— Хорошо, а кого-нибудь оставили наблюдать за мотоциклистами?
— А как же, товарищ майор. Двух человек оставил. Разрешите взять отделение, товарищ майор. Я этих немцев…
— Отставить! Возвращайтесь к своим людям. Наблюдайте, готовьтесь. И никакой самодеятельности. И в следующий раз с донесением присылайте красноармейца. Командир должен командовать и контролировать поведение противника.
— Есть, товарищ майор.
— Кстати, чему вы так обрадовались, лейтенант?
— Так надоело загорать, товарищ майор, когда все воюют. Руки чешутся.
— У вас еще будет время почесать свои руки. Идите, лейтенант. Про немецких мотоциклистов и где они сейчас находятся, подробно расскажите старшине Степанову. На тот берег переправитесь с его отделением. И еще раз напоминаю вам о порядке минирования: мины ставьте на большом расстоянии друг от друга. Поставите парочку, через пятьсот-шестьсот метров еще пару. И таким образом, чтобы танки обязательно на них наезжали. Используйте для этого рельеф местности, теснины между большими деревьями. Думайте, одним словом.
Едва лейтенант вышел, Матов велел позвать к нему командира разведчиков старшину Степанова и приказал ему заняться немецкими мотоциклистами.
— Но учтите, старшина, у них не менее трех-четырех пулеметов, да и вояки они бывалые. Будьте предельно внимательны и осторожны. Приведёте хотя бы двух пленных — уже хорошо. Нам позарез нужны «языки». Нам нужно знать, что за части вышли к Днепру с той стороны, откуда прибыли, какие у них намерения. Действуйте, старшина.
— Может, оставить их в покое? — засомневался капитан Янский. — Пусть думают, что мы о них ничего не знаем.
— А какая нам от этого выгода? — спросил Матов. — Никакой. Знаем мы или нет, а немец уже напротив нас. Он наверняка знает не только о существовании переправы, но и о том, какие силы ее обороняют.
— Вы имеете в виду Загорулько?
— Именно. Но не только его, но и самолеты-разведчики. Так что, действуйте, старшина. И сами не нарвитесь на засаду.
Закончив совещание. Матов отпустил командиров, приказав несколько раз прогнать людей от окопов к лесу и обратно, чтобы не было ни толчеи, ни паники, а затем продолжить обучение бойцов и тактике оборонительного боя.
Когда в землянке остались лишь начальник штаба да комиссар, Матов обратился к Янскому, переходя с ним на «ты»:
— Вот что, Аркадий Валентинович, составь-ка по всей форме донесение о нашем батальоне и еще о том, что нами обнаружено крупное танковое подразделение противника, и сам же поезжай в Копысь. Выясни там, когда подойдет дивизия и начнет занимать позиции. Возьми полуторку: на обратном пути захватишь обещанные каски. Еще возьми с собой человек пять бойцов с ручным пулеметом. Не исключено, что немецкие разведгруппы рыщут у нас в тылу. Как бы тебе не угодить к ним в лапы.
— Может, дождаться разведчиков? Может, они «языка» притащат…
— Нечего их ждать. Еще неизвестно, как они справятся с мотоциклистами. А командованию важнее знать о сосредоточении танков в нашем районе как можно раньше. Тут каждая минута дорога. А будут «языки», отошлем «языков». И еще: слева от нас, но ближе к Копыси, занимает позиции какой-то батальон. Заскочи к ним и передай о предполагаемом движении немецких механизированных колонн в нашем направлении.
— Непременно, товарищ майор. Но зачем мне пять человек, да еще с пулеметом? Поеду один. С шофером. Тут и ехать-то минут пятнадцать-двадцать. Матвеичев чуть ли ни каждый день ездит в Копысь на мотоцикле — и ничего, бог милует. Так что и мы проскочим.
— Ну, смотри, как бы потом не пожалеть.
Глава 7
Через час Янский выехал в Копысь. На полпути, там, где дорога спускается в лощину, по дну которой течет ручей с очень студеной водой, от которой ломит зубы, Янский заметил на обочине двух красноармейцев. Один из них был явно ранен: он сидел на траве, в изнеможении откинувшись на огромный гранитный валун, другой перевязывал бинтом его голову. Завидев машину, перевязывающий встал, поднял руку, замахал ею, прося остановиться.
— Остановитесь, — велел капитан Янский шоферу.
— А вдруг… — начал было шофер, но Янский возмущенно перебил его:
— Какой вдруг! Видишь — наши?
Машина встала, не доезжая двух шагов до раненого.
— Что случилось? — спросил Янский, открывая дверцу машины и ставя ногу на подножку.
— Немцы! — воскликнул красноармеец, перевязывающий своего товарища. Он был высок ростом, широкоплеч, с мужественным открытым лицом и холодными глазами.
— Какие еще немцы? — удивился капитан.
— Да самые настоящие, товарищ капитан! В форме. Идут по дороге… Ну, мы, естественно, «стой!», а они стрелять. Вот сволочи! — воскликнул красноармеец. И попросил: — Не подвезете до Копыси, товарищ капитан? А то товарищ мой много крови потерял.
— Подвезем! Конечно, подвезем! Ходить-то ваш товарищ может?
— Помочь бы ему: сам он в кузов не заберется.
