее Москвы последние атаки немцев, без всякой паузы и длительной подготовки, начали контрнаступление и погнали немцев назад. Пришли в движение и другие советские фронты.
20-я армия под командованием генерал-майора Власова продвигалась вперед с упорными боями. На пятые сутки дивизии подошли к железной дороге Москва-Ленинград и освободили Солнечногорск. Обходные маневры проводить было практически невозможно из-за глубоких снегов, наступали вдоль дорог, сбивая оборону противника лобовыми ударами. Снабжение боеприпасами и продовольствием отставало, люди питались всухомятку, ночи проводили возле костров, деревни и села на пути наступающих войск были сожжены, население угнано или пряталось по лесам. Только с выходом в тылы немецких войск кавалерийского корпуса генерала Доватора, противник, боясь окружения, побежал, бросая технику и тяжелое вооружение. Двадцать первого декабря передовая дивизия Двадцатой армии подошла к Волоколамску.
Штаб генерала Власова разместился в большой походной палатке на опушке соснового леса. Третьи сутки идет снег, не прекращаясь ни на минуту. Мороз, правда, несколько ослабел, но все равно держится на отметке пятнадцать градусов, к ночи опускаясь до двадцати пяти.
На десять утра Власов собрал совещание командного состава армии. Командиры дивизий и отдельных частей расселись на ящиках из-под патронов. Сам Власов устроился за раскладным походным столом перед разложенной на нем картой. От дыхания множества людей пар оседал на брезенте палатки махровыми гирляндами, слоями плавал дым от папирос.
— Волоколамск надо брать обходным маневром, — начал Власов совещание короткими фразами. — Иначе нам скоро нечем будет воевать. Записывайте! (Комдивы и начальники их штабов зашелестели картами). Полк левофланговой дивизии полковника Крутоярова наступает в направлении поселка Привокзальный. Остальные полки наступают в направлении Нелидово-Ряховское-Дубосеково. В резерве иметь не менее двух батальонов. Далее. Правофланговая дивизия полковника Удальцова наступает севернее Волоколамска двумя полками в направлении Алферьево-Спасс-Помазкино-Белая Колпь; правым флангом на Ярополец-Мышкино-Новоникольское. В авангарде каждого полка идет усиленная рота автоматчиков. Непременно на лыжах. Роты выдвигаются затемно, обходят населенные пункты, которые противник превратил в узлы обороны. Никаких лобовых атак. Противотанковую артиллерию, минометы и танки — на прямую наводку. Отвлекающий огонь. Выявление огневых точек. После чего атака с тыла. И учтите: опорные пункты противника расположены так, что могут прикрывать друг друга перекрестным огнем. Разладить их систему огня, значит избежать лишние жертвы с нашей стороны. Непосредственная атака на Волоколамск будет зависеть от успехов фланговых дивизий. Город охватывается с севера и юга. Этой ночью провести разведку группами лыжников в указанных направлениях. Задача артиллеристам: орудия, которые еще не выкрашены, выкрасить в белый цвет. Расчеты одеть в маскхалаты. Нечего упрощать противнику ведение прицельного огня на поражение. Орудия поставить на крестьянские сани, прицепить к танкам по нескольку штук. Сами танки использовать в качестве поддержки пехоты. В случае отступления противника, атаковать его с десантом на броне. Людей накормить горячей пищей. Как хотите и на чем хотите. Детали наступления согласовать с начальником штаба на основании приказа по армии. У меня все.
Едва командиры покинули палатку командующего армией, как в нее вошел член военного совета дивизионный комиссар Пытало, человек почти двухметрового роста, с огромной головой и ногами. С ним заместитель начальника политуправления фронта армейский комиссар Омельченко, маленький, кругленький, с маленькими хитрыми глазами. С Омельченко генерал Власов встречался когда-то пару раз на полевых учениях в Киевском военном округе… еще до войны. Был он в ту пору то ли каким-то по счету секретарем ЦК КП(б)У, то ли инструктором. Путался под ногами.
— Здравствуй, Андрей Андреевич! — воскликнул Омельченко, протягивая генералу руку. — Рад тебя видеть. Говорили, что болеешь… Врали, небось…
— Да нет, было дело, — скупо улыбнулся Власов старому знакомому, пытаясь вспомнить, как его зовут, и понять, зачем тот пожаловал.
— Поправился, значит? Это хорошо. Нам болеть нельзя. Об этом еще товарищ Сталин говорил. После победы, говорил, будем болеть, после нашей победы. Так и сказал, — сыпал Омельченко словами. — Говорят, ты встречался с товарищем Сталиным?
— Было дело.
— Большая честь, большая честь, Андрей Андреевич! От души поздравляю! От всей души!
— Спасибо, товарищ Омельченко.
— А я к тебе по делу. Тут вот один американский журналист к тебе просится, интервью хочет взять… в смысле, поспрашивать о том, о сем. Из политуправления штаба фронта такое указание поступило, чтобы, значит, у тебя взять это интервью, а не у кого-то другого. Большое доверие тебе оказано. Опять же, в «Правде» о тебе писали и в «Красной звезде». Писали, что хорошо воюешь и все прочее. Сам знаешь, что вопрос, к кому иностранного корреспондента посылать, это, брат, даже не в штабе фронта решают, а бери выше. Потому и приехал к тебе: дело ответственное… Надеюсь, у тебя полчаса найдется?