Выходит, что в игре генералов учитывалось далеко не все, а возможное развитие событий не было предупреждено заблаговременными мерами. А ведь казалось все таким простым и понятным. Даже майору Матову. И другим майорам и капитанам всех академий Красной армии.
«Вторую войну с немцами начинаем почти одним и тем же, — подумал Матов с горечью. — И оба раза к войне не готовы практически по всем параметрам. И когда только научимся?»
Матов спрыгнул с верхней полки.
Внизу собирали вещи муж и жена. Оба ехали, как ясно было из их разговоров, в Барановичи, к родителям. Полная женщина лет тридцати пяти, с гладкими волосами и рыхлым лицом, непрерывно всхлипывала, мужчина, чуть постарше и очень похожий на свою половину, бубнил что-то ободряющее.
Четвертое место, что напротив Матова, освободилось еще раньше.
— Вы думаете, — обратилась женщина к Матову, вытирая мокрое от слез лицо скомканным платочком, — нам уже совсем никак нельзя будет проехать до Барановичей?
Матов с удивлением глянул на нее, ответил:
— Но там же немцы! Вы понимаете это — немцы?
— О господи! — всплеснула женщина руками: видимо, до нее только сейчас дошло, что это такое.
— Гася, ну перестань уже! — увещевал ее муж. — А то товарищ командир могут за нас подумать бог знает что. — И уже к Матову: — Она совсем уже потеряла голову: родители ее там, а у них наши дети. И потом, немцы так плохо относятся к евреям…
— Я понимаю, — сказал Матов. — Возможно, что попасть в Барановичи можно, но я бы вам не советовал туда стремиться, пока не прояснится обстановка. Думаю, что это ненадолго. — Он хотел добавить: месяца на два-три, но что-то удержало его от этого добавления, и лишь потом он понял: собственная неуверенность в том, что этого времени хватит, чтобы повернуть немцев вспять.
— Вы так думаете? — ухватилась за его слова женщина. — Может, нам переждать здесь?
— Я не могу сказать вам ничего определенного, — ответил Матов, уже стоя в дверях купе. — Я сам не в курсе последних событий. Но лучше вам вернуться. А когда все прояснится, можно поехать снова. Желаю вам успеха. — Козырнул и вышел из купе.
На перроне возле вагона стоял полковник авиации: на груди два ордена Боевого Красного Знамени и один Красной Звезды, возле ног два больших чемодана.
Увидев Матова, окликнул его:
— Майор! Не помогли бы вы мне, а? Хотя бы до какой-нибудь гостиницы добраться… Черт знает что! Ни одного носильщика! Все как повзбесились!
— Насчет гостиницы — не уверен, — улыбнулся Матов. — А до комендатуры — пожалуйста.
— А где она, эта комендатура? Вы здесь бывали, майор?
— Нет, не приходилось. Узнаем.
Чемодан оказался тяжелым, точно набитый железом.
Полковник пояснил:
— Там книги, балык, ну и… — щелкнул себя пальцем по горлу. — Думал: приеду на новое место, то да се, знакомство с полком… — Представился: — Полковник Реченский. С Дальфронта. Вернулся из отпуска — на тебе: назначение в ЗапОВО. Командиром полка бомбёров. Семью оставил в Хабаровске. Собрался, поехал, пока ехал — война. Приехал — здрасте вам! И что дальше? Мой полк где-то в районе Луцка. А как туда добираться? И где теперь штаб округа? Или хотя бы дивизии? Черт знает что!
Глава 2
В комендатуре, расположенной на привокзальной площади в двухэтажном каменном здании старинной постройки, полно военных всех родов войск. Каждого война застала в дороге. Кто ехал по новым назначениям, кто из отпуска с семьей, кто из командировки, а семья где-то там, до которой еще ехать и ехать.
Едва протиснулись в коридор, появился капитан с красной повязкой на рукаве дежурного по комендатуре. Глаза красные, осовелые от недосыпа. Лицо серое.
— Товарищи, минутку внимания! — загрохотал он охрипшим, но сильным голосом. — Рядовой состав — направо от входа в комендатуру. Там, во дворе, сборный пункт. Младший командный состав до старших лейтенантов включительно — получить назначения на первом этаже в комнате номер шесть. Старший командный состав, от капитана и выше, прошу на второй этаж. Комната двадцать четыре. Пожалуйста, не толпитесь. — И ушел.
Возле комнаты за номером двадцать четыре собралось десятка полтора старших офицеров — от капитана до полковника. Расселись по лавкам вдоль стен. Каменные лица, сжатые накрепко губы. Каждый думает о своем.
Полковник Реченский склонился к Матову, прошептал:
— И что вы думаете обо всем об этом?
— Думаю, что надо воевать.
— Это-то мне понятно. Но чем? — и посмотрел на свои руки. — Пока получу назначение, доберусь до места… Вы вот академию кончали… Что там вам по поводу развития таких событий втолковывали? Опять заманиваем?
Из комнаты вышел генерал-лейтенант танковых войск, хмуро оглядел собравшихся, махнул рукой: мол, я и сам такой, пошагал к лестнице. За ним поспешил адъютант с чемоданами и вещмешком.
