— Найдется. Кстати, мы еще не обедали. Как вы на этот счет, Пантелеймон Григорьевич? — вспомнил наконец Власов имя-отчество Омельченко.
— С удовольствием, Андрей Андреич. С превеликим удовольствием. Мы тут привезли с собой кое-что из армейского НЗ: все-таки союзник, нельзя ударить в грязь лицом. — И, оборотясь ко входу, крикнул неожиданно зычным голосом: — Корытко! Давай сюда гостя!
Через минуту в палатку вошел молодой майор и, придержав руками откидной полог, пропустил вперед человека в армейском полушубке, в ватных штанах и валенках. Что-то сказал ему по-английски — человек заулыбался, пошел прямо на Власова, протягивая широкую ладонь, торчащую из опушенного рукава полушубка:
— Мистер Власов? Оччень рад вь-идеть васс иметь знакомь-ить-ся. Капитан Ларри Лесьюэр. Много слыхать о ваших подвиг. Моя газзетта… «Вашингтон пост»… энд другие газзетта… писать о вас, как вы есть воевать Киев ваша армий. Немецки газзетта писать, что ви есть полков-воддець, которы имел случай выходить из окружений. Я хотеть взять интервью, как ви смотреть на война, как ви смотреть вперьед.
И, крепко пожав Власову руку, обернувшись к переводчику, заговорил по-английски.
Власов остановил переводчика движением руки.
— Спроси у господина… э-э… Люсьера, не угодно ли ему отобедать вместе с нами?
Майор чего-то протарахтел, американец расплылся в улыбке пуще прежнего, радостно закивал головой.
— О-о! От-обьедать! Вэри гуд! Оччень хорошшо! Окэй!
— Вот и прекрасно, — подхватил комиссар Омельченко. — За столом и поговорим.
Через несколько минут в палатку втащили несколько раскладных столиков, составили в ряд, загремели алюминиевые миски-тарелки, ложки-вилки, из открытых термосов повалил горячий пар, пропитанный духом тушенки и лаврового листа, в мисках, точно снаряды, сгрудились соленые огурцы. Расторопный майор разливал по алюминиевым же стопкам «Московскую» из запотевшей бутылки, Ларри Лесьюер что-то писал в блокноте «вечным пером». Затем, не ожидая, пока стол будет готов окончательно, задал свой первый вопрос:
— Мистер Власов. Ваша армий должен наступа-ать Волоколамоск. Я знаю, вы учились воевать на пример великий полк-оводець: Ганнибал, Александр Македонский, Фридрих Великий, Александр Суворов энд другой. Что брать вы из опыт эти полк-оводець?
— У Ганнибала возьму тактику фланговых охватов, у Александра Македонского дерзость и устремленность к цели, у Суворова способность ошеломить врага неожиданным маневром. А у Фридриха мне брать нечего: его русские бивали не раз, а не добили окончательно только потому, что царь Петр Третий не позволил это сделать. Лично мне Наполеон как полководец больше импонирует, чем Фридрих Второй. И никакой он не «великий». Разве что для немцев. Так у них других и не было. И вообще, на Россию нападали многие, и те же немцы не раз нападали, по всей нашей земле рассеяны кости иноплеменных захватчиков, а Россия стоит и будет стоять вечно.
— Браво, мистер Власов! Ваша уверен-ность победа над Гитлер я передать американский читатель.
— Это не только моя уверенность, мистер Люсьер. Это уверенность нашего народа, нашей партии, Верховного командования Красной армии во главе с товарищем Сталиным.
— Лесьюер, — поправил американец Власова.
Генерал развел руками: извиняюсь, мол.
— Так, товарищи, вопросы пока в сторону, — возвестил комиссар Омельченко. — Прошу к столу: щи стынут. Как у нас, у русских, говорят: щи да каша — пища наша. А водочка — это чтобы она в горле не застревала. Выпьемте ж за победу над проклятыми фашистами. За то, чтобы союзники в следующем году открыли Второй фронт. Так и передайте вашим читателям, президенту и всем прочим, мистер Лесьюер, что мы тут ждем этого события с большой надеждой и уверенностью в общей и скорой победе. А то и без вас немцев расколошматим в пух и прах и дойдем до самого Ламанша.
— О-ооо! — воскликнул восторженно мистер Лесьюер. И дальше пошел чесать по-английски, так что переводчик за ним едва поспевал. — Я буду очень рад передать это нашим читателям. Надеюсь, мистер Власов разделяет уверенность мистера Омельченко?
— В общем и целом. Но не думаю, что это произойдет так скоро. Хотя и сам этого желаю вместе со всеми. Время покажет.
Выпили водку, захрустели огурцами. Неугомонный американец даже с набитым ртом не забывал о своей работе:
— Как говорят русские: куй железо, пока оно горячо. Как далеко войска генерала Жукова собираются продвинуться в этом наступлении? — сыпал переводчик, заглядывая в рот американцу.
— Это зависит от многих факторов, — осторожничал Власов. — Главное сейчас — отогнать немцев как можно дальше от Москвы. У моей армии на этот счет свои ограниченные задачи. Перспективу знают в Генеральном штабе. Об этом вам лучше спросить комфронта Жукова.
— Но после Волоколамска вы пойдете дальше?
— Разумеется.
— Как далеко?
— Думаю, что конечной целью нашего зимнего наступления станет Смоленск, — ответил Власов, уверенный, что до Смоленска вряд ли дойдет при таком ожесточенном сопротивлении немцев, при нехватке боеприпасов, танков, артиллерии и самолетов. Но не говорить же об этом американцу: растрезвонит по всему свету, а отдуваться придется ему, Власову. И добавил, поразмыслив: — Это самая ближайшая наша цель. А там будет видно.
