Пленум ЦК, прошедший сразу после съезда, закрепил позиции большинства в центральных органах. В Оргбюро от оппозиции не прошел никто, в Секретариате оказалась одна Николаева (Крупскую, как я и опасался, не избрали). Сами Зиновьев с Каменевым остались в Политбюро, но были переведены в кандидаты.
Еще в ходе съезда надежные делегаты и члены ЦК начали работу в Ленинграде, благо, что съезд там и проводился, – прошли митинги и собрания на целом ряде крупных заводов. Решения съезда формально поддержали все, но вот добиться организационных перемен в ленинградской парторганизации оказалось значительно сложнее. Тем не менее, оппозиционную верхушку Ленинградского губкома, горкома и городских райкомов значительно проредили, а С.М.Киров, как и в моей истории, заменил Зиновьева на всех постах – и в горкоме, и в губкоме, и в Северо-Западном бюро ЦК. Вскоре Л.Б.Каменев лишился поста председателя СТО, будучи назначен на должность наркома внутренней торговли (объединенного наркомата внутренней и внешней торговли, как в известном мне варианте истории, здесь не создавали). Председателем же СТО стал Рыков.
Теперь для меня главным, не решенным пока еще вопросом было то, во что конкретное выльются директивы ЦК по составлению перспективного плана индустриализации страны. Конечно, мои соображения у Дзержинского есть. Но Дзержинский, при всем его авторитете, это еще не весь ВСНХ. А ведь кроме ВСНХ есть еще Госплан, СТО, Наркомфин и Госбанк, НКПС, Наркомзем, Наркомвнешторг и Наркомторг, Центросоюз… Есть, кроме того, немало партийных деятелей, которые двери в Совнарком ногой открывают – и у всех свои интересы. Но главным техническим звеном будет, конечно, Госплан. Вот с его президиумом и надо будет в первую очередь налаживать отношения. Для этого намечаемое (с моей подачи) всесоюзное совещание работников центральных плановых органов будет как раз к месту.
Пока еще до совещания оставалось немало времени, надо было, не затягивая с его организацией, держать на контроле осуществление тех инициатив, которым я уже успел дать ход. Две из них продвигались пока более или менее успешно, а вот по третьей меня ждал провал, причем уже повторный. Но – по порядку.
Идея с переходом на заводской хозрасчет нашла даже более широкую поддержку, чем можно было предположить заранее. Идея, что называется, овладела массами, и уже начала жить самостоятельной жизнью, вовлекая в этот процесс фигуры покрупнее, чем ваш покорный слуга. Оставалось лишь позаботиться о том, чтобы по пути из этой идеи не выпали некоторые важные элементы, и прежде всего – обучение руководящего персонала предприятий хотя бы азам экономической грамотности. Уж в калькуляции себестоимости-то мы их должны научить разбираться!
Сколько у меня сгорело нервных клеток, пока документы об организации «Волго-Уральского общества геологоразведки» проходили через Президиум ВСНХ – не сосчитать! Но как-то обошлось. Пропустили. Хотя и задавали неприятные вопросы, но по бумагам у нас там нефтью и не пахло, так что тормозить нас все же не стали. Регистрация в Наркомюсте тоже прошла не слишком гладко – заставили переделывать устав, найдя, к чему придраться. Однако беспокойства это доставило меньше – принципиально вопрос был уже решен, а с юридическими закорючками специалисты разберутся. И вот, после регистрации в Наркомюсте возникло акционерное общество с довольно уродливой аббревиатурой «Волургео». И кто эту гадость в документы вписал – руки бы ему оборвать!
Так как Сергей Миронович из Азербайджана переместился в Ленинград, то его место занял Рухулла Ахундов. Ротация партийных кадров произошла в результате съезда и в Татарской АССР: Морозова сменил Хатаевич. Только в Башкирии Разумов пока оставался на месте. Как повлияет смена руководителей на позицию местных Совнархозов? Предугадать было трудно, но пока палок в колеса никто не ставил, и дела нового акционерного общества катились по заведенной бюрократической колее. Был утвержден состав правления, появились банковские счета, стали составляться сметы, закупаться оборудование, наниматься персонал, составляться планы геологоразведочных работ на весеннее-летний сезон 1926 года.
А вот с идеей дать льготы старателям и артельщикам, как их тогда называли, золотничникам, – полный облом. Уже на уровне Президиума ВСНХ. Правда, в протоколе заседания написали не «отклонить», а «отложить» и «поставить на контроль», назначив ответственным вашего покорного слугу.
Основная претензия со стороны членов Президиума заключалась в том, что проект недостаточно проработан – а именно, не проведено предварительное согласование предложений с Наркомфином, Госбанком, Наркомторгом и Центросоюзом, а так же с губернскими и областными СНХ, которым подчинены золотодобывающие тресты. Эти возражения тут же нарвались на резкую отповедь с моей стороны:
– Полагаю, что мы должны выносить решения исключительно с той точки зрения, пойдут ли предлагаемые шаги на пользу Советской республике. А вот принимать, либо, напротив, отклонять рассматриваемые проекты лишь потому, что они согласованы – или не согласованы – с Наркомфином и Центросоюзом, – это не партийная, а чисто канцелярская, бюрократическая точка зрения!