Реченцев в кабинет пошел вторым. Пробыл там минут пять, вышел злой, вполголоса матерясь. Стал распаковывать чемодан, который нес Матов, и раздавать балык и бутылки с водкой, приговаривая:
— Берите, славяне, не таскать же мне это добро за собой. Раздав все, оставил чемодан открытым. — Кому какие книжки понравятся — разбирайте! — Подхватил другой чемодан, тиснул Матову руку, пообещал: — Чуть что — зови полковника Реченцева: подсоблю! — И, подмигнув, быстро пошел по коридору.
В комнате сидел пожилой подполковник. Глаза усталые, под ними набрякшие мешки, трехдневная щетина обметала подбородок. Заглянув в документы Матова, пригласил садиться. Заговорил:
— Немцы жмут. Обстановка сложная и не совсем, мягко говоря, ясная. Известно только, что восточнее Минска идут тяжелые бои. Часть наших войск дерется в окружении. Авиаразведка донесла, что немецкие танки на подходе к Бобруйску. Нам приказано создать оборонительную линию по левому берегу Днепра. Сейчас формируются части прикрытия. Пока приходится рассчитывать на те силы, которые имеются в нашем распоряжении. Ждем подхода резервов. Ваша задача, майор, отправиться в Копысь. Этот городишко в пятидесяти двух километрах к югу от Орши. Вот смотрите на карту. Видите?
— Вижу.
— Вот сюда. Здесь, в Копысе, стоит пехотный полк полковника Ревенёва и еще кой-какие части. Так вот — в его распоряжение. Командиров там нехватка. Вас внизу ждут одиннадцать лейтенантов, в основном — выпускников военных училищ. Возьмете из казармы роту красноармейцев… Ну, роту не роту, а на два взвода наберется, — поправился подполковник. — Во дворе комендатуры три полуторки. Грузитесь — и в Копысь. Ясна задача?
— Так точно, товарищ подполковник. Один вопрос…
— Давайте.
— Оружие?
— С оружием плохо. Красноармейцам выдали винтовки. По одной на двоих. Есть три «максима». Еще с гражданской. Один из местного музея. Два ящика гранат. Командирам выдали наганы. У вас, кстати, есть оружие?
— Есть, в чемодане.
— Война, майор, война, — укоризненно покачал грубо слепленной головой подполковник.
— Я только что с поезда…
— Все мы только что с поезда. Ну да ладно. Тогда на этом — все. Остальное — на месте. Еще вопросы?
— Как лучше добираться до места назначения? Через Оршу или как-то напрямик?
— Лучше через Оршу. Но должен предупредить: Оршу бомбят. От Орши повернете на юг. Вся дорога примерно двести километров. Если выедете утром, к вечеру доберетесь. Это крайний срок. Еще вопросы?
— Нет вопросов.
— Тогда — ни пуха, как говорится, ни пера.
— К черту!
До Копыси, действительно, добрались только к вечеру. Ближе к Орше над головой с промежутками не более часа появлялись немецкие пикирующие бомбардировщики, которых Матов, например, как и многие другие, не ожидал увидеть так далеко от границы, хотя следы бомбежки стали попадаться на полпути между Смоленском и Оршей. Хорошо, нашелся среди командиров человек, уже побывавший под бомбами. Им оказался старший лейтенант Проталин. Он ехал в кузове передней машины и первым то ли услыхал, то ли увидел немецкие самолеты и, не взирая на то, что командовал группой майор Матов, сидевший в кабине, свесился к водителю и приказал свернуть в лес — тем и спаслись от неминуемого разгрома.
— Извините, товарищ майор, — оправдывался Проталин, поднимаясь с земли и отряхиваясь. — Объяснять было некогда.
— Ничего, — дружелюбно улыбнулся Матов. И пошутил: — В следующий раз, однако, прошу докладывать в письменной форме: так, мол, и так, самолеты и все прочее, надо бы свернуть и полежать на травке.
— А постфактум нельзя такую реляцию написать в порядке оправдания за несоблюдение субординации?
— Валяйте, если охота. — И уже серьезно: — Вы где до этого служили?
— В сто сорок шестой пехотной дивизии, в двести четырнадцатом полку. Командовал ротой. Был послан в командировку, в Смоленск. Должен был получить автоматы для своей роты. Был такой приказ: каждому полку роту автоматчиков. Со мной четверо красноармейцев. Они и здесь со мной.
— Получили?
— Какой там! Я приехал двадцать второго, уже в дороге услыхал по радио: «Война!» Пришел на склад, а там приказ сверху: никому и ничего! Я туда, я сюда — без толку. Все начальство стоит на ушах, всем не до меня, оружие выдают только маршевым ротам. Звоню в полк — нет связи. В дивизию — то же самое. Возвращаться назад ни с чем — невыполнение приказа. Сидеть и ждать, когда дойдет до меня очередь — посчитают за дезертира. Дошел до генерала, тот объяснил мне положение, самолично подписал командировку и отправил назад. А назад уже некуда… Говорят, под Минском наши дерутся в окружении? — спросил Проталин, с надеждой глядя на Матова. — Неужели правда?
— Правда, — подтвердил Матов и предупредил: — Но об этом пока ни слова.
— Понятно.
— И вот еще что. Возьмите команду над этой ротой в свои руки. Подберите командиров из того, что мы имеем. Но не злоупотребляйте. Не исключено, что все эти лейтенанты тоже пойдут на роты. Кто знает, что ждет нас в этом Копысе.
— Ясно.
И все-таки неподалеку от Копыси пара «мессеров» застигла их маленькую колонну врасплох: атаковали сзади, стреляя из пушек и пулеметов. Результат: двое убитых и пять человек раненых.