— Мистер Власов, вы уже давно командуете армией…
— Не так уж и давно, — возразил Власов.
— Но наиболее, как мне известно из конфиденциальных источников, успешно. Что касается сроков, так у войны свой счет времени. Как говорят у нас в Америке: время — деньги. Применительно к войне можно сказать и так: время — это победы. Рассчитываете ли вы в ближайшем будущем командовать фронтом?
— Каждый солдат мечтает стать генералом, а генерал маршалом. Но рассчитывают в другом месте, а мы воюем, мистер Люсьер.
— Лесьюер, — поправил Власова майор-переводчик.
— Это не имеет много значений, — засмеялся американец. — Я хочу выпить за мистер Власов, за его победы!
Сдвинули стопки, выпили.
В углу, где притихли связисты над телефонами и рацией, послышалось настойчивое дребезжание, и голос телефониста оповестил:
— Товарищ генерал! На проводе Константинов.
Власов встал, подошел к аппарату, взял трубку и услыхал скрипучий голос командующего фронтом Жукова:
— Здравствуйте, товарищ Андреев? Как у вас дела?
— Здравствуйте, товарищ Константинов! Чем заняты? Обедаем с американским корреспондентом. Если позволите, я перезвоню вам через полчаса.
— Хорошо, жду вашего звонка. Не засиживайтесь там. И не болтайте лишнего. — И в трубку ворвались торопливые звонки отбоя.
Власов вернулся к столу. Комиссар Путало трубным голосом рассказывал о том, что все подразделения Двадцатой армии охвачены единым порывом разгромить ненавистного врага, освободить захваченные им города и села, вызволить из неволи советских граждан.
— В каждой роте сегодня будет проведено партийно-комсомольское собрание, — говорил он почти без запинки, — которое призовет коммунистов и комсомольцев показывать личный пример бесстрашного поведения в бою, воинского мастерства. Многие будут приняты в партию и комсомол и тем самым подкрепят решимость подразделений с честью выполнить поставленную перед ними боевую задачу.
— О-оо! — радовался корреспондент, блестя кипенно-белыми зубами на раскрасневшемся лице. — Я оччень хотеть иметь случай быввать на этом… брифинг… как это по-русски…
— Собрании, — подсказал переводчик.
— О, да-да! Соб-бран-ни-ии.
— Это мы запросто, — пообещал комиссар Путало. — Сегодня же и организуем. Пускай в Америке узнают, какую силу имеет партийное слово, когда оно произносится от всего сердца.
Власов наклонился к Омельченко, произнес в ухо:
— Звонил комфронта…
— Да, я понимаю. Сейчас уходим. — И к американцу: — Товарищ Лесьюер. Если у вас нет больше вопросов, оставим генерала Власова с его делами.
— О, да-да, конечно! Болшое спаси-бо, мистер Власов! Я ж-желать вам крепки успех!
К вечеру следующего дня Волоколамск был освобожден от немцев. В приказе Верховного Главнокомандующего Красной армии, в котором отмечались успехи советских войск, Двадцатая армия и ее командующий упоминались одними из первых. И в газете «Правда» написали об успехах Двадцатой армии под командованием генерала Власова. В этом же номере был помещен большой портрет Жукова и сообщено, что именно он командует Западным фронтом.
Но чем дальше продвигались войска этого фронта, тем сильнее становилось сопротивление немцев. Так, если расстояние от канала Москва-Волга до Волоколамска армия генерала Власова преодолела за месяц, то расстояние вдвое меньшее более чем за три и остановилась, упершись в сильную оборону противника.
Глава 25
Маршевые роты, прибывшие на фронт для пополнения обескровленных наступлением пехотных полков и дивизий, выгрузили из вагонов, отвели подальше в лес, построили на заснеженной поляне. Командиры рот суетились, бегали вдоль строя, равняли шеренги, уверенные, что пополнение будет смотреть высокое начальство. Командиры взводов, сплошь младшие лейтенанты с ускоренных командирских курсов, почти мальчишки, пунцовели, когда слышали попреки от бывалых ротных.
— У вас что, бойцы Красной армии или бабы беременные? Поч-чему ремень не подтянут? Поч-чему звездочка на шапке сидит криво, как ворона на суку? Куда взводный смотрит? Ис-справить немедленно!
Пощипывал щеки и нос крепкий морозец, постреливали деревья, повизгивал под валенками снег, невдалеке погромыхивал фронт. Необстрелянные красноармейцы опасливо прислушивались к этому погромыхиванию, с тоской поглядывали в серое небо, наслышанные об ужасных бомбежках. Покачивались белые, одетые в маскхалаты, шеренги, тускло отсвечивали покрытые свежим лаком лыжи, чернели воронением новенькие автоматы и винтовки, перед строем выставлены стволами вперед ручные и станковые пулеметы, противотанковые ружья; пополнение не только хорошо вооружено и экипировано, но и обучено: их два месяца учили драться в обороне, ходить в атаки так называемой «волной», когда одна «волна» атакующих движется вперед, другая прикрывает ее огнем, затем они меняются местами; учили начинать атаку во время артподготовки, не бояться близких разрывов своих снарядов и мин, вести атаку «по коридору», то есть когда в сплошной стене разрывов выделяется не простреливаемый участок, куда и должны устремляться атакующие. Но учеба учебой, а война войной, и никто не знает, чем она для каждого из них обернется.