Спорить с такой постановкой вопроса никто не вызвался, но рожи у некоторых членов Президиума кислые… Другое возражение оказалось посильнее, потому что было облечено, как и моя отповедь, в правильную идеологическую оболочку. С этим аргументом вылез Пятаков, – видимо, и в силу своих «левых» убеждений, и припомнив мне споры на прежних заседаниях Президиума ВСНХ.
– Товарищ Осецкий все никак не может излечиться от пылкой любви к частнику. Партия ставит перед нами задачи по вытеснению частного капитала, а тут, видите ли, надо частнику целую кучу льгот предоставить, ибо получается, что пропадем мы без частника! – саркастически заявил Георгий Леонидович. – Причем надежды на частника возлагаются не в производстве каких-нибудь галстуков или тележных колес, а в таком наиважнейшем деле государственной важности, каким является золотодобыча. Нет, я решительно отказываюсь это понимать!
Пересказывать весь бурный обмен мнениями не буду. О решении Президиума уже было сказано. А вот после заседания меня пригласил в свой кабинет Дзержинский. Несколько томительных секунд длилась пауза. Феликс Эдмундович смотрел куда-то в сторону, видимо, погруженный в свои мысли. Затем он повернул лицо ко мне и спросил:
– Вы поняли, почему я не поддержал ваше предложение? Потому, что оно действительно не проработано.
– Но как же, ведь представлены все необходимые расчеты, – пытаюсь оправдаться в его глазах. – Что же до согласований…
– Не в согласованиях дело! – прерывает меня председатель ВСНХ. – Во-первых, вы не смогли представить убедительных обоснований, что немалые затраты по обеспечению льгот действительно дадут прирост сдачи золота государству. Во-вторых, вы не смогли убедительно показать, стоит ли игра свеч. Объем старательской добычи золота невелик, и не больше ли прирост мы получим, потратив средства на механизацию добычи в гострестах? И, в-третьих, почему вы предлагаете предоставить преимущества частным старателям и артелям, а для рабочих государственного сектора подобных же льгот не предусматриваете?
Да, мое начальство, как всегда, смотрит широко и на перспективу. Если двигать предложение о льготах на уровень Совнаркома, то надо подкрепить его всеми аргументами, какими только возможно. Так, и что же я могу ответить Феликсу Эдмундовичу?
– Полагаю, на местах могут вернее оценить, какие именно льготы и в каком объеме дадут рост притока старательского золота на заготовительные пункты. Поэтому немедленно отправляю соответствующие запросы в наш трест Дальзолото Дальпромбюро ВСНХ и в местные золотодобывающие тресты: Уралзолото, Башкирский горный трест, Казвосзолото, Каззапзолото, Лензолото, Енисейзолото, Якзолтрест, Алданзолото и прииски Дальбанка, – уф, кажется, ничего не забыл? – У них старательское золото между пальцев утекает, мимо золото-скупочных пунктов в руки контрабандистов. Уж мне ли об этом не знать? Зря, что ли, огреб кучу неприятностей после работы в комиссии ЦКК-РКИ по борьбе с контрабандой на Дальнем Востоке?
Феликс Эдмундович не прерывает, смотрит, пожалуй, заинтересованно, поэтому продолжаю:
– Что касается значения старательской добычи, то она сейчас составляет около 60%. И именно эта львиная доля большей частью не попадает в руки государства! – начинаю понемногу горячиться и повышать голос. Надо остыть. После короткой паузы начинаю говорить поспокойнее: – Наращивание механизированный добычи – правильный путь, но капитальные вложения для этого нужны гораздо больше, чем на льготы старателям и артелям. Но даже и тогда, когда мы механизируем добычу, не менее четверти придется на небольшие бедные россыпи, которые выгодно разрабатывать только старательским способом.
– И последнее. По поводу льгот работникам государственных золотодобывающих предприятий. Вы правы, этот момент я не прояснил, – ну, что тут попишешь? Что упустил, то упустил, надо исправляться. – Правда, значительная часть льгот членам артелей и индивидуальным старателям, работающим по договорам или по допускам государственных приисковых предприятий, как раз и состоит в распространении на них тех льгот, которые уже имеют рабочие госсектора. Но вот льготы по сельхозналогу и трудгужповинности для них и членов их семей тоже надо ввести. Да и льготный порядок снабжения через специальные кооперативные лавки в зависимости от объема сданного золота следует распространить и на рабочих государственных приисков, – кажется, все. Сказать мне больше нечего. Вопросительно смотрю на Дзержинского.
– Вот когда все эти вопросы конкретно проработаете, я вас поддержу, – с поощрительной улыбкой говорит председатель ВСНХ. – И по льготам, и по повышению скупочной цены золота, и по особому порядку снабжения золотничников. А так вы поторопились, и дали повод чрезмерно осторожным товарищам под предлогом несогласованности предложения отложить его. Хорошо, что категорически не задробили. Золота нам нужно много, куда как больше, чем получается добыть сейчас. Но все же с вашим увлечением частником, как мне представляется, вы теряете верный взгляд на стратегию развития золотопромышленности.