— Зачем же в кузов! — воскликнул Янский. — Давайте его в кабину. Лепехин, помоги! — распорядился Янский, соскакивая на землю.
Лепехин неохотно открыл дверцу, держась за нее, сполз на землю, будто не пускала его какая-то сила, зачем-то потащил за собой карабин, вразвалочку обогнул капот, скептически уставился на раненого…
И тут раненый вдруг выкинул вперед руку, хлопнул пистолетный выстрел, Лепехин дернулся, выронил карабин, стал заваливаться на капот, цепляясь за него руками. Не успел капитан Янский опомниться, как был оглушен, прижат к земле и связан.
Старшина Степанов переправился со своим отделением через Днепр на лодках и повел разведчиков кружным путем к тому месту, где лейтенант Брылев оставил двоих бойцов для наблюдения за немецкими мотоциклистами. Лишь через два часа плутаний по буреломам и оврагам они вышли к дороге, а далее к месту, следуя по рубчатым следам колес, но никого на месте не застали — ни немцев, ни наших наблюдателей. Зато следы рассказали старшине, что здесь произошло не далее как два-три часа назад.
Видать, немцы засекли наших неопытных наблюдателей, подобрались к ним сзади, одного закололи ножом сразу же, другого скрутили и приволокли в свой лагерь, устроенный в неглубоком распадке, окруженном со всех сторон молодыми соснами и елями. Судя по следам крови, пленного пытали. Это же подтвердили и трупы, найденные в зарослях березняка в полусотне метров отсюда. Первый красноармеец, действительно, был убит сразу: и лицо его было чистым, и глаза изумленно открытыми. Второй же был истерзан: волосы на голове сожжены, глаза выколоты, нос и уши отрезаны. Добились ли немцы чего-нибудь от молодого бойца, сказать трудно, но сопротивлялся он им до последнего вздоха — это было несомненным.
Наконец следы привели разведчиков к самому берегу, спустились по травянистому склону к воде, — вернее, к лужам, оставшимся после обмеления реки, в которых суетилась рыбья молодь, — и, отпечатав отчетливый рисунок протекторов на песке, пропали в густых зарослях ивняка и осоки на небольшом островке. Судя по всему, немцы были теперь там. Но подойти к ним незаметно — нечего было и думать. Оставалось ждать, когда немцы сами повернут назад. Либо дожидаться ночи.
Вот только странным показалось старшине Степанову, что немцы, выяснив, что их обнаружили, не ушли, а продолжили путь, таща свои тяжелые мотоциклы к реке через лес, оставляя кое-как затертые ветками следы, точно приглашая русских следовать за ними. Тут было что-то не так.
И старшина решил рискнуть. Он развернул своих разведчиков в цепь, по-пластунски выдвинул их к берегу, приказав открывать огонь, как только появятся немцы, а сам поднялся по берегу вверх по течению, нарезал веток и, соорудив из них что-то вроде копны, сунул внутрь свою одежду, вошел в воду и тихо поплыл к острову, мимо которого пролегало основное русло реки. Он зацепился за корни краснотала и, перебирая их руками, передвигаясь вдоль острова буквально по сантиметрам, вскоре сквозь заросли разглядел стоящие на небольшой поляне мотоциклы, едва прикрытые ветками. Но сколько ни вглядывался, не обнаружил возле них ни одной живой души.
«Ну, господи, благослови», — подумал старшина, и выполз на берег, держа в одной руке нож, в другой пистолет.
Действительно, остров был пуст. Но что-то опасное исходило от того, как тесно, один к одному, образуя что-то вроде шестиконечной звезды, стояли мотоциклы, люльки их были накрыты чехлами, из-под которых торчали стволы пулеметов. Продвигаясь осторожно и шаря по траве руками, Степанов обнаружил тонкий телефонный провод зеленого цвета, привязанный к кусту на высоте лодыжки одним концом, а другим уходящий под чехол. И от других мотоциклов к кустам были протянуты такие же провода.
Старшина проследил один из них до мотоциклетной люльки, осторожно отогнул брезент и обнаружил, что провод ведет к кольцу гранаты, закрепленной в пулеметном гнезде: зацепись за такой проводок — кольцо вон, через семь секунд взрыв. Немцы настолько поверили, что русские сюда не придут, а если и придут, то их сюрприз непременно сработает, что даже не сняли с пулеметов затворы. Не иначе как рассчитывали вернуться сюда и забрать свои мотоциклы. Но уже со стороны реки, к которой вели следы.
Но куда же делись сами немцы? И тут, вглядываясь в противоположный берег, старшина заметил две широкие просеки в камышах, явно свежие и явно оставленные надувными лодками. Либо плоскодонками. А поскольку сломанные стебли камыша загнуты в сторону берега, то лодки все еще там.
Обезвредив сюрпризы, старшина, подражая крику зимородка, позвал на остров своих разведчиков. Пока одни снимали пулеметы, двое разделись и поплыли на ту сторону. Благо Днепр был в этих местах не шибко широк. Вскоре оттуда посигналили: да, лодки здесь. Три штуки.
Менее чем через час все отделение разведчиков было на той стороне, затаилось и стало ждать возвращения хозяев надувных лодок. А в камышах, свернув голову набок и утопив лицо в воду, лежал немецкий часовой, оставленный охранять лодки. Его подвела беспечность и тучи комаров и слеп