— Слышали? — спросил Жуков у стоящих рядом генералов.
Дернулся Ватутин.
— Я должен пояснить, Георгий Константинович, — начал было он, но Жуков рубящим движением руки заставил его замолчать.
— Пояснения и оправдания — это потом. А теперь давайте принимать срочные меры.
Решено было собрать всю наличную бронетехнику, какую только можно, и артиллерию из Первой и Пятой гвардейских танковых армий и отдельных корпусов и нанести удар во фланг наступающей немецкой группировке, перекрыв дороги питания войск противника, тем самым заставив его прекратить наступление на Прохоровку с целью окружения действующих против них советских армий и, в конечном счете, вынудить их отходить на исходные позиции. О том, чтобы разгромить, а тем более уничтожить танковую армию генерала Гота, речи уже не было.
Глава 26
Подполковник Матов со второй половины дня 12 июля находился безвылазно при штабе 48-го стрелкового корпуса, которым командовал генерал-майор Рогозный. И оказался он здесь после того, как представился командующему 69-й армии генералу Крюченкину. Тот хмуро выслушал генштабиста, пожевал губами и произнес:
— С полковником Нечипуренко мы сработались. Надеюсь, сработаемся и с вами, подполковник… Или у вас на этот счет имеется другое мнение? — после паузы спросил он, недоверчиво сощурившись, почти с угрозой.
— Меня направили в вашу армию работать, товарищ генерал-лейтенант. Срабатываться не входит в мою задачу.
— Ну-ну, поглядим, — буркнул Крюченкин, и худое лицо его, с глубокими морщинами от носа к подбородку, брезгливо выпяченная нижняя губа, низкий лоб, то и дело складывающийся гармошкой, досказали Матову все остальное: он, генерал Крюченкин, никому не верит, потому что все только и знают, что надзирать и подсиживать, а он тут бьется, не имея ни танков, ни артиллерии, ни боеприпасов, ни обученных рядовых и командиров среднего звена, ни одного толкового командира корпуса или дивизии, без поддержки авиации — вообще без всякой поддержки с чьей либо стороны, и при этом от него требуют невозможного, а все неудачи непременно свалят на него же.
— Писать кляузы всякий может, а вы попробуйте, подполковник, влезть в шкуру хотя бы командира полка, который уже восьмые сутки не вылазит с передовой, тогда бы сразу запели по-другому. Или кишка тонка?
— Я выполняю приказ своего начальства, товарищ генерал, — ответил Матов, не опуская глаз под прицельным прищуром генерала Крюченкина. — Если мне прикажут возглавить полк, я приму этот приказ с удовольствием, — вытянулся Матов и даже прищелкнул каблуками начищенных до блеска сапог.
Генерал Крюченкин неодобрительно, почти с омерзением глянул на сапоги генштабиста, затем на свои, покрытые толстым слоем пыли, еще больше оттопырил нижнюю губу.
— К сожалению, подполковник, я не имею права приказывать офицерам Генштаба. Между тем в 48-м корпусе у генерала Рогозного штабная работа налажена… э-э… мягко говоря, неудовлетворительно. Я предпочел бы, чтобы вы находились именно там: и вам в удовольствие, и мне спокойнее.
— Я не возражаю, товарищ генерал. Но меня к вам послал маршал Василевский…
— А коли он самолично направил вас ко мне, — перебил Матова генерал, — то я имею, так сказать, полное моральное право рекомендовать вам отправиться в 48-й корпус. А с вашим начальством я этот вопрос улажу — можете быть спокойны.
— Разрешите выполнять вашу рекомендацию, товарищ генерал-лейтенант?
— Валяйте. А я прослежу, что вы там и как.
Генерал Рогозный, с которым Матов успел познакомиться в штабе армии в ожидании генерала Крюченкина, встретил Матова легкой усмешкой и настороженным взглядом исподлобья.
— А-а, это вы, подполковник, — произнес он, оторвавшись от блокнота, в котором что-то писал. Вырвав листок, отдал его юному офицеру в танкистском комбинезоне, пожелал:
— Постарайтесь найти штаб дивизии и вернуться назад. И передайте начштаба, чтобы через каждые два часа присылал посыльного с донесением.
Лейтенант неуклюже пристукнул каблуками, повернулся кругом и побежал к ожидающему его мотоциклу.
— Вот такая у нас связь, Николай Анатольевич, — продолжил генерал с едва заметной картавостью. — Противник буквально давит наши радиостанции артиллерией и авиацией, лишая нас связи. А наши радисты часто лупят открытым текстом. А почему, спрошу я вас? А потому, что растерявшемуся начальнику некогда ждать, пока его приказ зашифруют, отстучат на ключе, на месте расшифруют, тоже отстучат, здесь примут… Короче говоря, сказка про белого бычка! Впрочем, вы и сами все знаете. — Генерал нахмурился, видимо, пожалев о своем многословии. Затем перешел к делу: — Мне уже сообщили о том, что вы направлены к нам в помощь. Что ж, в помощь так в помощь. В чем, по-вашему, она должна выражаться? — и глянул на Матова с интересом к человеку, попавшему в неловкое положение.
— Прошу вас, Зиновий Захарович, использовать меня по своему усмотрению.
— Что ж, и на том спасибо. Для начала помогите моему начальнику штаба наладить отчетность: мой начальник штаба человек опытный, но у большинства его офицеров опыта нет, ему приходится тянуть за всех, из-за этого мы подводим командование. Да и самих себя.
И подполковник Матов приступил к выполнению новых обязанностей.
Действительно, штаб 48-го стрелкового корпуса был создан всего лишь месяц назад, собирали в него офицеров откуда только можно, многие вообще никогда не служили в штабах, иные, призванные из запаса, не имели никакой практики управления войсками в боевых условиях и зачастую не знали, как выполнять те или иные приказы командования. Матову приходилось каждому из них в деталях объяснять то, что известно даже командиру взвода, недавно закончившему училище, но объяснения его с трудом доходили до сознания людей, которые скорее чувствовали, чем знали наверняка, что немец жмет на флангах, пытаясь окружить корпус, что вряд ли кто-то из них сумеет вырваться из мешка, контуры которого все более отчетливо проявляются на штабных картах.
И действительно, все шло к этому. В отличие от района, где с утра началась контратака 5-й танковой армии генерала Ротмистрова против Четвертой танковой армии генерала Гота, на острие которой наступал Второй танковый корпус СС, в междуречье Северского и Липового Донцов, где дрались дивизии 69-й армии Крюченкина, в направлении Прохоровки с юго-востока наступала немецкая армейская группа «Кемпф», в состав которой входили два танковых корпуса и две-три пехотные дивизии, превосходившие противостоящие им наши войска по численности солдат и офицеров, по количеству танков и артиллерии, а главное — по боевому опыту, профессиональному умению, отлаженному взаимодействию всех родов войск. Утром 13 июля одна из танковых дивизий этой группы, совершив неожиданный маневр, форсировала реку Северский Донец и двинулась навстречу танковым дивизиям СС. Как планировалось в штабе фельдмаршала Манштейна, обе группировки должны соединиться у Прохоровки, окружив противостоящие им советские войска, ослабленные предыдущими боями. И хотя Гитлер, вполне осознавший, что задуманная им грандиозная операция «Цитадель» на Курской дуге провалилась, и уже 10 июля отдал приказ на возвращение своих войск на исходные позиции, Манштейну необходимо было обеспечить это возвращение таким образом, чтобы не позволить русским ударить им в спину и по флангам. Окружение и уничтожение хотя бы одного 48-го корпуса, занимавшего весьма удобную позицию для такого удара, фельдмаршала вполне бы устроил, и он, как заправский шахматист, стремящийся к ничьей в проигранной партии, маневрировал на тесном пространстве своими полками и дивизиями, которые, создавая преимущество то в одном, то в другом месте, прорывались глубоко в тылы русских, заставляли их тратить свои резервы, которые готовились совсем для других целей.
Утром вчерашнего дня и здесь, в междуречье, в атаку на немецкие позиции шли стрелковые батальоны при поддержке танков, и тоже с задачей вернуть утраченные вчера территории, но эти атаки планировались Ватутиным как вспомогательные, чтобы не дать противнику перебросить свои силы туда, где наносился главный удар. Как и западнее Прохоровки, здесь тоже наступавшие стрелковые батальоны встретили хорошо организованную оборону противника, и успеха их многочисленные атаки практически не имели. Между тем командующий фронтом генерал Ватутин требовал от командующих армиями и корпусами атаки не только не прекращать, но усиливать, привлекая к ним все имеющиеся силы и средства, заверяя, что у них в тылу скапливаются новые корпуса, привлеченные из Степного фронта, которые вот-вот нанесут удар по флангам противника. Увы, и сил и средств у обороняющихся оставалось все меньше и меньше, их не хватало даже для того, чтобы удерживать занимаемые позиции, а новые корпуса следовали к пунктам назначения пешком, подвергаясь беспрерывным бомбежкам немецкой авиации.
Во всем этом подполковник Матов разобрался довольно быстро. Как и в том, что корпус генерала Рогозного уже не способен к активным действиям. И когда спросил у командира корпуса о его планах, генерал долго молчал, затем, как всегда, исподлобья глянув на прикомандированного к нему штабиста, ответил, пожав плечами:
— Тут, по-моему, и без моего ответа вам должно быть ясно, что мы можем продержаться не более двух-трех дней. Тем более что прикрывающие наши фланги войска Пятой танковой, лишившиеся почти всех своих танков, то и дело отходят, не выдерживая давления противника. При этом, заметьте, они, как правило, не ставят нас в известность о своих великолепных маневрах. Противник, естественно, этим пользуется. Следовательно? Следовательно, мы должны успеть проскочить в ту горловину намечающегося мешка, которая еще не затянулась окончательно. А вы как считаете?
— Я целиком и полностью согласен с вашей позицией, товарищ генерал, — ответил Матов. — И полагаю, что отход дивизий корпуса надо начинать готовить немедленно. Более того, спрямление фронта позволит дивизиям вашего корпуса уплотнить оборону. Меня смущает лишь тот факт, что командующий фронтом против такого шага.